«секретное место» — там, говорит, рыба кишмя-кишит. Мы просидели там дотемна и поймали всего шесть окуньков. Тогда мы решили остаться ночевать: на утренней заре, говорят, рыба идет лучше всего.

Ночь была теплая, но на рассвете мы замерзли. Встали, попрыгали, чтобы согреться, и — снова удить. Рыба клевала плохо. Солнце взошло высоко, а у нас в ведре было только девятнадцать окуней.

Володин поплавок плыл, плыл по воде и вдруг весь окунулся. Немного погодя — опять. У нас прямо дух захватило: так клюет только большая рыба. А вдруг сом кило на десять? Володя одной рукой зажал рот, чтобы не засмеяться, а другой осторожно дернул. Лёса натянулась, вот-вот лопнет. У Володи глаза сделались круглые, большие.

— Водить начинает! С места не сойти, сом! Ой, только бы лёса выдержала! Помогай, Петя: вместе же понесем в бригаду.

Мы стали тянуть вместе. Хотя руки у нас тряслись, но мы чуяли: поймал ось что-то огромное. Оно подавалось с трудом, но, спасибо, не кидалось из стороны в сторону, как сом. А то бы пропала лёса.

Вдруг из воды показался мокрый черный сучок. Тьфу, чтоб ты сгорела: коряга! Крючок зацепился. Пришлось нам лезть в воду и отцеплять его. Володя так прозяб, что потом до самого конца не раздевался. Жара, а он в полушубке.

После речки мы побежали на озеро. Осмотрели вентери — в них опять ничего нет. Я начал уговаривать Володю итти домой: все равно теперь у нас уж ничего не выйдет. Но он и слышать не хотел.

— Зачем домой? Ты погоди еще. Пойдем, я тебе покажу самое-самое секретное. Там еще никто не ловил. Вот честное слово!

Мы взяли только удочки с ведрами. Он долго вел меня по лесу, потом вывел в поле, недалеко от нашей бригады, где мы вчера завтракали.

— Вот. Разматывай удочки.

Я схватился за живот и давай хохотать. Верно, тут никто никогда не ловил. Потому что и ловить нечего. Это даже не пруд, а болото на голом месте. В него даже скотину поить не гоняют. Я повернулся и пошел домой, но Володя вцепился в меня обеими руками:

— Петя, ну что тебе — жалко? Ну, немножко, одну минуту… Если не хочешь, то посиди только рядом.

Мы сели на высоком, крутом берегу. Он размотал удочки и закинул. Минут десять было тихо. Потом он вскочил и нагнулся над берегом, сам не хуже удилища.

— Ага, что! Я говорил, я говорил! Смотри: клюет.

Он схватил удочку и хотел дернуть. Тут глина под ним обвалилась. Он чудно взмахнул руками и прямо в полушубке полетел вниз. Вода от него брызнула, как от кита. Он крикнул и начал барахтаться. Я уже хотел прыгать, спасать его, но он сам вылез: там было ему по шейку.

Выбрался на отлогий берег, уже ступил на сухое — и вдруг опять как закричит! Я никогда не слыхал, чтобы так страшно кричали. Он упал лицом в землю, дрыгал ногами, и вопил, как зарезанный: О-ё-ёй! О-ё- ёй! Я подбежал, спрашиваю, где болит. Он показал себе на спину и завопил еще сильней. Я отвернул его полушубок и увидал большой рыбий хвост, он дергался и хлестал Володю по спине. Красная чешуя его блестела на солнце.

Это был большущий карась, почти сазан. Он с испугу залез под сборки и там запутался в мокрой шерсти. Когда я вытащил его, Володя сразу успокоился.

— Ага, что! Ты говорил, тут нет ничего, да? Тут их — кишмя-кишит. Вот с места не сойти! Я сам слыхал, как они стукались об меня головами. Айда скорей за бреднем!

Я хотел сказать, что, может быть, лучше еще раз попробовать вентери, но он опять уже не хотел ничего слышать.

Принесли бредень, разделись. Первый раз зашли на середину, где поглубже. Шагов двадцать прошли — бредень стал тяжелый, будто в него глины наклали. Я говорю:

— Наверно, мы водяной травы захватили. Володя шипит на меня:

— Молчи уж лучше! «Травы»! Сам ты трава!

Тут он с головой нырнул в воду. Вынырнул, отдышаться не может.

— Ф-фух, чуть не утонул! Тут яма! Хорошо, что бредень не упустил.

Прошли еще немного — он опять нырнул. На этот раз конец бредня выскользнул у него. Но он сейчас же его поймал.

— Ф-фух! Пойдем к берегу. Наверно, уже поймалось.

— Да где поймалось? Ты только и знаешь — нырять. Всю рыбу распугал!

Кое-как дотащились до берега. Я глянул — и не верю глазам своим. Как будто во сне: караси прыгают прямо через край. Стали выбирать — полное ведро! Зашли второй раз, Володя не успел даже понырять как следует, — опять полное ведро. А больше и класть не во что. Тогда мы решили так: это отнесем в бригаду, а про место никому не скажем. Надо будет — ночью придем, потихоньку половим, и — опять молчок.

В бригаде нас прямо на руках подкидывали. Ко мне десять человек приставали — сказать, где это место, но я молчал. А Володя сразу забыл про наш уговор и бухнул:

— Да вон там, в болоте. Их там видимо-невидимо!

Через три дня наше болото уже вычистили, только на развод оставили. Ну, ничего. Зато в бригаде мы теперь желанные гости. На комбайн нас пускают, когда захотим.

Это было давно, в старое время, еще когда я был маленький. Бабка у нас старая была, глухая. Она жила у дяди Антона и ничего не делала. Только чулки вязала да летом дом караулила, когда никого не было.

Вот раз дядя Антон пришел к нам утром и говорит:

— Марья, пускай твой Гришка на бахчу съездит с бабкой. Самим нам некогда, а одну ее пустить нельзя. Знаешь ведь, какая она, еще в овраг свалится.

Это он первый раз меня за делом посылал. Раньше он даже и о смотрел на меня. Все думал — я маленький, ничего не умею. Только когда напьется пьяный, придет бывало к нам и давай насмехаться надо мной, хозяйством дразнит:

— Ну, Григорий Тимофеич, как делишки насчет работишки? Хозяйство у вас больно огромадное, небось голова кругом идет. Сказывают, вы новую избу хотите ставить — может, возьмете меня плотником? Я по этому делу умею и возьму недорого. Вы как — тесом будете крыть аль железом?

Зимой у нас в избе холодно было, а топить нечем. Мамка жалела нас, что мы мерзнем, а я утешал ее:

— Ничего, мама, постой, вот я вырасту, тогда у нас все будет. А избу мы себе выстроим большую, теплую, под железом.

Должно быть, мамка разболтала про это дяде Антону, вот он и насмехался.

Когда он пришел за мной, я обрадовался. Думаю: «Ага, теперь сам просит! Погоди, еще не так будет. Еще в работники позовет. Вот увидит, как я умею работать, и позовет».

Мамка спрашивает:

— Как же они поедут? Ведь Гришка не был на бахчах нынче, дороги не знает.