замуровали. Красная точка маркера указывает на каменную плиту, что находится на противоположном, совершенно отвесном склоне где-то метров на сто ниже того, противоположного края рва-каньона. Означенная плита затесалась среди скалистых шероховатостей, выглядит она вполне естественно, не знаешь, так хрен догадаешься, что это, говоря образно, срез впечатляющих размеров пробки, которой заткнули ставший ненужным трубопровод.

Ловлю плиту-пробку в перекрестие прицела, сгибаю указательный палец правой руки. Пока на том скалистом берегу происходит небольшой камнепад, оборачиваюсь и дезинтегрирую один за другим два приличных размеров валуна, дабы загнать тварей ползучих поглубже в грунт, чтоб обезопасить себе тылы. Разобрался с тылами, гляжу в бледно-розовый кружок и вижу, что обвал на том берегу каньона закончился, вижу идеально круглую дырку, вход в законсервированный трубопровод. Командую:

– Скафандр! Подрегулируй нашу с тобой антигравитационную составляющую таким образом, чтобы я гарантированно смог долететь во-о-он до той дырки, понял?

Скафандр молчит.

– Але, ты понял, нет?

– Да понял я, понял! Отрегулировал без проблем. В другом проблема: ты слишком спокоен, Жаба, и меня это напрягает.

– Здрасти, приехали. Дергаюсь – плохо, спокоен – тоже плохо. На тебя, ха, не угодишь.

– Ты слишком уверен в удаче, а прыжок предстоит сложный.

– Ну и фиг ли с того? Ну, даже если и промажу сразу, и чего? Спланирую на дно и буду подпрыгивать до тех пор, пока не залечу в дырку.

– На дне зыбучие пески.

– В каком смысле?

– В прямом. Загляни на дно, я сфокусирую картинку. Дезинтеграция плиты-пробки вызвала заметный камнепад. Видишь скатившиеся вниз камни?

– Не-а.

– То-то. Их поглотила зыбучая дрянь.

– Бы-ы-л-лин! Блин горелый! Черт! Черт подери!..

– Вот-вот, и я про то же.

– Значит, у меня всего одна попытка?

– Ага.

– Придумал! До того берега я допрыгну по-любому?

– Нет проблем. Толкнись посильнее, и ежели промажешь в дырку, тогда врежешься мягонько в противоположный склон. Амортизацию я обеспечу.

– Я прыгну так, чтоб врезаться в скалы выше желанной, ха, дырки! Как только прикоснусь к скалам, ты сразу же к ним приклеишься. Сумеешь?

– За не фиг делать.

– О’кей. Повисю... тьфу! Повишу приклеенный, переведу дух, и мы отклеимся, понял? И я потихонечку, полегонечку поползу вниз.

– У тебя отсутствуют навыки скалолазания.

– Фиг ли с того? Я ж буду весить что то перышко, верно?

– Обязан предупредить: сколько бы ты ни весил, утратишь контакт со скалой и полетишь на зыбучее дно.

– А можно сделать так, чтобы клей постепенно терял свои свойства и тянулся-тянулся-тянулся?

– На манер сопли?

– Вроде того. Чтоб я спускался вниз, вися, ха, на соплях?

– Могу.

– Вот и ладушки! Поиграем в человека-паука, готов?

– Как юный пионер.

– Тогда салют!

Вы будете смеяться, но мне так и не довелось сыграть роль человека-паука. Не судьба! Сиганув с обрыва, я пролетел до фига метров над зыбкой бездной, постоянно снижаясь, и потихонечку, по-снайперски, угодил прямо в жерло трубопровода!

Вы бы знали, как я собой возгордился! Небрежно так, как и подобает нам, суперменам, повелел скафандру нарастить силу тяжести, включить режим «ночного видения» и, молодцевато выпрямив спину, расправив плечи, пошел в глубь трубопровода, шаркая подошвами, слегка задевая Г-образной «пушкой» дезинтегратора дугообразные стыки над головой.

– Жаба, твои надпочечники переключились на выработку норадреналина.

– Ну и что? – Мои губы кривит улыбочка Джеймса Бонда в исполнении Шона Коннери. – Я прекрасно себя чувствую, отстань.

– Адреналин – гормон бегства, норадреналин – гормон драки. Рваться в бой, недооценивая опасность и, следовательно, переоценивая свои возможности, столь же пагубно, как и желание бежать очертя голову.

– Хорош умничать, скорлупа! Включи-ка лучше музычку. Желаю послушать старый добрый Deep Purple, что-нибудь из раннего.

– Прости, меломан. Для твоего же блага я вынужден сломать тебе кайф.

– Черт!! – меня прям-таки раскорячило, ибо на мои геройские плечи вдруг (какая сволочь придумала это душное слово «вдруг»?! Убил бы!) легла воображаемая штанга, но с тяжеленными, блин, «блинами»! – Черт, скафандр! Кончай баловаться с гравитацией! Я ж так и шага не смогу сделать...

Молчит, психотерапевт хренов! Мало того, музыку врубил садомазохистскую! Филиппа, язви его душу, Киркорова! Ну какой, скажите, нормальный человек без содрогания, без рвотных спазмов может слушать этого лупоглазого звездюка?!. Пытка, блин! Вес давит, Филя, шикодам его мать, надрывается про свою долбаную зайку-зазнайку, жуткое дело! Хочется справить малую нужду и проснуться в холодном поту на мокрых простынях, ужас, как хочется!..

Адреналин с приставкой «нор» улетучился из организма, я так думаю, в течение первого же куплета песни про голимую зайчиху. Под затихающий аккомпанемент веселенького припева стаяли поочередно воображаемые «блины» на воображаемой штанге. В ушах снова тишина, плечи вновь можно расправлять, но не хочется. В голове одна-единственная, чисто философская мысль, точнее, вопрос: «Какая, интересно, сука программировала этот хренов скафандр?..»

Размышляя на тему карательной психотерапии, я, сутулый и хмурый, дотащился до изгиба, до «колена» трубопровода.

Полое «колено» изогнулось под прямым углом, уводя трубу вертикально вверх. А диаметр трубы, о-го-го, как же я зале... Ясно, как я залезу – вон, вижу примитивную лесенку, этакие горизонтальные буквы «П», приваренные к отвесному желобу.

Лезу. Перебираю вяло руками-ногами. Я вновь в весе пера, скафандр без всяких команд, сам подрегулировал гравитацию, и ползти вверх мне легко, однако занятие это муторное, как... как чистка картошки... Эх, давненько я не едал настоящей земной картошечки, что вся бугорками и с вкраплениями темных «глазков»...

– Жаба, взбодрись! Какой-то ты весь из себя сплошь депрессивный.

Молчу.

– Ты подсознательно чувствуешь себя несправедливо мною обиженным, а ответить на обиду агрессией не имеешь возможности, отсюда и приступ депрессии.

Молчу.

– Жаба, хочешь тяпнуть пятьдесят граммулек отменной водяры?

В губы тыкается гибкая трубочка. Плотнее сжимаю губы, трубка исчезает.

– Перекурить хочешь?

Молчу, хотя и охота курнуть, очень.

В шлеме начинает тихо звучать музыка. Инстинктивно вздрагиваю, как та собака Павлова... Нет, пронесло, это не Филя. Все громче и громче звучит Deep Purple, композиция про солдата удачи. Хочется из принципа отдать приказ об отмене всякого музыкального сопровождения, однако я медлю. Киркоров – это