— Немедленно прекрати! — скомандовала она. — Этот телефон нам еще пригодится!
Карл сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Затем взял у Аманды телефон и бережно положил на место.
— Я хочу его убить, — произнес он тихо. — Хочу узнать, кто он такой, и убить.
— Да, — ответила она, также тихо. — Я понимаю.
Карл повел машину дальше. Они свернули на Восьмидесятую трассу — узкую горную дорогу, которая извивалась среди лесов, мимо монашеских приютов и потаенных убежищ приверженцев культа «Нью- эйдж». Здесь, в горах неподалеку от Ашвилла, их было довольно много. Сюда люди приходили, чтобы отыскать ответы на мучающие их вопросы, обрести покой и самих себя. В местечке Пэйнт-Гэп пресекались несколько дорог. В сторону приюта Святой Катерины Генуэзской можно было проехать по глинистому проселку. Приют располагался за сбитыми из брусьев воротами, в конце длинной крутой частной дороги, которая кружила по лесу и вела через бурный горный поток, прежде чем закончиться у большого бревенчатого дома, который, казалось, рос прямо из горы. Из большой каменной трубы в центре дома вился легкий дымок.
Рядом с приютом стояла одна машина, белая «селика». Карл притормозил рядом с ней и выключил мотор. Когда молодые люди вылезли из автомобиля, то услышали, как прохладный ветер колышет кроны высоких сосен и перекликаются птицы. Только эти звуки раздавались в тишине, такой всеобъемлющей, что после долгих часов езды по шоссе у них заложило уши.
Аманда схватила Карла за руку и крепко сжала. Они вместе пошагали к дому.
— Чем могу служить, отец Гэри? — вежливо осведомился отец Тадеуш.
— Надеюсь, это я смогу служить, — ответил Преследователь смиренно, повернувшись на жестком деревянном стуле. Собственно, неудобство причинял не столько стул, сколько облачение — особенно воротник. Он был очень жестким и сковывал движения. Нельзя привлекать к этому внимание, подумал Преследователь. Ведь отец Гэри должен был привыкнуть к подобному одеянию. Он сам его когда-то выбрал.
— Пожалуйста, продолжайте, — попросил отец Тадеуш, кивнув. Священник был мощным, крепко скроенным человеком пятидесяти с лишним лет. Темная от загара кожа задубела от долгих лет тяжелой работы на свежем воздухе. Преследователю его круглое морщинистое лицо коричневого цвета напомнило печеное яблоко.
Они находились в его личном кабинете, скудно обставленном грубой мебелью, почти аскетичном. В камине потрескивал небольшой огонь, разгоняя утренний холод.
— Мы с отцом Патриком дружим довольно долго, — объяснил Преследователь, начав говорить с небольшой оттяжкой, свойственной южанам. — Я как раз гостил у родственников в Мерфрисборо, штат Арканзас, когда мне позвонил кардинал О'Брайен и сообщил, что Пат сейчас здесь. Он подумал — мы оба подумали, что перед тем, как вернуться в Балтимор, я могу по пути заехать сюда и посмотреть, как дела у Пата. Может, ему что-нибудь нужно. Например, поговорить.
— Кардинал очень заботлив, — произнес отец Тадеуш тихо, сложив указательные пальцы уголком и опершись на них подбородком. — И вы тоже.
— Как он, отец Тадеуш?
Отец Тадеуш помолчал и отхлебнул кофе. Чудесный, крепкий, ароматный напиток. Преследователю безумно хотелось хотя бы чашечку, но он отказался от предложения отца Тадеуша, не желая оставлять отпечатки пальцев или следы слюны.
— Хотел бы я знать ответ на ваш вопрос, — проговорил наконец отец Тадеуш. В его голосе сквозило сожаление. — Могу сообщить только то, что отец Патрик пытается обрести силы. Он настолько поглощен собственными мыслями, что почти не отзывается, когда его зовут. Иногда я вижу его за компьютером в нашем кабинете. Даже не знаю, чем он там занимается. Но большую часть времени он проводит один, гуляя по лесу. Или поднимается на скалу Господа Нашего.
— Скалу Господа Нашего? — Преследователь подался вперед. Звучит многообещающе.
