лачуги в самом конце грязного колеистого проселка. Когда они остановились, Гарри велел женщине выйти. Та молча посмотрела на заднее сиденье. Гарри знал, что она просит оставить дочь в машине, и с извиняющейся улыбкой покачал головой. Он открыл дверь и широким взмахом руки пригласил девчушку следовать по новому маршруту.
У входа в лачугу Гарри постучал. Никто не отозвался. Впрочем, он и не ждал ответа. Дверная филенка была такой тонкой, что не стоило терять силы и время на взлом замка. Удар ноги — и дверь распахнулась настежь. Малышка вздрогнула от резкого звука и кинулась к матери. Негритянка схватила дочь, подняла и прижала к груди, крепко обняв. Она что-то зашептала, и Гарри печально усмехнулся, расслышав ее слова.
«Не бойся, детка. Все будет хорошо».
Вагнеру предстояло выполнить омерзительную работу, и он завел обеих пленниц в хижину, состоящую всего из одной комнаты. Там был камин, по-видимому единственный источник обогрева. Обстановка не отличалась роскошью — узкая кровать, два деревянных стула с высокими спинками, круглый кухонный стол, за которым смогли бы поместиться не больше четырех человек, маленький холодильник и плита. Гарри вежливо предложил женщине сесть на деревянное кресло-качалку посредине. Она повиновалась, не спуская девочку с рук. Вскоре малышка затихла на коленях у матери. Гарри Вагнер снял пиджак, закатал рукава рубашки и начал обыскивать лачугу.
В кухонном шкафу нашлось несколько банок консервированных бобов и овощей. Единственный чулан был совершенно пуст, не считая четырех вешалок из проволоки. Под кроватью Гарри обнаружил только пыль, больше ничего. Он осмотрел помещение тщательно и методично, как всегда, но не увидел ничего интересного. Ничего, что могло бы пригодиться его работодателю. Было ясно, что Одноглазую Мамочку не найти. Во всяком случае, не сегодня. Но Гарри велели сделать все, чтобы поездка не была безрезультатной. По крайней мере, оставить предупреждение. Преподать урок.
И потому Вагнер, глубоко вздохнув, взял со стола кухонный нож.
Работа оказалась вдвойне омерзительней. Ему предстояло убить не одного человека, а двух.
Гарри молча шагнул на середину комнаты и одним движением перерезал горло женщине, сидящей в кресле-качалке. Смерть была мгновенной. Негритянка не издала ни звука. Даже удивиться не успела. Она просто завалилась назад, и кровь струей брызнула на рубашку и галстук убийцы. Вагнер с отвращением посмотрел вниз на расплывающиеся красные пятна, понимая, что нельзя терять самообладание. Кроха с воплем ужаса бросилась к входной двери, но мужчина оказался проворней. Он поймал малышку за руку и сильно дернул. Что-то хрустнуло, наверное, плечевой сустав. Девочка перестала сопротивляться и больше не визжала, а только еле слышно хныкала. Испуганная, она даже не вскрикнула, когда Гарри сорвал с нее одежду, а только опустила голову, прижав подбородок к груди. Малышка старалась не смотреть на Вагнера, словно полагая, что, если она не будет видеть, убийца исчезнет. Гарри схватил ее за волосы и с силой потянул, заставив ребенка закинуть голову и взглянуть в глаза своему мучителю. Когда мужчина занес нож, девочка крепко зажмурилась, и ее сморщившееся личико приобрело такое забавное выражение, что Гарри чуть не расхохотался. Но он не засмеялся. Горькие слезы потекли по его щекам.
— Прости меня, — прошептал он. — Мне очень жаль, что так вышло.
Затем одним движением Вагнер рассек горло жертвы от уха до уха. Девчушка была такой хрупкой, что нож вошел почти до кости. Когда тельце упало на пол, голова ребенка свесилась набок — казалось, что она вот-вот оторвется.
Гарри пришлось потратить несколько минут, чтобы прийти в себя. Он внимательно посмотрел на дело своих рук, желая, чтобы сцена резни вернула его к реальности. Когда страшная картина в мельчайших подробностях навсегда запечатлелась в его памяти, убийца вышел из лачуги, открыл багажник арендованного автомобиля и вынул оттуда небольшой кожаный саквояж. Гарри достал из сумки накрахмаленную белую рубашку и точно такой же галстук, как залитый кровью. Зашел внутрь, снял испачканную одежду и бросил под ноги. На каминной полке стояла керосиновая лампа, Гарри взял ее и с размаху хватил о деревянный пол. Затем вытащил доминиканскую сигару, свернутую из кубинского табака, — одна из немногих вредных привычек, которые он себе позволял. Развернул обертку, обрезал сигару и сунул ее в рот. Зажег спичку и держал у кончика сигары до тех пор, пока не смог несколько раз глубоко затянуться. Бросив последний взгляд на бездыханные тела, одно из которых все еще раскачивалось в кресле-качалке, а другое было распростерто у входной двери, Гарри уронил горящую спичку в лужицу керосина и вышел.
