схватить хотя бы одну. Но они разлетались в стороны, даже не дав к себе приблизиться.

Цекай снова дернула рукой, но это движение вспугнуло ее странный сон. Она с удивлением посмотрела вокруг. Она лежала на деревянном полу в каком-то темном месте. Вокруг были стены, а над ней нависла крыша, часть которой терялась в полумраке. Цекай нахмурилась, но от этого голова взорвалась болью, и она недовольно заворчала.

Она лежала в какой-то очень неудобной позе. Ноги, словно шнурки от ботинок, запутались в узле, волосы прилипли к лицу, а отдельные маленькие прядки настойчиво лезли в рот и нос. Глаза саднило, словно их долго терли руками. Неприятно ныла правая лодыжка, а руки были стянуты за спину и там крепко связаны какой-то веревкой, которая обвивала их от локтя до самых кистей, скручивая их в кулаки, которые невозможно было разжать.

Цекай слегка подняла голову, опасаясь, что та опять станет болеть. Щека отлипла от пола, а на ней, судя по ощущениям, уже успел отпечататься его рельеф. Взгляд рассеянно переходил от одного предмета к другому, пока девушка не посмотрела решительно вперед. Трудно было что-то рассмотреть, зато было слышно, как рядом перекатывается какая-то палка. Это мало о чем говорило…

Нужно встать и посмотреть, где я… Цекай попробовала сесть, но голова закружилась, и она мгновенно передумала. Девушка опять нахмурилась, пытаясь понять, что же происходит, но светлячки-мысли все еще летали в голове, хотя постепенно садились на травинки воспоминаний.

Цекай, перечислив все человеческие ругательства, которые знала, мужественно перевернулась на спину, и все тело, словно крича, откликнулась острой болью. Девушка закрыла глаза, но вместо того, чтобы вспомнить, что с ней произошло, провалилась в беспамятство.

Трудно было сказать, сколько оно длилось, запомнилось только одно: бесконечное качание, которое иногда успокаивало, но чаще раздражало. Цекай привыкла ездить на единорогах, и ей нравилось медленно подпрыгивать вместе с ними, но сейчас было что-то иное, что ее отвлекало. Вокруг было холодно и жарко одновременно, а все тело болело, от этого девушка что-то недовольно ворчала, а потом слегка дергалась, но тогда только сильнее ныла нога…

Постепенно странное состояние опять обернулось сном, болезненным и тяжелым. Он был похож на большую шубу, под которой были спрятаны шипы. Шуба лежала на Цекай и давила на нее своим душным весом, и от этого из нее вылезали острые иголки, больно колющие кожу.

Цекай дернулась во сне и что-то простонала, а потом снова уснула… Ей снилось что-то еще, но она не могла это запомнить, как ни старалась ухватиться за край сновидения. Ей хотелось прижаться к чему-то теплому и мягкому или просто укрыться одеялом. Но только слышно было, что где-то завывает ветер, прохладный и неприятный.

Неожиданно у нее возникло странное видение. Она была еще совсем маленькой и сидела рядом с мамой на скамейке в парке, который Цекай прекрасно помнила.

— Мамочка, — спросила у нее Цекай. — Почему Светотень такая злая? Почему она убивает всех? А?

— Она не злая, — покачала головой мама. — Я не хочу, чтобы ты так говорила о силанцах. Они не злые и не добрые, они живые. Возможно, у нее просто есть идея, которую она хочет донести до других.

— Но зачем ей для этого убивать? Зачем уничтожать целые города и села?

— Но, дорогая, чтобы построить новый и красивый дом, нужно снести старый, — улыбнулась мама.

— Значит, ты думаешь, что она права?!

— Нет. Я с ней не согласна. Какая мать захочет, чтобы убивали детей? Я просто могу понять ее, в какой-то степени.

— А я нет, — упрямо заметила Цекай.

— Но ты же еще маленькая! — заметила мама, ласково ткнув ее пальцем в носик.

— Нет! — Цекай недовольно надула щечки. — Я взрослая! И я знаю, что она неправа.

Лицо мамы вмиг стало серьезным.

— Это твое убеждение! Всегда имей свое убеждение и борись за него!

— Но я не хочу убивать! — воскликнула Цекай.

— Конечно, нет! Этого не нужно делать, но ты должна бороться за то, во что веришь. Светотень борется, но если ты с ней не согласна, ты должна быть против нее и сражаться.

Девушка вздрогнула и снова проснулась. Лицо мамы, явившееся ей во сне, словно развеяло пелену, окутавшую ее разум. Теперь она более трезвыми глазами посмотрела на то, что ее окружало. Это место было очень похоже на комнату в доме, который словно был заброшен много лет. На одной из стен было окно, за которым наступал вечер.

Хотя Цекай казалось, что сейчас поздняя ночь, спать она не хотела, но глаза у нее слипались, и все тело отказывалось двигаться. Дремать было неприятно и больно, поэтому девушка заставила себя еще шире раскрыть глаза.

Лежа на спине, она собирала воедино свои воспоминания и мысли, словно человек, собирающий свои вещи в доме после ограбления, с замиранием сердца пытаясь понять, что пропало. Цекай была уверена, что все мысли при ней, но то, что они были в полном беспорядке, ее сильно злило.

Прошло достаточно времени, когда Цекай смогла-таки наконец расставить все по местам, и произошедшее предстало перед ней в ужасном обличии: она находится неизвестно где и неизвестно зачем… Грауд! Девушка в панике оглянулась по сторонам. Она не знала, что случилось с единорогом и жив ли он вообще. А остальные? Знают ли они, что меня нет в Берргири? А Ейленстан? Цекай судорожно вздохнула, не понимая, что теперь делать.

Вокруг стояла тишина, только какие-то птички чирикали в небе. Цекай хотела подняться, но услышала шаги у себя за спиной и сообразила, что лучше всего притвориться спящей. Она прикрыла глаза и опустила голову на пол.

Где-то за ней со скрипом распахнулась дверь. Вошла какая-то женщина. Она обошла лежащую Цекай и