навязчивые. Это видно даже по голодному блеску в их глазах. Вопрос только в том, чтобы раз и навсегда понять для себя — неужто кто-то способен на таких позариться; впрочем, в один прекрасный день я все- таки попытаюсь на него ответить. Не считая этого, ничего страшного в наружности Деллы Девлин больше не было, если не считать огромных оттопыренных ушей.

По соседству с ней сидела известная личность… хотя, конечно, в настоящее время они все стали известными, можно сказать, ex officio[3]. Генри Джеймсон Хитс, подошедший вплотную к полувековому рубежу, в юности унаследовал кучу денег, но очень немногие люди с подобным состоянием разговаривали с ним. Точно не говорилось, помогал ли он коммунистической партии деньгами или личным участием, и как сильно, но не было секретом, что он постоянно вносил залоги за арестованных коммуняшек. Его и самого недавно осудили за неуважение к конгрессу, так что, возможно, ему даже светил небольшой срок. Старый костюм из полосатой льняной ткани был ему маловат, а глаза на толстом, круглом лице так и сверлили собеседника.

За Хитсом в самом конце дуги сидела Кэрол Берк, единственная, к кому я испытывал хоть какое-то расположение. Всякий раз, когда мы ожидаем толпу гостей, я рассаживаю их, и если один из них, на мой взгляд, заслуживает изучения, то я сажаю его рядом с собой. Я так и поступил с этой Кэрол Берк, но пока я отлучался в прихожую, впустить Ледегарда, который пришел последним, она изменила мне, что меня обидело. Я почувствовал, что она заслуживает внимания. Проверяя ее днем, среди прочих, вместе с Лоном Коэном из «Газетт», я узнал, что она считалась вольнонаемным специалистом по контактам с телевидением, но в действительности никто не пользовался ее услугами, что у нее была репутация прекрасного генератора идей и что существовало шесть различных версий про то, почему она оставили Голливуд три года назад. Кроме этого оставался вопрос: было ли на нее приятно смотреть или нет. В случае, когда ответом служит быстрое нет (почти всегда) или быстрое да (почти никогда), все решается раз и навсегда; но пограничные случаи требуют специального разбора и оглашения приговора. Я посчитал Кэрол Берк именно такой, когда она, переступив порог, искоса взглянула на меня карими глазами, которые спереди казались безнадежно пустыми. Сейчас, в кресле, куда она пересела, она была в добрых пяти шагах от меня.

Миссис Бенджамин Рэкил, поджав губы еще плотнее обычного, сидела в красном кожаном кресле у края стола Вулфа.

Вулф обвел взглядом всех собравшихся.

— Я не благодарю вас за приход, — громко проговорил он, — потому что это было бы неуместно. Вы здесь по просьбе мистера и миссис Рэкил. Пришли ли вы ради них или потому, что посчитали неразумным не приходить совершенно, не важно.

Мне также казалось, что было совершенно не важно, пришли они вообще или нет. Очевидно, раз уж Вулф послал меня на Фоли-сквер и к Кремеру кое-что прояснить, он следовал версии Рэкила, согласно которой Артура убили потому, что один или несколько красных обнаружили, что он работает на ФБР. Но эта версия не публиковалась и Вулф не имел права выболтать ее. Если вы частный сыщик и не хотите потерять лицензию, вы не смеете раскрыть личность тайного агента ФБР, даже мертвого. Но даже если Артур и просто навесил тетке лапшу на уши, а на самом деле был связан с ФБР так же, как я с обществом любителей опоссумов… нет, здесь надо было избегать даже намека.

Итак, Вулф не только не мог говорить о самом главном, он не мог даже позволить намекнуть на это главное. О чем же ему вообще оставалось говорить? Он произнес:

— Я не знаю, насколько ясно полицейские обрисовали вам ваше положение. Им очень не нравится, что к расследованию привлекли меня. За входом в мой дом наблюдают с самого утра, с того времени, как им стало известно, что мистер и миссис Рэкил консультировались со мной. За некоторыми из вас, возможно, сегодня вечером будут следить. Но мистер Рэкил имел право нанять меня, я имею право работать на него, а вы имеете право дать мне информацию, если, конечно, на это настроены.