Он уже садился в машину, когда услышал шум. Это гудел огонь, охвативший лачугу. Гарри обдало жаром, и какое-то время он смотрел на разгоревшееся пламя, языки которого вздымались все выше и выше, потрескивая и разбрасывая искры. Еще немного — и хибара Одноглазой Мамочки сгорит дотла.
Покидая город, Гарри вел машину уверенно и ровно и притормозил только раз, когда проезжал мимо заброшенного поля для американского футбола. На доске счета кто-то нацарапал: «Вперед, Совы!» Кривая буква «В» в названии команды кренилась вправо. Само поле пребывало в ужасном состоянии. Пожухлая трава, кучи пустых банок и бутылок там, где когда-то проходила пятидесятиярдовая линия. Одна перекладина ворот исчезла, другая торчала под углом сорок пять градусов. И все-таки это было школьное поле, и Гарри улыбнулся, когда проезжал мимо, вспоминая, как когда-то в юности надевал шлем и выбегал на игру, девчонки из группы поддержки визжали, а родители кричали что-то ободряющее. На миг Гарри вернулся в прошлое, в те прекрасные, звездные дни, затем потряс головой, вырываясь из тенет памяти, и нажал на педаль газа, чтобы поскорее покинуть это место.
Выехав на шоссе и ведя машину на предельной разрешенной законом скорости, Г. Гаррисон Вагнер вдруг понял, что до следующего дня ему вовсе не обязательно появляться в Нью-Йорке. Целые сутки отдыха. А юнца-писателя Гарри еще успеет навестить, плевое дело. Он ведь и не подозревает, во что вляпался. Понятия не имеет. Гарри так много узнал о лишении жизни, что понял — лучше всего работать с людьми, которым ничего не известно. Их гораздо проще заставить сделать то, что нужно.
Гарри подумал о ловушке, в которую позволил себя загнать. Он не знал, кого ненавидел больше — того, кто поймал его, или себя за то, что попался. Но вскоре, как всегда, зов плоти прервал приступ самобичевания. Гарри Вагнер решил, что проведет ночь в Нашвилле. И постарается влюбиться на двадцать четыре часа.
Да, признался Гарри сам себе, все-таки перед соблазном ему не устоять.
Ну и черт с ним! По крайней мере, раз уж он такой слабак, нужно получать от этого удовольствие.
3
Карл надавил на кнопку домофона Мэгги Петерсон, подождал около минуты и снова нажал. Когда после третьего звонка никто не ответил, он прислонился к элегантным кованым воротам, которые отделяли вход в жилище женщины от улицы, и начал размышлять, не почудился ли ему утренний разговор.
Дождь перестал, небо было чистое и яркое, а тротуар перед роскошной резиденцией Мэгги в Ист- Сайде выглядел так, будто его только что вымыли. Няни и молодые мамаши гуляли по улице с колясками. Пара подростков гоняла футбольный мяч между припаркованными машинами.
Карл ждал уже четверть часа, расхаживая взад-вперед у дома Мэгги, когда случайно брошенный мяч упал ему под ноги. Едва Карл намерился точным ударом отправить его назад, как перед ним притормозил шикарный черный лимузин. Водитель вылез из машины и обошел ее, чтобы открыть заднюю дверь, бросив заговорщический взгляд на Карла, словно удивляясь, почему пассажир не в состоянии выйти самостоятельно. Ответ был прост — в салоне автомобиля сидела Мэгги, а уж она-то не пошевелит и пальцем, если кто-то может сделать это за нее. Редакторша даже не извинилась перед Грэнвиллом за опоздание, а просто молча прошествовала мимо, открыла вначале блестящие металлические ворота, затем дверь в квартиру и вошла внутрь. Карл последовал за ней и очутился в гостиной из хрома и черной кожи. Он понял, что это стиль Мэгги, ведь она снова была в черной коже, хотя наряд отличался от того, в котором редакторша красовалась на похоронах. Сейчас Мэгги надела безрукавку, под которой явно ничего больше не
