Траур был снят, и королевские гардеробы заполнили шелка и атласы всевозможных цветов и оттенков. Алые наряды с отделкой горностаем предназначались для торжественных случаев. Дожидались своего часа ленты и звезды различных орденов. Виктория более всего предпочитала орден Подвязки. Ей так нравилась синяя лента. Были открыты сундучки и ларцы с драгоценностями – тиарами и ожерельями, поясами и корсажами. Большинство украшений оказались слишком массивными для хрупкой фигурки королевы. Это было поистине бесценное наследие столетий правления монархии, чего стоила одна знаменитая нитка жемчуга, которая когда-то принадлежала бедняге Марии, королеве шотландской, и которую восставшие лорды продали ее сопернице, жадной Елизавете… Виктория приказала часть украшений переделать, наиболее легкие и изящные отобрала, чтобы носить в неофициальной обстановке, а остальное велела убрать на хранение.

В шкафах хранились сотни шляпок, хорошеньких и непрактичных, обильно отделанных лентами, цветами и прекрасными страусиными перьями, которые королева обожала. Она действительно заказала слишком много шляпок и чепцов, но каждый раз, когда примеряла их перед зеркалом, ей начинало казаться, что она не такая уж некрасивая. Ненавистная газета «Тайме» польстила ей, заметив, что на новом портрете художник прекрасно выписал королевскую грудь и придал ей должную округлость. У королевы некрасивые черты лица. Виктория знала это, но ее несколько успокаивало, что у нее блестящие голубые глазки и хорошая кожа. И пусть она слишком маленького роста, на что она даже как-то пожаловалась Мельбурну, зато у нее очаровательные плечи и вполне развитая грудь, хотя, естественно, об этом никто не упоминал.

Несмотря на насмешки враждебных газет, которые вдруг начали цепляться к маленькому росту и хрупкости королевы и настаивать на том, что ей пора выйти замуж и дать Англии наследника, подспудно намекая, что она, скорее всего, умрет во время родов, ее здоровье было прекрасным. Она много работала: распечатывала красные вализы для официальных бумаг, просматривала их содержимое, принимала посетителей и отвечала на обращения, просьбы и прочие письма. К ней постоянно приходили со своими делами министры. И так продолжалось изо дня в день.

Ей во всем помогал Мельбурн. Вместе с ней он просматривал содержимое дипломатической почты и разъяснял королеве доклады министра иностранных дел. Подсказывал ей, какие бумаги следует прочитать особенно внимательно, а какие можно только просмотреть. Проверял списки ее визитеров и давал советы, кого следует принять и что нужно сказать. Указывал ей на статьи в газетах, которые были для нее интересны или могли ее развлечь. Королеве иногда казалось, что ей следовало бы завести секретаря, но лорд М. не считал, что ей кто-то нужен. Да и ей самой было гораздо приятнее решать все неотложные вопросы вместе с ним.

И если кто-то ехидно заявил, что Мельбурн проводит больше времени во дворце, чем в палате… ну что ж, она и в самом деле не могла без него обойтись. Вот и все!

В перерывах между работой устраивались приемы во время ленча или дневные прогулки на лошадях. Если Виктория останавливалась в Виндзорском замке, то они ездили верхом в парке. Кроме того, королева позволяла себе заняться вышивкой и поболтать со своими дамами. Чаще всего она секретничала с Лизен, которая никогда не спорила с ней, а потому была ее самой приятной компаньонкой. У королевы всегда находилось время, чтобы надеть фартук и выкупать своего спаниеля. Она с удовольствием возилась с ним в воде, как самая обычная женщина. Это были прекрасные минуты отдыха, перед тем как отправляться в свои покои, чтобы переодеться в новый роскошный наряд для ужина. Один за другим устраивались балы в белом с золотом новом бальном зале, и Виктория с наслаждением ловила свое отражение в длинных зеркалах, танцуя с самыми красивыми и титулованными мужчинами Англии.

