не по пути ей с этим человеком: глубоко, видно, засосала его демидовская трясина. И дело не только в том, что детьми пренебрегает Иван. Поделилась как-то с ним, что в сельсовет приглашают на работу. Это не устраивало Демида. «Вот и предложили Ивану избавиться от меня», — решила Оксана.

А как-то в конце марта, когда истаял снег и подули теплые южные ветры, Иван, пообедав, скрутил за столом цигарку и чужим, незнакомым голосом проговорил:

— Так вот что, хлопчики… Развернулся лист и давайте в свист! Пора самим кормиться, зарабатывать хлеб.

И хотя лист к тому времени еще не развернулся, а всего лишь набрякли почки, Оксана окончательно убедилась, что Иван хоть и явно пренебрегает ее детьми, но не они являются главной причиной раздоров.

— Ты хлебом не попрекай, — бросила она Ивану, когда ребята выбежали на улицу. — Пока обходимся без твоего. Да и свистом не пугай.

Через несколько дней отправила Оксана старших мальчишек к тетке, проживавшей в коммуне под Николаевой. За Мишей приехал Антон Ефимович Белецкий, с которым Оксана уже разговаривала в комнезаме, когда он туда обращался с просьбой помочь организовать питание в Головановской начальной школе. «Нужен мне помощник пасти коров да овечек. В обиду не дадим», — пообещал он, и Оксана согласилась. Она знала: Антон Ефимович, выходец из дворянской семьи, с первых дней революции стал на сторону Советской власти, в годы гражданской войны находился в действующей Красной Армии.

После отъезда сыновей Оксана помрачнела. С Иваном почти не разговаривала. А он потеплел вроде. Варе как-то полевых цветов принес. Оксане предложил:

— На базар бы съездить. Дочке обувка нужна и тебе.

Согласилась Оксана и не пожалела, потому что встретила там племянника по мужу — Виктора, которого считали погибшим. Он рассказал:

— Как видите, жив и почти здоров. Был совсем плох. Тяжело раненным попал к белякам в плен. К счастью, наши освободили. Потом целый год — по госпиталям.

— А теперь?

— Ободья гнуть пока не подхожу, а сидеть сложа руки не могу. Понемногу прижимаем кулачье, выкачиваем хлебец. Упираются гады, саботируют распоряжения Советской власти. Сейчас у районного начальства разъяснения получал. Теперь смелее будем, а то побаивались: как бы не перегнуть. Да, — спохватился Виктор, — земляка встретил, Лукьяна Мозгового. Работает кучером у председателя исполкома.

— Без ноги, больной?

— Без ноги, да крепкий, кулацкое нутро насквозь видит. А вы одна тут?

— С дочкой, она в повозке, а муж за лемехом к цыгану-кузнецу пошел.

На базаре Оксана продала скупщику когда-то подаренную красноармейцем чайную ложечку и купила Мише рубашку и штаны. Не думала, что эти покупки Иван встретит с гневом. Но произошло неожиданное. Когда возвратились домой, Иван увидел обновки, его затрясло. Багровея, он схватил узелок и, бросив на землю, стал топтать, выкрикивая:

— Я должен их кормить, одевать!..

Оксана смолчала, но поняла: терпению пришел конец. Смолчала. А наутро, когда Иван отлучился, собрала в узелок вещички, взяла за руку Варю и ушла к Мише. Заметила его издалека. Он охранял небольшое стадо. Увидев мать и Варю, бросился навстречу.

Оксана подхватила Мишутку, прижала к себе, а он заскорузлым кулачком тер глаза.

— Ну что ты, сынуля? Нельзя так. Ты же мужчина, — ворошила она его выгоревшие волосенки, с трудом удерживаясь от слез. — Как тебе?

— Скучно одному.