— Здесь сзади есть узкая пешеходная тропа, которая ведет на вершину этой горы, — объяснил отец Тадеуш. — Самой высокой на много километров в округе. Там, наверху, находится каменный утес — скала Господа Нашего, — с которой открывается великолепный вид во всех направлениях. Это необычайно тихое, уединенное место. Идеальное для созерцания и размышления. Много лет назад там построили хижину.
— «Муж благоразумный, который построил дом свой на камне», — процитировал Преследователь. — Евангелие от Матфея.
— Совершенно верно, — согласился отец Тадеуш, довольная улыбка прорезала его загорелое лицо. — Она совсем простая. И маленькая — места хватает только для койки и стола. Некоторые поднимаются туда для чтения и раздумий. Другие, как отец Пат, даже остаются в хижине на ночь. Когда наступает рассвет, солнце там такое теплое и близкое, что кажется, протяни руку — и коснешься ладони Создателя.
Отец Тадеуш посмотрел на раннее утро за окном кабинета.
— Думаю, отец Пат сейчас именно там.
— Можно его увидеть?
— Конечно. Если он захочет.
Отец Тадеуш поднялся на ноги и подошел и открыл дверь, ведущую в сад.
— А узнать можно только единственным способом. Попытаться проверить самому.
— В этой жизни мы только и делаем, что пытаемся, — задумчиво произнес Преследователь, вглядываясь через открытую дверь в прохладное сырое утро. — И с Божьей помощью иногда добиваемся успеха.
Он вновь не мог уснуть. Отец Патрик Дженнингс снова проводил предрассветные часы, яростно перелистывая потрепанные страницы Священного Писания при мерцающем свете лампады. Зубы его стучали от горной прохлады, на плечи священник накинул снятое с койки одеяло из грубой шерсти.
Ответ. Истина. Понимание.
Он в отчаянии искал именно это. Больше ему ничего не было нужно.
Однако и среди знакомых страниц он не мог найти успокоения. Только общеизвестные затасканные фразы. И еще больше вопросов. Как в Книге пророка Иеремии, 39:18: «Я избавлю тебя, потому что ты на Меня возложил упование». «Когда же, Господи? Когда воздастся мне за веру мою?» Или как в Первом послании к Коринфянам, 4:5: «Господь осветит скрытое во мраке». «Как, Господи? Молю тебя, покажи мне, как, ибо я блуждаю в темноте. Покажи мне, где искать мудрость. И прошу Тебя, Господи, укажи мне путь».
Священник был уверен, что виски бы помогло. Оно бы согрело и успокоило его. Воздвигло мягкие, уютные преграды перед мрачными коридорами в глубине сознания, где прячется страдание и ужас. Виски принесло бы сон.
Но одна из причин его пребывания здесь, в монашеском приюте, именно в том, что он хочет избавиться от этого костыля. Научиться вновь стоять на собственных ногах. Самостоятельно шагнуть навстречу рассвету.
Нет, ему нельзя сейчас пить. Необходима ясность мысли. Так много поставлено на карту! Слишком много, чтобы сделать неосторожный шаг. А что, если он его уже сделал — послал электронное сообщение репортеру из Вашингтона? Если он ошибся в этой паре, Грэнвилле и Мейз, то письмо навлечет на него беду. И тогда совсем не те люди пожалуют сюда, слетятся, как стервятники на гниющую падаль. Но ведь он так тщательно все обдумал! Каждую мелочь. Президент Адамсон увидел начало рукописи — подробный отчет о своем запятнанном и ужасном прошлом. Молодого писателя нанимают, чтобы написать секретные политические мемуары. Редактора и других людей из его окружения убивают, а самого автора обвиняют в убийстве. Он ищет помощи у журналистки из Вашингтона; ее дом ожигают, агента ФБР убивают, а эти двое сбегают вместе. Вот и вопрос: они сбежали потому, что виновны, или потому, что нет? Все правильно. Отец Патрик решил, что рассуждал правильно. Молодого человека, который не знал, во что вляпался, наняли те, кто хотел уничтожить президента. Если уж они замахнулись на такого человека, как Адамсон, то Грэнвилла раздавят без малейшего сомнения. Адамсон, исповедуясь, сказал, что они ни перед чем не остановятся. И у них достаточно силы, чтобы ничто не смогло их остановить.