В начале нового года ей нравилось потанцевать и немного поболтать с ними. Они не могли так же легко вести разговоры, как это делал дражайший лорд М. Но он был немолод и ему нечего было опасаться, а молодые люди, к тому же не обремененные семьями, довольно часто смущались. Виктории очень нравилось это их смущение: оно компенсировало ей отсутствие красоты, а она со свойственной ей честностью не могла не признать, что не слишком хороша собой.

Возможно, она не блещет красотой и не вызывает, как некоторые молодые дамы ее окружения, романтических вздохов и смятения у мужчин, но Виктория – королева, и все стараются ей угодить. Ей доставляло удовольствие выбирать музыку и танцы и вести разговор так, как она этого желала. Она никогда не боялась, что придется скучать, и если хотела избавиться от кого-то, ей было достаточно всего лишь кивнуть головой и улыбнуться – и надоевший собеседник в смущении покидал ее.

До какой бы степени не уставали присутствующие, веселье продолжалось до тех пор, пока королева не решала, что пришло время отправляться в постель. Сама же она спала весьма мало, хотя всегда просыпалась полная энергии, поэтому только перед рассветом из дворца разъезжались кареты, в которых сидели едва живые от усталости после приема у ее королевского величества дамы и господа постарше либо не такие энергичные, как она.

Прошла весна и наступил июнь – месяц, когда должна была состояться коронация. Недружественные к королеве газеты и скандальные листки принялись с удвоенной энергией комментировать ее чрезмерное увлечение банкетами и балами. Они упрекали Викторию в том, что многие ее подданные голодают и парламент пытается изменить закон «О бедных», чтобы хоть немного облегчить жизнь неимущих слоев в стране. Критики не преминули заметить, что часть вины за подобное расточительство и равнодушие к бедным людям лежит на пожилом господине, который не вылезает из королевских покоев. Ему следовало бы предупредить ее величество, что безудержная трата на легкомысленные удовольствия причиняет боль ее народу.

Пожилой политик, которому приходилось высиживать до пяти утра после тяжелого дня, на протяжении которого он попеременно решал вопросы с королевой и выполнял свои обязанности в кабинете министров, на чем свет стоит проклинал газеты за их попытки лишить королеву невинных удовольствий. Он ворчал, что не понимает, почему ей нельзя тратить деньги – для чего тогда они, если на них не покупать те небольшие удовольствия, которые доступны нам в жизни. Королева, благослови ее Боже, молода и беззаботна, и те несчастные тысячи, которые эти критиканы требовали от нее экономить, ничего не изменили бы для бедняков.

Мельбурну уже порядком надоели эти бедняки, он вообще устал от людей, от этой аморфной раздражающей массы, во имя которой постоянно требовали реформ. Народ. Почему реформисты собирают вместе все человечество? Ведь под эту категорию подпадают все люди, на какие бы классы они ни были разделены. Бог, если он и в самом деле существует – а обожаемая королева постоянно старалась убедить Мельбурна, что так оно и есть, – создал мир и систему, благодаря которой этот мир управлялся. И если Бог создал мир и систему, благодаря которой этот мир управлялся, и если Бог создал бедных и богатых, наверное, он знал, что делал. Никто не сможет переубедить Мельбурна, что низшим классам лучше оставаться в том положении, в каком они находятся. Их следует спасать от соблазнов просвещения, которые они никогда не смогут оценить должным образом. Эти люди должны быть счастливы, если у них есть работа и им за нее платят, черт побери!

А если они страдают, то он был уверен, они страдают так же, как животные. Их чувства, переживания гораздо мельче, чем у благородных господ. Если у Виктории и возникали сомнения по этому поводу, то он всегда старался утешить ее. Коронация, естественно, рассеет те немногие облачка недовольства ею, собравшиеся после ее восшествия на трон. Это всего лишь происки их политических врагов и

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

1

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату