– Нет. Я не хочу успокаиваться.

Санитар, находящийся справа от меня, быстро двинулся, чтобы помешать мне отступать. Он не прикасался ко мне, но стоял у меня за спиной, подавляя своим присутствием. Я начала плакать.

– Пожалуйста, – умоляла я. – Я хочу пойти к своей матери. Это ошибка. Только отведите меня обратно.

– Всему свое время. Когда будет возможно, я обещаю сделать это, – успокаивал меня доктор Черил. – Давайте все-таки посмотрим вашу комнату. Как только вы увидите, как она уютна…

– Нет, я не хочу видеть никаких комнат.

Я резко повернулась и попыталась пройти мимо санитара, но он схватил мою руку и держал так крепко, что стало больно. Я завизжала, и к делу подключилась миссис Макдональд.

– Арнольд, – позвала она другого санитара. Тот подошел, чтобы взять меня за другую руку.

– Не причиняйте ей боли, – предупредил доктор Черил. – Осторожно. Руби, они только покажут вам вашу комнату. Отправляйтесь, моя дорогая.

Я еще какое-то время безуспешно сопротивлялась, потом начала рыдать, а они вели меня вперед, к следующей двери. Миссис Макдональд нажала на звонок, и дверь открылась. Мои ноги не хотели двигаться, но теперь санитары практически несли меня. Доктор Черил следовал за нами. Санитары пронесли меня по коридору спального отделения и остановились у открытой двери.

– Посмотрите, – обратился ко мне доктор, входя в комнату первым. – Это одна из лучших комнат в нашей лечебнице. Окна выходят на запад, так что вам достанется послеполуденное солнце, а не эти ранние лучи, которые будят слишком рано. И только взгляните на эту прекрасную постель, – указал он на кровать из материала под дерево. – Вот туалетный столик, шкаф и отдельная ванная комната. В ней даже есть душ. И еще в вашем распоряжении небольшой письменный столик и стул. Вот почтовая бумага, если захотите написать кому-нибудь письмо, – добавил он, улыбаясь.

Я взглянула на голые стены и пол. Кто мог считать эту комнату приятной! Она больше походила на приукрашенную тюремную камеру, именно так. Ведь на окнах были решетки.

– Вы не смеете так со мной поступать. – Я плотно обхватила себя руками. – Отведите меня немедленно обратно, или я, клянусь, при первой же возможности заявлю в полицию.

– Ваша мать обратилась к нам, чтобы мы оценили ваше состояние, – твердо заявил доктор. – Родители имеют право поступать так, если их дети по закону являются несовершеннолетними. Если вы будете помогать нам, то все пройдет быстро, приятно и безболезненно, но ваше упорное сопротивление всему, что мы делаем или попросим сделать вас, не приведет ни к чему хорошему ни для нас, ни тем более для вас. – В голосе его слышалась угроза. – А теперь сядьте, – приказал врач, указывая на стул. Я не пошевелилась. Он выпрямился, будто я плюнула ему в лицо.

– Нам кое-что рассказали о вашем прошлом, и мы знаем, какие вещи вы проделывали и как плохо были обучены дисциплине, юная леди, но уверяю вас, ничего подобного мы здесь не потерпим. Итак, либо вы будете слушать и делать то, что я говорю, либо я перемещу вас этажом выше, где пациентов довольно долго держат в смирительных рубашках.

С замирающим сердцем я направилась к стулу и села.

– Так-то лучше, – проговорил врач. – Мне нужно поговорить с вашей матерью, а потом я пошлю за вами, и мы начнем нашу первую беседу. А пока вот прочитайте эту небольшую брошюру, – сказал он, вынимая из ящика стола желтую книжицу. – В ней все о нашем учреждении, наши правила и наши задачи. Мы даем этот буклет только пациентам, способным понимать, главным образом тем, на чью помощь мы рассчитываем. Здесь в конце даже есть место, где вы можете вписать свои предложения. Посмотрите, – он открыл буклет и показал мне страницы. – И мы рассматриваем эти предложения. Некоторые из наших бывших пациентов очень помогли нам.

– Я не хочу вносить никаких предложений. Я просто хочу уехать домой.

– Тогда взаимодействуйте с нами и уедете, – пообещал доктор и двинулся к выходу.

– Почему меня поместили сюда? Пожалуйста, ответьте только на этот вопрос, прежде чем уйти, – умоляла я. Доктор Черил посмотрел на санитаров, те вышли, затем он закрыл дверь и повернулся ко мне.

– У вас наблюдается стремление к промискуитету, не так ли, дорогая?

– Что? Что вы хотите сказать?

– В психологии мы называем это нимфоманией. Слышали вы когда-нибудь этот термин?

Я задохнулась.

– Что вы такое обо мне говорите? – воскликнула я.

– У вас возникают проблемы в контролировании себя при отношениях с противоположным полом.

– Это неправда, доктор Черил.

– Признание своих проблем – первый шаг к излечению, моя дорогая. А после уже все пойдет легко.

Вы сами убедитесь в этом, – снова улыбнулся он.

– Но у меня нет проблем, чтобы в них признаваться.

Он смотрел на меня некоторое время.

– Хорошо. Посмотрим. Именно поэтому вы здесь. Чтобы определить, так ли это. Если у вас нет проблем, я тотчас же отправлю вас домой. Ну как, справедливо?

– Нет. Ничего справедливого во всем этом нет. Меня держат, как пленника.

– Все мы пленники наших недугов, дорогая Руби. Особенно нашей психической нестабильности. Назначение этого заведения и мои обязанности заключаются в том, чтобы освободить вас от психического недуга, который вызвал такое нарушение в вашем поведении и даже заставил ненавидеть себя, – доктор улыбнулся. – У нас здесь отличные показатели процента излечиваемости. Только предоставьте нам возможность, – заключил он.

– Пожалуйста, послушайте, моя мать лжет. Дафна лжет! Пожалуйста! – воскликнула я. Доктор закрыл за собой дверь. Я знала, что не было никакого смысла пробовать открывать ее, но все же попыталась и поняла, что она заперта на ключ. Подавленная и побежденная, все еще в состоянии абсолютного шока, я села и стала ждать. Я чувствовала, что папа ничего не знает об этом, и раздумывала, какую ложь сплетет Дафна, чтобы объяснить ему мое исчезновение. Мне представлялось, она скажет ему, что я не могла вынести ее дисциплину и решила убежать из дома. Бедный папа, он в это поверит.

Нине Джексон не следовало брать ленту Жизель, чтобы бросить ее в ящик со змеей, думала я, ей следовало бы взять ленту Дафны.