— Мы не знаем, дадим ли мы вам информацию или нет, — Ледегард приподнялся в кресле, вытянув свои длинные ноги. — По крайней мере, я не дам. Я пришел, чтобы оказать любезность людям, понесшим тяжелую утрату.

— Очень любезно с вашей стороны, — сухо сказал его Вулф. — Теперь поговорим о вашем положении. Вчера я разговаривал с мистером и миссис Рэкил, а сегодня днем еще раз беседовал с миссис Рэкил. Понятно, что вы пятеро находитесь в центре внимания газетчиков — ведь именно на ваших глазах Артур Рэкил проглотил яд и скончался. Но, кроме очевидного, почему все же вы? Были ли полицейские искренними?

— Чертовски глупый вопрос, — заявил Хитс. У него был неглубокий, но едкий баритон. — Полицейские никогда не бывают искренними.

— А мне однажды попался честный фараон, — мечтательно заметила Файфи Гоухин.

— Мне кажется, — сказала Вулфу Кэрол Берк, — что вы просто играете на публику, собрав нас всех здесь. Нужно быть настоящим фокусником, чтобы вытащить коробочку у него из кармана, подменить капсулу и вернуть коробочку на место, чтобы никто ничего не заметил. А пока коробочка лежала на столе, она все время была у нас на глазах.

Вулф хмыкнул;

— Вы все не спускали с нее глаз? Все двадцать минут?

— Она не сказала, что мы не спускали с нее глаз, — вызывающе выпалил Ледегард.

— Пф. — Вулф был возмущен. — Любой увалень без труда справился бы с такой задачей. Потянуться за чем-нибудь — за булочкой, за бокалом — уронить руку на коробочку, осмотреться, пряча руку, подменить капсулу под столом и вернуть коробочку таким же неприметным движением. Я бы сам взялся продемонстрировать такой трюк, а я отнюдь не Гудини.

— Скажите-ка мне вот что, — потребовал Ледегард. — Может быть, я и тупой, но почему это проделали именно в ресторане? Почему не раньше?

— Конечно, это не исключается, — кивнул Вулф — Не только вы пятеро были настолько близки с Артуром Рэкилом, чтобы знать о его розовых витаминных капсулах и о том, что он принимает по три капсулы в день перед каждой трапезой. Да и возможность совершить подмену была не только у вас. Однако… — Он посмотрел налево. — Миссис Рэкил, вы не повторите то, что рассказывали мне днем? О субботнем вечере?

Она не отрывала глаз от Вулфа, но сейчас повернула голову, чтобы оглядеть остальных. Судя по выражению ее лица, она была убеждена, что коммунистом и убийцей был не один из них, а все, исключая, конечно, ее мужа.

Она вновь посмотрела на Вулфа.

— Мой муж и Артур провели весь день, отправляя партию важных товаров, и вернулись домой незадолго до шести. Они разошлись по комнатам, чтобы принять душ и переодеться. Пока Артур был в ванной, моя кухарка и экономка миссис Кремп зашла в его комнату, чтобы забрать его вещи: рубашку, носки, белье — она делала это уже много лет. Предметы, которые он достал из карманов, лежали на бюро; она заглянула в коробочку, увидела, что та пуста, достала три капсулы из наполовину заполненной баночки, рассчитанной на сто капсул, и положила их в коробочку. Это тоже делала она, каждый день. Она умелая и опытная женщина, но слишком сентиментальная.

— И у нее не было причин, — спросил Вулф, — желать смерти вашего племянника?

— Безусловно, нет!

— Она, конечно, все рассказала в полиции?

— Конечно.

— Кто-нибудь еще был в квартире, кроме вас четверых: вас, вашего мужа, вашего племянника и миссис Кремп?

— Нет. Никого. Горничная ушла. Мы с мужем собирались уехать за город на весь уик-энд.

— После того, как миссис Кремп положила капсулы в коробку, и до того, как ваш племянник вышел из ванны одеваться… вы заходили в его комнату?

— Нет. Я вообще туда не входила.

— А вы, мистер Рэкил?

— Нет, не заходил, — он говорил так же уныло, как выглядел.

Вулф провел глазами слева направо, от Кэрол Берк на одном конце дуги до Ледегарда на другом.

— Итак, Артур Рэкил вымыт и одет, коробочка с пилюлями в кармане. Полиция со мной не делилась, но я