Теперь у нее не осталось надежды и решимости продолжать борьбу. Ее неожиданно вытеснили с привычного места, и она понимала, что больше не сможет туда вернуться.

Королева была к ней добра, когда не грубила и не раздражалась, как это было в старые добрые времена, когда слова или действия Лизен были важны для нее.

Она держалась мягко и внимательно, как будто понимала, что лишила Лизен доверия, которое было для той самым главным в мире.

Когда Лизен начинала суетиться и заботиться о ней, она улыбалась и мило благодарила ее. Но когда баронесса от страха пыталась нанести запретный удар по Альберту, Виктория никак не реагировала на это, и Лизен от этого становилось еще страшнее. Ей уже не удавалось настраивать королеву против мужа. И она стала бояться, как бы не перейти ненароком невидимую грань и не разозлить Викторию окончательно. Такой роскоши она уже не могла себе позволить, потому что понимала, как прекрасно Виктория может обойтись без нее.

За три месяца до рождения ребенка Виктория стала спокойной и такой счастливой, какой не была за всю свою жизнь. Удивительная безмятежность защищала ее от нападок и ненужных ласк. Несколько недель назад она приходила к Лизен, чтобы поговорить с ней, но теперь маленький колокольчик никогда не звонил, приглашая Лизен вернуться в комнату королевы, когда ее покидали фрейлины. Дважды, когда двор отправлялся в Виндзор, она не брала с собой баронессу.

Лизен понимала, кто победил ее. Альберт, казалось, уже проиграл, но неожиданно этот мальчишка смог снова покорить свою жену и оторвать ее от Лизен. Теперь королева искала совета у него, постоянно желала быть рядом с ним и даже сидела у окна и наблюдала, как он прогуливался по парку. Он делал это все реже, потому что Виктории стало тяжело ходить. Когда он впервые присоединился к королеве во время дневной встречи с Мельбурном, у Лизен едва сердце не разорвалось от ревности.

Он стал победителем, а баронесса лежала в постели и плакала, потому что понимала: вскоре настанет время, когда он предложит жене распрощаться с ней. И Виктория не станет с ним спорить. Сегодня парламент принял билль, в котором назначал его регентом нерожденного дитя в случае смерти королевы. Свеча Лизен сильно разгорелась и вдруг потухла.

Время текло медленно. Виктория начала шить приданое для малыша. Вышивая шелком крошечные чепчики, она показывала их Альберту и краснела от удовольствия, . когда он хвалил ее работу. А он хвалил все ее деяния, начиная от детских вещичек до мыслей, высказанных в письме Мельбурну, по поводу кризиса с Турцией. Так странно вспоминать, что они когда-то поссорились из-за этого. Поразительно, почему она так жутко боялась его вмешательства прежде, а сейчас ей ничто не мило, пока он не одобрит. Пальмерстон был тогда прав, когда рассуждал по поводу грядущего восстания против султана.

Египетский паша действительно напал на него, но план Пальмерстона, состоявший в том, чтобы создать альянс для защиты Турции, привел к развитию опасной ситуации. Франция приняла сторону Египта, отказываясь присоединиться к пакту. По мере продвижения армий паши, послышались угрозы о вмешательстве со стороны Франции и на них отвечали угрозами, что Англия станет помогать Турции.

Никто не считал политику Пальмерстона действенной. Альберт приходил от нее в ужас, а лорд М., которому следовало бы предвидеть все заранее и обуздать этого человека… Сейчас ему грозил кризис внутри партии.

– Ты только подумай, – сказала Виктория Альберту, – подумай, что станет, если сейчас мне придется поменять правительство и все-таки примириться с Пилом только потому, что этот одиозный Пальмерстон посмел поставить Англию на грань войны, а кабинет министров – на грань массовой отставки!

Ее поразило, когда Альберт заявил, что администрация тори может оказаться не такой уж плохой, и напрасно ее так боятся. Он охарактеризовал Пила как приятного человека с серьезными идеями и мягко добавил, что следует попытаться избежать катастрофы… Как же она его любила за то, что он старался не волновать ее и думал об ее здоровье. Но его больше волновала вероятность войны с Францией.

Они не могли себе позволить допустить развития серьезного конфликта. А ничем не обоснованные заверения Пальмерстона, что Франция не хочет войны еще больше, чем Англия, совершенно его не успокаивали. Альберт и Виктория вместе просматривали массу корреспонденции, и Мельбурн ездил туда и обратно для бесконечных консультаций по всем вопросам. В сентябре Виктория официально вмешалась в эту проблему под давлением Альберта.

Следовало примириться с Францией, чтобы Англия не оказалась с ней в состоянии войны. Королева могла серьезно заболеть от такого неприятного положения. Альберт прочитал послание и сказал, что полностью с ним согласен. Мельбурн больше тревожился о здоровье королевы, нежели волновался за последствия ее активного вмешательства. Он просил королеву помешать лорду Расселу подать в отставку, а Пальмерстону – провоцировать Францию, пока та не объявила состояние войны с Англией.

В конце октября армию египетского паши разгромили, и король Франции быстро сместил своего министра Тьера, настроенного против Англии. Пальмерстон надежнее, чем прежде, сидел в своем кресле в Министерстве иностранных дел. Он смог несмотря ни на что победить, и если королеве и принцу не нравилась его стратегия, английскому народу она была по душе.

Мельбурн испытал облегчение и вдруг понял, как же он устал и насколько плохо себя чувствует. Слава богу, у королевы есть Альберт. И еще спасибо тебе, Боже, что она прислушалась к совету своего старого друга и смогла спасти свое счастье. Для Мельбурна это было сейчас самым главным. Принц, такой методичный, пытался приучить и королеву к тому же. К премьер-министру в последнее время возвращались бумаги, пестревшие от вопросов и пометок на полях, и ему приходилось очень четко реагировать на все замечания.

Пусть он уставал от этого, но игра все равно стоила свеч. Королеве следовало больше узнать о внутренних рычагах, приводящих в действие правительство, ведь прежде он наставлял ее, как бы играя. Несмотря на беременность, Виктория выполняла свои обязанности с энергией, которую прежде тратила на танцы и развлечения. Она потихоньку поделилась с Мельбурном секретом: оказывается, все дело в том, что она теперь рано ложилась спать и строго соблюдала режим дня. Если она умрет и оставит дитя сувереном Англии, то у этого дитя будет самый лучший наставник и отец в мире – ее Альберт!

Она отвела взгляд от Мельбурна и вздохнула от удовольствия, когда произносила имя своего мужа. Она не заметила на лице премьер-министра слабую улыбку. Все женщины были экстремистками, а королева – самой главной из них. Еще совсем недавно она подозревала своего мужа во всех смертных грехах, даже в покушении на ее власть, и старалась изолировать его от любой информации…

Но потом она пришла к верному решению и стала доверять ему во всем. Она была счастлива оттого, что сумела себя переломить. Настолько счастлива, что, казалось, не могла дождаться, когда же распрощается со своей независимостью, чтобы еще сильнее радоваться жизни. Мельбурн был этим весьма доволен.

Их с королевой разговор в июле в Виндзоре никогда не упоминался. Свет удовлетворения переполнял