со мной согласовали. Так что приглашение Гердта на мое переозвучивание меня удивило. Тем более что вы об этом мне не сообщили. Я был очень расстроен.

22.02.86 г.

Расстройства продолжаются: «Советская культура» без моего разрешения напечатала о «сказке» — выступление на секретариате. Получилось, что в ряду других я самый мелкий, и получилось, что я все-таки вмешался в эту свару своим тявканьем. Вчера из-за этого чуть второй инфаркт не схватил.

23.02.86 г.

Аверин теперь в «Советской России» ответственный секретарь. Я созвонился с ним и договорился, что дам статью в один из дней съезда (после политического доклада) — нужно ли это?

Осталось три дня пребывания в этой клинике. Сегодня начал иглоукалывание, большое желание курить, а курить необходимо бросить. 17-го — в Подлипки. Созвонился — обещали отдельную палату. Написать статью за день, за два немыслимо. От Сизова звонка не было, от Хохлова, директора «Ленфильма», тоже. Написал Лене доверенности, заявление Хохлову, доверенность Лене на иск по отношению к «Ленфильму».

Кроме того, надо дать все данные для искового заявления для адвоката и раскрыть перед ним все возможности разоблачения группы.

Но статью все-таки написать хочется, на очень высоком гражданском пафосе, на глубоком анализе. Может быть, повторить название Вахтангова: «С художника спросится».

27.02.86 г.

Переехал в Подлипки. Началась реабилитация. Одна из главных задач — похудеть. Вешу сейчас 84 кг. Лечение только разворачивается.

01.03.86 г.

Вот и весна. Солнышко, мороз. Ручные белки и синицы. Состояние пока размагниченное. Ничего не могу ни писать, ни думать. Хочу спать, но ежесекундно чувствую пузо, и нет большего желания, чем его сбросить.

17.03.8бг.

19-го уезжаю в санаторий им. Горького, под Москву. Самочувствие гораздо лучше. Но судя по почерку — я в состоянии отупения. Что делать, просто не знаю.

23.03.86 г.

Я тут пятый день. Тут хорошо. Но записывать ничего не хочется. Тоскую. Очень душит, когда хожу. Надо лечиться. Надо сбрасывать вес. По-моему, я его не сбрасываю. В понедельник взвешусь, было 83,6. Неужели ни капельки не сбросил?

24.03.86 г. Понедельник

Тут хорошо. На 180—200 больных — 380 сотрудников обслуживания (1,5—2 чел. на 1 больного). Конечно, в таких условиях можно добиться прекрасного отношения персонала к больным. Хотя чувствуется, что персонал напряжен и ждет от больного подвоха.

Вчера была Лена. Когда ее долго не вижу, мне кажется, что мы отчуждаемся, уходим друг от друга. Это очень неприятное чувство[195].

Но отдыхаю я душой и телом. Меня пока при ходьбе и вставании все-таки душит. И худею я (если худею) что-то очень медленно.

Замечательная телепередача[196]. Дивный разговор с замминистра, перед которым Щетинин[197] стоял, прижимая руки к груди, и просил понять, просил, просил, просил... Академия педнаук вообще не пришла...

Как жаль, что я болен! Я бы очень хотел участвовать в этом разговоре, и если будет конференция, я подготовлюсь и выступлю.

В меня входит победность, я хожу, выполняя режим: 1500 м, 2000 м, 2500 м, 3000 м, 3500 м. С каждым шагом приходит бодрость, ощущение своего тела, уходит старость, и снова о ней думается весело, ибо ее нет. Нет старости! (Или это только пока так?) Надо ходить. Я хочу продлить пребывание в санатории еще на 10 дней (до 23-го). Тогда в начале апреля я смогу озвучиться, надо договориться с Жаворонковым и Сизовым и поставить студию перед фактом телеграммой Жаворонкова или Госкино.

Они привезут картину, я ее тут посмотрю и в 4-м ателье, мы ее запишем прямо частями, м.б., это 5-е и 6-е (суббота и воскресенье), м.б., это 3-е и 4-е. Надо поговорить с Жаворонковым. (Запретить курить заранее.)

28.03.86 г.

Сегодня позвонили: надо доказать, что «Чучело» — картина детская. Значит, все ясно — нашли причину, почему не дать премии, — она выдвигается как детская, а она вовсе не детская. Это тот пункт, по которому только плохая картина наверняка детская. Это не Лена должна доказывать, а Союз, надо и Белинского слова привести, что настоящее произведение для детей такое, которое одинаково хорошо и для взрослых.

29.03.86 г. Суббота

Кинопанорама. Ведет Никита Михалков. Даже критика есть. Сидел старенький Брагинский, сидел толстый самодовольный Демин. Никита хорош: костюм, усы, взгляд. И все пусто. А с Брагинским — трусливо (ибо это не Ростоцкий, или Матвеев, или Бондарчук) — нашли, на ком отоспаться (за ним ведь и «Берегись автомобиля!», и весь Рязанов). И потом, зачем было тащить на экран Брагинского? Это же какая-то гнусность.

Самое главное — активно наступаю на болезнь. Сегодня прошел уже 11 500 метров. (Это уже что-то. Скорость 6—7—8,5 — 500 метров.) С каждым днем (тьфу! тьфу! тьфу! — стучу по дереву) наращиваю силу, наливаются мышцы, распрямляется спина. Болезнь становится материалом преодоления себя, из недостатка хоть какое-то (а может быть, и больше) достоинство. Глупо звучит, но инфаркт подстегнул меня, даже стеганул, и я, как лошадь, рванулся и пошел. Пошел, пошел, пошел. (Ох, не упасть бы!)

Ничего, мы еще покукарекаем! А драться со всеми буду — ужасти! И нервно тратиться на это не собираюсь. Очень хочется сосредоточиться на работе. В первую очередь на работе, и в десятую — тоже.

Когда я говорю «драться» — это для меня сегодня совсем иное, чем было совсем недавно.

Не надо никаких усилий,

Союзов, пактов, встреч и почт.

Я, как и вся моя Россия,

Обманут, но не идиот.

Я, как и вся моя Отчизна,

Устал от всяких снов и слов.

Моя прижизненная тризна

Идет под гул колоколов.

И мне светлее с каждым звоном,

Спокойней, проще и нежней,

Обманы падают с поклоном

Перед могилою моей.

Обманы падают с поклоном,

И мне светлее с каждым звоном.

Я понимаю вновь и вновь...

Что — жизнь! Куда важней — любовь.

31.03.86 г. Понедельник

Что-то отовсюду обсер! Из Ленинграда сообщили, что в Москву с озвучанием не собираются (нет денег)[198]. Директор объединения говорит, что не разрешит это под дулом пистолета. Звоню Ермашу, тот вяло командует Сизову, Ивановой. Нет, говорит, они приедут. Но они не приедут. Костю вполне устраивает этот Захаров, который озвучил меня. Директор объединения (Коньков) заявил, что он всех устраивает. (И это он заявляет в лицо снимавшемуся актеру.) Славное дело! Славный малый Костя Лопушанский, славная история со всей этой ролью. Трудно будет обо всем этом забыть, но надо, и как можно скорее. И в статьях, перечислив сыгранные роли, не упоминать даже о Лопушанском. Он считает, что актер тут ни при чем, а я, напротив, так не считаю. Я напишу и о том, что за него монтировали