Варя решительно подошла к надзирательнице.

– Вы не смеете бить арестованных, – заявила она возмущённо.

Тюремщица зло сощурилась.

– А ты кто такая, чтобы свои порядки здесь наводить?

– Я знаю законы, – ответила Варя, – и Вы ответите за произвол.

– Законница, значит? – ухмыльнулась надзирательница и наотмашь ударила Варю широкой тяжёлой ладонью. – Вот тебе, получай по закону! А чтоб не совала свой нос куда не следует – получай ещё!

Но второй раз ударить Варю она не успела. Завидова впилась ногтями в лицо надзирательнице, затем боднула головой в подбородок и сбила с ног. Как только надзирательница грохнулась, узницы набросились на неё, начали бить, топтать ногами. Ярость женщин была беспредельной. Казалось, они были готовы разорвать извивающуюся на полу тюремщицу. Варя поняла, что начался самосуд, и ринулась на выручку избиваемой.

– Остановитесь! Остановитесь! – взывала Варя, расталкивая женщин. Перед её глазами мелькали разгоряченные, перекошенные злобой лица. Кто-то отшвырнул её в сторону и крикнул:

– Не лезь! Не мешай!

Надзирательнице всё же удалось как-то вывернуться. На четвереньках она добралась до двери, вскочила на ноги и пустилась наутёк по коридору. А к взбунтовавшейся камере уже мчался сам начальник тюрьмы в сопровождении пятерых дюжих надзирателей.

– Это что за безобразие?! – заорал он с порога камеры. – Бунтовать задумали, сволочи? А ну сейчас по местам!

Надзиратели оттеснили женщин к нарам. Тех, кто не подчинялся, бесцеремонно швыряли на пол.

Надзирательница вернулась с разбитым носом и измазанным кровью лицом.

– Кто зачинщица? – обратился к ней начальник тюрьмы.

Надзирательница ткнула пальцем в Варю.

– Вот эта!

Вперёд вышла Завидова.

– И совсем не она. Я изуродовала рожу этой кобыле. Жаль, что вырвалась, а то бы лежать ей рядом с Тузихой.

Начальник тюрьмы не знал, что делать.

– Не дури, Маня, – проговорил он убеждающе. – Зачем на себя вину берёшь?

Завидова обожгла его ненавидящим взглядом.

– А ты не выгораживай меня, господин начальник. Говорю, я начала значит так и есть. Всех бы Вас, палачей окаянных, загрызть, чтоб не измывались над людьми.

– Молчи, сумасшедшая! – крикнул начальник тюрьмы, пытаясь образумить её, но Завидова, хлестко выругавшись, прошмыгнула мимо него и плюнула в лицо надзирательнице.

– Вот тебе, сука!

Волей-неволей начальнику пришлось применить крутые меры к той, с кем миловался всю ночь.

– Взять её! – бросил он охранникам.

Завидова отчаянно сопротивлялась и в конце концов вырвалась из рук надзирателей, оставив в их руках изорванное платье. Сероглазая, с распущенными длинными золотистыми волосами, разгорячённая борьбой, она стояла посреди камеры. Её красивые груди высоко вздымались при каждом вздохе. Надзиратели растерялись, поглядывали то на неё, то на начальника. «Хороша, стерва»! – думал каждый из них, будто видя перед собой чертовски соблазнительный, но запретный плод.

– Чего глаза пялите? – гаркнул на них начальник тюрьмы. – В карцер её… И эту, – он указал на Варю.

Завидовой скрутили руки и выволокли в коридор. Та же участь постигла и Варю.

В тот же день в карцере Варя объявила голодовку.

По тюрьме поползли слухи, что Тузиха погибла от побоев, вся тюрьма возмущённо загудела. Начальник чувствовал, что назревают события, которые не сулили ему ничего хорошего. Чтобы сбить нарастающую волну возмущения среди заключённых, им сообщили о строгом наказании, которое якобы получила надзирательница за рукоприкладство.

Вскоре по распоряжению прокурора Варя была переведена в одиночку, а начальник тюрьмы, уже по собственной инициативе, поместил с ней Завидову.

На станцию Оредеж поезд отходил с Царскосельского вокзала. День был солнечный, сухой. В поезде стоял дымный запах горящих лесов и торфяных болот. В это засушливое и знойное лето такие пожары случались часто.

Домик, который Варя ежегодно снимала под дачу, располагался неподалёку от реки, был удобен и уютен. Звонарёвы намеревались провести здесь лето, отдохнуть, покупаться в прохладных водах Оредежа, но до июня дача почти всё время пустовала: они побывали здесь всего три раза. Затем обрушилось несчастье – арест Вари. Было уже не до дачи. Краснушкин находился на Волге, в Закатальском полку, и Катя решила выехать с детьми Вариными и своими – на Оредеж, чтобы прожить там до осени.

Одиннадцатого июля, получив три дня отпуска, Звонарёв поехал на дачу. В поезде он обратил внимание