Весь день они провели вместе на пастбище, а вечером Оксана долго разговаривала с Белецкими. Те хвалили мальчика за послушание и особенно за большой интерес к чтению. Утром, простившись с Мишей, она направилась в райцентр, к Лукьяну Филипповичу Мозговому.

Небольшой кирпичный дом Белецких с несколькими надворными постройками стоял особняком у берега тихой речушки. До ближайшего села — Голованова — версты три, а сельское пастбище — рядом с выгоном Белецких. Миша завидовал мальчишкам, горланившим у своего стада. Как хотелось и ему поиграть в лапту, побегать наперегонки! Однажды тряпичный мяч оказался рядом, и Миша ударом ноги подбросил его высоко-высоко. Задрав голову, взвизгнул от радости. Но кто-то ткнул в плечо.

— О ты, паныч! — зыркнул на него острыми глазенками длинношеий мальчишка, вырвал сумку. — Налетай, ребята, на буржуя!

В сумке были кусок пирога да два моченых яблока, завернутые Серафимой Филатовной на полдник. Все это он отдал бы, не сопротивляясь, но когда «атаман» схватил выпавшую из сумки книжку и вырвал несколько листков, гневом вспыхнули глаза мальчика.

— Отдай! — кинулся к нему Миша, но получил еще один удар в плечо.

Домой пришел в слезах.

— Плакса! — Из-за материнского плеча выглянула девочка.

— Люся! Так нельзя, нехорошо, — упрекнула мать. — Кто тебя обидел, Миша?

Миша ответил. Сдерживая слезы, он достал из сумки разорванную книжку.

— Так это моя! — воскликнула Люся. — Подумаешь! Есть из-за чего плакать.

— Ничего, Миша, — успокоила Серафима Филатовна. — Книжку дадим другую, а с ребятами этими не связывайся.

О случившемся узнал Антон Ефимович. Провожая мальчика на следующее утро в поле, он напутствовал:

— Ты не бойся, если полезут — дай вот это. — Он сунул Мише мешочек. — А для защиты позови Полкана.

На этот раз «атаман» нерешительно подошел к Мише, понял, что с Полканом шутки плохи.

— Ты — Мишка. Я знаю, — сказал он.

— А ты «атаман»?

— Пацаны придумали. Пашка я.

Видя, что ребята беседуют мирно, приблизились и остальные. Миша разделил на маленькие кусочки хлеб, брынзу. Дополнительный паек Антона Ефимовича оказался кстати. А когда Миша поведал о том, что отца убили беляки, мальчишки перестали звать панычем. Но особенно сдружились с ним после его увлекательных рассказов о прочитанных книгах. Узнав от Антона Ефимовича, что земля круглая и вертится, сообщил и об этом. Одни удивились, другие посмеивались, а Пашка выкрикнул:

— Не заливай! Если бы земля крутилась, речки пролились бы, а у Надьки платье на голову задралось бы, — рванул он за платьице сидевшую рядом чумазую девчонку — свою сестренку.

— Дурак! — треснула девочка Пашку по губам. — Все расскажу маме. И что курил…

И на этот раз Мише поверили не все, однако не отставали от него, хотели знать о разных странах, особенно о тех, где не бывает зимы.

— Вот благодать, и денег на одежду не надо, ходи круглый год голый, — позавидовал Пашка.

Сдружившись с ребятами, Миша не ощущал больше одиночества, и время проходило незаметно. Ему шел уже пятнадцатый год. Как-то, возвращаясь с поля, встретил у колодца Люсю. Надув губы, она с укором произнесла:

— Все со своими мальчишками да с Полканом. Подумаешь, какое счастье. — И, сгримасничав, убежала.

А на следующий день на кукурузном поле мелькнула белая косынка. Миша подошел поближе. Это была Люся. Она показалась ему в эти минуты совсем не такой, какой видел ее всегда, все эти годы. Люся стояла с тяпкой в руках, высокая, стройная. Толстая и длинная коса, свалившись на одно плечо, клонила