— У меня есть кофе. Будешь? Тебе со сливками и сахаром?

Ник отрицательно покачал головой.

— Пьешь его как настоящий мужчина, да? — засмеялся Бейкер. — Пошли.

По пути к кабинету шериф Бейкер продолжал говорить, но Ник, который шел за ним, ничего не разобрал, потому что не видел его губ.

— Я не против компании. У меня бессонница. Ночью я сплю не больше трех-четырех часов. Жена хочет, чтобы я показался какому-то башковитому доктору в Пайн-Блаффе. Если так будет продолжаться, мне придется решиться на это. Посуди сам, вот сейчас пять утра, еще даже не рассвело, а я уже на ногах, сижу, ем яйца и жирное жаркое по-домашнему из придорожной закусочной для водителей фузовиков.

Произнося последние слова, шериф обернулся, и Ник успел уловить: «…придорожной закусочной для водителей грузовиков». В знак непонимания он поднял брови и пожал плечами.

— Не имеет значения, — сказал Бейкер. — Во всяком случае, для такого молодого парнишки, как ты.

В кабинете Бейкер налил Нику из огромного термоса чашку черного кофе. Прямо на журнале регистрации стояла тарелка с недоеденным завтраком, которую шериф придвинул к себе. Ник сделал глоток. Кофе обжег ему рот, но был вкусным.

Ник тронул Бейкера за плечо и, когда тот обернулся, показал на кофе, потом потер свой живот и одобрительно моргнул.

Бейкер улыбнулся:

— Жестами ты сказал лучше, чем другой словами. Это моя жена Джейн его приготовила. — Он засунул в рот половину сваренного вкрутую яйца и, жуя, показал на Ника вилкой. — У тебя здорово получается, прямо как у исполнителей пантомимы. Держу пари, тебя хорошо понимают окружающие.

Ник слегка помахал ладонью из стороны в сторону, что означало: фифти-фифти, половина на половину.

— Я не собираюсь задерживать тебя, — сказал шериф, подбирая жир кусочком поджаренного хлеба. — Но вот что я тебе скажу. Если ты останешься здесь, то, возможно, нам удастся найти тех парней, что сотворили такое с тобой. Ты готов?

Ник кивнул и написал: Вы думаете, я смогу получить назад свой недельный заработок?

— Ни единого шанса, — уныло отозвался Бейкер. — Я всего лишь провинциальный шериф, парень. Для этого дела тебе больше подошел бы Орал Робертс.

Ник кивнул и пожал плечами. Скрестив ладони, он изобразил улетающую прочь птичку.

— Да, что-то вроде этого. Кстати, сколько их было?

Ник показал четыре пальца, пожал плечами и поднял пятый.

— Как ты думаешь, ты смог бы опознать кого-нибудь, из них?

Ник показал один палец и написал: Здоровый блондин Примерно как вы, разве что немного потяжелее. Серая рубашка и брюки. Он носит большой перстень с красным камнем на среднем пальце правой руки. Им-то он и порезал меня.

По мере того как Бейкер читал написанное, выражение его лица менялось. Сосредоточенность уступила место гневу. Решив, что гнев направлен на него, Ник снова испугался.

— О Боже, — выдохнул Бейкер. — Примет столько, что ошибки быть не может. Ты уверен?

Ник неохотно кивнул.

— Ты еще что-нибудь заметил?

Ник подумал, потом написал: Маленький шрам. На лбу.

Бейкер взглянул на запись.

— Это Рей Буд, — сказал он. — Мой шурин. Спасибо тебе, малыш. Пять утра, а день уже испорчен.

Ник широко открыл глаза и сделал осторожный сочувственный жест.

— Да ладно. Ничего, — пробормотал шериф Бейкер, обращаясь скорее к самому себе, чем к Нику. — Он гнусный тип. И Дженни это знает. Когда они были маленькими, он часто ее колотил. Но они все же брат и сестра, и я думаю, что мне придется на неделю забыть о своей любимой.

Ник в смущении уставился в пол. Бейкер потряс его за плечо, чтобы тот следил за его губами.

— Возможно, из этого ничего не выйдет, — сказал он. — Рей и его вонючие дружки будут выкручиваться и выгораживать друг друга. Твое слово против их показаний. Ты задел кого-нибудь?

Я двинул под дых Рею, — написал Ник. — Другому — по носу. Может быть, даже сломал его.

— Рей водит дружбу с Винсом Хоуганом, Биллом Уорнером и Майком Чилдрессом, — рассуждал Бейкер. — Я постараюсь застать Винса одного и расколоть его. У него хребет как у дохлой медузы. А если я раскручу его, то смогу добраться до Майка и Билли. Рей получил этот перстень в Студенческом союзе Лос- Анджелесского университета. Его отчислили со второго курса. — Бейкер помолчал, барабаня пальцами по краю тарелки. — Мы дадим этому делу ход, малыш, если ты захочешь. Но я заранее предупреждаю тебя: мы можем упустить их. Они злобны и трусливы, как собаки, но они местные, а ты всего лишь глухонемой бродяга. И если они выкрутятся, то отомстят тебе.

Ник задумался. В памяти ожили события прошлой ночи, когда его толкали от одного к другому, как окровавленное пугало, и губы Рея выплевывали слова: «Я покажу ему. Сосунок ударил меня». Еще он вспоминал свой старенький рюкзак, неизменно сопровождавший его в последние два года скитаний, который безжалостно сорвали у него со спины.

В блокноте Ник написал и подчеркнул два слова: Давайте попробуем.

Бейкер со вздохом кивнул:

— Договорились. Винс Хоуган работает на лесопилке… хотя это явное преувеличение. На самом деле большую часть времени он там валяет дурака. Мы поедем туда в девять, если с тобой все будет в порядке. Может, нам удастся запугать его так, что он расколется.

Ник кивнул.

— Как твой рот? Док Соумз оставил тебе какие-то таблетки. Он сказал, что у тебя могут быть дикие боли.

Ник печально кивнул.

— Сейчас достану. Это… — Бейкер замолчал на полуслове, и в своем бесшумно двигающемся мире Ник увидел, как шериф несколько раз чихнул в носовой платок. — Вот еще и это привязалось, — продолжал Бейкер, но на этот раз он отвернулся от Ника, и тот уловил лишь первые слова. — Похоже, я подхватил серьезную простуду. Бог ты мой, ну разве жизнь не восхитительна?! Добро пожаловать в Арканзас, паренек.

Он достал таблетки и со стаканом воды протянул их Нику. Потом он осторожно пощупал свою нижнюю челюсть. Там была ощутимая болезненная припухлость. Воспаленные гланды, кашель, чихание, температура. Да, день обещал быть на редкость замечательным.

Ларри проснулся утром в состоянии легкого похмелья, со специфическим привкусом во рту, словно маленький дракончик справил там свою нужду, и ощущением, что он находится там, где ему не следует быть.

Кровать была односпальной, но на ней лежали две подушки. Ларри почувствовал запах жареного бекона. Он сел, посмотрел в окно, за которым начинался еще один серый нью-йоркский день, и первым делом подумал, что за минувшую, ночь с Беркли произошли какие-то ужасные перемены: он стал, грязным, закопченным и как-то разом постарел. Постепенно в памяти ожили события прошлого вечера, и Ларри поймал себя на том, что уже смотрит не на Беркли, а на Фордэм. Он находился в квартире на втором этаже в доме по Тремон-авеню, недалеко от Конкорса, и его мать наверняка ломает голову, где же он провел ночь. Звонил ли он ей, сказал ли ей какие-нибудь, пусть самые робкие слова в свое оправдание?