Итак, я очнулся в объятиях обнаженной златовласки, с коей нас свела судьба в ностальжи-заведении под вывеской «Москва».

– Где я? – спросил я.

– Тс-с-с... – она приложила наманикюренный пальчик к своим напомаженным губкам. – Расслабься, все хорошо.

Секс...

– Где мы? – Я стер тыльной стороной ладони помаду с... Впрочем, не важно, откуда. – Как я сюда попал?

– Тебя принесли. Бесчувственного.

– А почему ты со мной?

– Почему?.. Дурачок...

Секс...

Секс...

– Черт!... – Я перевернулся и случайно лег спиной на аппаратик, который все, кроме меня, называют «Айболитом». Я же эту каракатицу колючую нарек «Бармалеем».

– «Айболит» по тебе, бесчувственному, столько ползал, так старался, делал нужные инъекции, а ты, негодный мальчишка, чуть было его не раздавил сейчас.

– Надо было «Бармалея» обратно в аптечку засунуть после того, как, сделав дело, он отключился. А то сломаем нечаянно гостиничный инвентарь, и два юкса тю-тю, спишут автоматом.

– Я как раз собиралась убрать его на место, но ты очнулся...

– И?..

– Дурачок...

Секс...

Секс...

Секс...

– Черт!.. – «Бармалея» мы все-таки спихнули на пол. – Ну и черт с ним!

– Черт не с ним, чертик со мной.

– В смысле?

– Тебе никто раньше не говорил, что ты самый настоящий чертик?

– Внешне?

– Дурачок.

– Понял. Спасибо за комплимент, чертовка.

– И тебе спасибо...

Секс...

Секс...

Секс...

Все хорошее должно когда-то заканчиваться, иначе оно приедается и становится не очень хорошим...

Секс...

Секс...

Да и организм, во всяком случае – ха! – мужской, требует передышки. Хотя бы недолгой...

Секс...

– Ну а теперь... Нет, погоди, не надо. Я другое имел в виду. Давай-ка поговорим немного для разнообразия, ладно?.. Ну а теперь, чертовка, расскажи-ка, как я... как мы здесь очутились.

– Ты, нокаутированный, лежал жалкий-жалкий и беззащитный. Я закричала-закричала, я боялась, что псих ненормальный будет месить тебя ногами ради оттяга. И все наши вскочили-вскочили и закричали: хватит-хватит! Разок, типа, дал ветерану, и хватит. Базар-вокзал, сопли-вопли, псих хлопнул дверью, свалил, а робот-официант доложил нам, где находится ближайшая гостиница. Ребята тебя тащили, а я несла твою «Че». Вон, посмотри, она целехонькая на подоконнике стоит. Какие дешевые здесь номера! Робот-портье сказал, я не поверила! Сутки стоят дешевле яичницы в «Москве». Слушай, а почему все номера в гостинице такие... такие...

– Земные?

– Да! Сама я в похожих гостиницах не бывала, но в кино видела – типичная обстановка американского мотеля и за окошком голограмма хайвея, и вся неземная техника, все супероборудование в номере спрятано с глаз подальше. Я та-а-ак замучилась, когда «Айболита» искала... Почему здесь все... все так прикольно?

– На транзитках, да и вообще везде, где частенько тусуются недавние земляне, все так или иначе заточено под Планету Предков. Я, знаешь ли, бывал в обжитых Старшими секторах космоса, и, поверь на слово, там неуютно чертовски. Потомственные Старшие прекрасно понимают, что для нас их продвинутость все равно как чужая цивилизация, оттого и антураж, и технику специально для нас делают попонятнее, попривычнее да попроще. Моя «Че», например, с клавишами, а Старшие привыкли всем на свете управлять мысленно. Ясен перец, есть и у «Че» хитрая приблуда под названием «мнемопорт», само собой, я попробовал однажды порулить игрушкой мысленно, не вербально, так сказать, и, честное слово, чуть с ума не сошел. Осваивать ментал, увы, надо с детства. Типа, как учиться говорить... Ха! Говорить складно и то проблема, а уж думать...

– Если у нас с тобой родится ребенок, он будет считаться Старшим?

– Конечно, – ответил я сдержанно и напрягся. Как напрягся бы любой нормальный мужик на моем месте. – Ты, конечно, детдомовская, да?

– А ты разве нет?

– Я – нет.

– Бедняжка, тебе было еще сложнее адаптироваться в космосе, чем мне.

– Ерунда, – и я поспешил сменить тему, дабы избежать ненавистных вопросов про мою родословную. Я предпочел вернуться к скользкой теме деторождения. – Не бойся, если у тебя родится ребенок, он... или она, с тобой и останется. – Слова «тебя» и «тобой» я произнес с легким нажимом. Партнерша по сексу, чреватому беременностью, либо пропустила намек-нажим мимо прелестных ушек, либо заранее была согласна на роль матери-одиночки.  – Подрастая, твое дите захочет играть с ментальными цацками, а когда вырастет, его или ее обязательно потянет к Старшим, типа, как деревенских акселератов тянет в город, как Ломоносова тянуло к ученым. Но ты не бойся, твои гипотетические дети и внуки все равно останутся людьми. Ты понимаешь, о чем я? Да?.. Молодец!.. В смысле – молодица, ха!.. Твоим потомкам гарантировано гораздо больше ста двадцати лет активной жизни, у них будут иные заботы и интересы, но они останутся стопроцентными человеками.

– Страшно.

– Брось ты! Ни фига страшного. И на Планете Предков прекрасно сосуществуют изнеженные американцы с дикими пигмеями, которые...

– Я о другом! Современные земляне, и америкосы, и пигмеи, никто не догадывается, что они... что МЫ, люди, самые сильные, самые умные и знающие во всей Вселенной.

– М-да, ха, кошмарики, твоя правда! Ха! Надежды на Высший Разум, ха, оказались напрасными. Ты видела наших космических братков по разуму?

– В каталогах – видела.

– А я в натуре их зырил, многих. Они все такие чмошники, ужас!

– У тебя странный словарный запас – микс дворового сленга и речей начитанного фраера.

– Ты себя, блин, послушай!.. Большинство из нас, годных к вербовке во внеземелье, увы, бывшие трудные подростки. Кое-каких знаний мы здесь нахватались, но...

– Про нас я все понимаю! Расскажи мне лучше еще про Старших.

– Чего конкретно тебя интересует?

– За каким лешим продвинутым Старшим сдалась Планета Предков?

– В смысле, вообще на кой фиг, да?

– Да, на кой?

– Ха!.. И на Земле сплошь и рядом объявляют джунгли заповедниками, а после умиляются дикостью