Марша вознесла небесам краткую молитву. Она не любила искушать судьбу и потому поблагодарила того, кто наверху, кем бы он ни был. Затем начала объяснять супругам Херш условия контракта — оплата вперед за два месяца, залоговый взнос в размере месячной оплаты, минимальная гарантия сроком на полгода… Она подняла глаза на Донну и заметила, что та, нахмурившись, смотрит в угол кухни.

— Что-то не так? — спросила Марша.

— Я уверена, в рекламном проспекте говорилось, что здесь есть холодильник. Даже точно называлась марка — «Саб-Зиро». Я точно помню, потому что хотела такой еще дома…

— Конечно. Там именно так и написано. Превосходный «Саб-Зиро». Он стоит… стоит…

Марша повернулась и сама нахмурила брови. Холодильника не было.

— Странно, — произнесла она.

— Вся бытовая техника должна идти вместе с домом. В любом контракте на аренду это указано, — заметил Леонард Херш.

— Совершенно верно, — отозвалась Марша, все еще пытаясь сообразить, куда мог исчезнуть огромный «Саб-Зиро» из нержавеющей стали. — И я даю гарантию, что, когда вы въедете в дом, здесь будет стоять точно такой же холодильник или равноценный ему.

— Вы уверены?

— Совершенно.

Донна Херш широко улыбнулась.

— Ну тогда, как я уже сказала, мы согласны.

Марша Чернофф объяснила супругам, что нужно сделать, прежде чем вселиться. Только далеко не так безукоризненно, как обычно. Она забыла сказать об оплате коммунальных услуг и даже о том, что они обязаны предупредить о выезде из дома за три месяца. Мысли Марши были далеко.

Она думала: «Кому, интересно, пришло в голову вломиться сюда и стащить холодильник?»

Sapientia. Pax. Deus.

Эти слова выгравировали на арке из темного красного дерева над дверью, которая вела в простую, грубо построенную часовню.

Мудрость. Покой. Бог.

Отец Патрик Дженнингс смотрел на эти слова и молился всем сердцем, чтобы в один прекрасный день понимание их истинного значения вернулось к нему. Когда молитва закончилась, он поднял глаза еще выше, к облачному небу. Священник печально улыбнулся набежавшей тучке и подумал: «Дьявол, сейчас бы мне понять хоть одно из них!»

На какое-то время он повернулся к часовне спиной, чтобы бросить взгляд на местность, где располагался монашеский приют Святой Катерины Генуэзской — двадцать четыре акра земли, покрытой роскошными лесами в Блэк-Маунтинс — Черных горах округа Янси, штат Северная Каролина. Отец Патрик уже бывал здесь. Когда ему предложили перебраться в Вашингтон, он уложил все пожитки на заднее сиденье машины, покинул Маркетт и направился к югу. Он провел в приюте неделю, спал на жесткой узкой кровати в одной из трех лишенных всяких удобств общих спален, гулял по территории, рубил дрова, думал и молился. Много километров он прошел пешком в ту неделю. Он видел старые захоронения индейцев- чероки, сохранившиеся с конца семнадцатого века. Спускался в городок Эшвилл к могиле писателя Томаса Вулфа. И даже наполовину взошел на гору Митчелл, самый высокий пик к востоку от Миссисипи. Восхождение было великолепно, но тропа слишком ненадежна, он оступился и растянул лодыжку. Отец Патрик дал себе слово, что когда-нибудь вернется сюда и дойдет до самой вершины, чтобы искупаться в ледяном потоке и послушать рев легендарного водопада.

Об этом волшебном месте Патрику поведал его наставник, отец Тадеуш Джойс. Сам он приезжал сюда в юности, будучи еще молодым священником. Теперь же, оставив преподавание, он возглавлял приют. Устанавливал правила, наставлял тех, кто в этом нуждался, проводил дни в благочестивых размышлениях. Когда отцу Патрику понадобилось убежище, он без колебаний отправился именно сюда. К единственному человеку, с кем хотел поговорить.

Но до разговора дело так и не дошло. Отец Патрик целыми днями молчал. После той леденящей душу исповеди, которая словно повергла его в пучину мутного бушующего моря, ему хотелось только тишины. Казалось, все произошло давным-давно. Как будто в далеком сне. Но отец Патрик знал, что это был не сон. С тех пор как священник, спотыкаясь и пошатываясь, вышел из своего любимого собора, он не мог больше ни о чем думать. Он мало спал и почти ничего не ел.

Мир отца Патрика перевернулся, и только молчание не давало ему рассыпаться окончательно.

Отец Патрик считал, что имя святой Катерины очень подходит приюту. В свое время святая Катерина как могла избегала общения с Богом. Вела светскую жизнь, которая не принесла ей ничего, кроме опустошения и неудовлетворенности. И потому она ушла от мирской суеты, посвятив себя уходу за больными и немощными. Люди, которые приходили в приют, посвященный ее памяти, нуждались в возрождении чувства единения с Господом. Чувства единения с собственной душой.

Отцу Патрику нужно было не только вновь обрести веру в Бога. Он не знал, что ему делать.

Он подышал на ладони — даже летом холодный горный воздух пробирал до костей — и шагнул в часовню. Там было почти темно, только слабый свет пяти десятков расставленных свечей пробивался сквозь мрак. На какой-то миг отцу Патрику показалось, что часовня пуста, но потом он услышал шорох, легкое покашливание и увидел, как его наставник поднимается с передней скамьи.

— Здравствуй, Тад, — произнес отец Патрик. — Извини, я нечаянно тебя разбудил.

— Удивительно, но чем старше я становлюсь, — ответил отец Тадеуш, — тем больше мне нравится дремать в церкви. — Он зевнул и улыбнулся своему ученику. — Рад, что ты пришел поговорить. Иногда мне не хватает наших бесед.

— А я думал, они тебя сердят.

— О да! Никому не удавалось меня разозлить так, как тебе!

Отец Патрик слабо улыбнулся. Но эта тень улыбки быстро промелькнула и угасла.

— Если говорить честно, Пат, — заметил старый священник, — ты выглядишь паршиво.

— Говори честно, — попросил Дженнингс.

Отец Тадеуш вытянул руки и снова зевнул.

— Знаешь, — сказал он, — я видел тебя рассерженным, расстроенным и очень пьяным. Но я никогда не видел тебя таким испуганным.

— Я никогда так раньше не боялся.

— Страх есть большее зло, чем само зло. Святой Франциск Сальский. Я верю в это.

— Я тоже верил. Но теперь не верю.

— Ты заставил многих людей переживать за себя, — сказал отец Тадеуш ученику. И, видя его недоумение, пояснил: — О твоем загадочном исчезновении написали в газетах.

— Я думал, новости сюда не доходят.

— Времена переменились, — объяснил отец Тадеуш. — Те, кто хочет укрыться от мира, конечно, вправе это сделать. А я вот не могу обойтись без Интернета.

— До того, как уехать из Вашингтона, — начал отец Патрик, — я выслушал одну исповедь. Узнал нечто омерзительное от человека, обладающего большой властью.

— И это тебя так испугало?

— В какой-то мере. Но не только это. Больше всего меня страшит то, что я должен что-то предпринять. Я думаю, люди должны об этом знать.

— А-а, вот в чем дело! Так ты собираешься нарушить тайну исповеди?

— Я думал, и не только об этом. Но пока ничего еще не предпринял.

— Что бы ты ни решил и что бы ни случилось потом, тебе не следует бояться Бога. Я хорошо тебя знаю и потому так уверен.

Отец Патрик рассмеялся. Резким, хриплым смехом.