нападение на любого из наших приравнивается к нападению на всех и каждого.

Мой жетон проложил мне дорогу сквозь живой коридор из людей в полицейской форме. Я напомнила себе, что надо будет расспросить консьержку: не исключено, что ей случилось быть последней из тех, кто видел Дженнифер в живых, а возможно, она даже оказалась свидетельницей. В спину мне отраженным солнечным светом светила жирная луна. Но полиция даже в Италии не разводит сантиментов по поводу полнолуния. Всем известно, что в такие ночи преступность возрастает на двадцать пять – тридцать пять процентов. А если полнолуние приходится на пятницу – жди переполненных больниц и очередей в «травму».

У квартиры Дженнифер меня поджидал Сильвера. Сильвера. Мы с ним не раз работали в связке. Но от этого было не легче.

– Майк, подумать только.

– Где она?

– В спальне.

– Ты там закончил? Постой, ничего не говори, я сама погляжу.

Расположение комнат было мне знакомо. Ведь я сюда захаживала и раньше, с десяток раз за последние пять лет, когда требовалось либо передать что-нибудь для полковника Тома, либо подбросить Дженнифер на теннисный корт, на пляж или в гости. Иногда ее сопровождал Трейдер. В общем, наши отношения поддерживались только через мою службу, но в машине мы всегда болтали, как задушевные подруги.

Чтобы попасть в спальню, пришлось пройти через гостиную. У двери я помедлила. Мне вспомнилась вечеринка двухлетней давности, которую устраивал Овермарс по случаю повышения в должности. Тогда я поймала на себе взгляд Дженнифер: она улыбалась, держа в руке бокал с вином, которого ей хватило на целый вечер (все остальные – кроме меня, разумеется, – перепились до потери пульса). Помню, я еще подумала: какой это редкий дар – быть счастливой. Она была за все благодарна судьбе. Не представляю, сколько мне надо выпить, чтобы светиться радостью, а она выглядела так, словно ее переполняла любовь – притом что она лишь пригубила белое вино.

Переступив через порог, я прикрыла за собой дверь.

Сейчас расскажу, как это делается. Сначала не торопясь описываешь круг по всей комнате. Первым делом по периметру, вдоль стен. Вокруг тела – или вокруг того места, где оно находилось, – обходишь в последнюю очередь. Интуиция подтолкнула меня к кровати, но Дженнифер, как оказалось, сидела на стуле в углу, по правую руку от меня. Нужно было зафиксировать детали обстановки. Шторы полузакрыты, чтобы в спальню не проникал лунный свет, на туалетном столике порядок, простыни скомканы, в воздухе едва уловимый запах плоти. На полу – старая наволочка с черными пятнами и сплющенная жестянка.

Как я уже говорила, вид смерти мне привычен. Но сейчас даже меня затрясло при виде обнаженного тела Дженнифер, ее неподвижного лица с широко раскрытым ртом и выражением какого-то детского удивления во влажных глазах. Совсем легкое удивление, как будто она нашла давно потерянную вещицу, которую успела забыть. Голова Дженнифер была замотана полотенцем, словно после душа. Полотенце пропиталось запекшейся кровью и казалось невыносимо тяжелым.

Нет, я не стала к ней прикасаться. Черкнула кое-что в блокноте, а потом с профессиональной тщательностью зарисовала палочками положение тела, как приучила меня работа в убойном отделе. Револьвер двадцать второго калибра валялся вверх рукоятью, приникнув к ножке стула. Перед тем как выйти из комнаты, я натянула перчатку и на секунду выключила свет. В лунном свете из темноты блеснули влагой мертвые глаза.

Осмотр места происшествия напоминает задачку на внимание из вечерней газеты: найдите столько-то различий. Что-то здесь было не так. Тело Дженнифер оставалось прекрасным – такому телу можно было только позавидовать. Но выглядело оно неправильно – из него ушла жизнь.

Дверь в спальню открылась: Сильвера явился забрать оружие. И уже готовились войти криминалисты, чтобы снять отпечатки пальцев, произвести все необходимые замеры и сделать серию фотоснимков. А потом настанет черед медэкспертов. Подойти, уложить тело в мешок. Составить официальный протокол о смерти.

У суда присяжных пока остается открытым вопрос по поводу службы женщин в полиции. Способны ли они выполнять профессиональные обязанности? В течение какого срока? Наверно, не только я оказалась в полном дерьме. Полиция Нью-Йорка, между прочим, на пятнадцать процентов укомплектована женщинами. Известно, что женщины нередко достигают профессиональных высот в следственной работе. Но мне кажется, это какие-то уникальные особы. Работая в убойном отделе, я не раз говорила себе: «Уходи подобру-поздорову, подруга. Никто тебя не держит. Уноси ноги, пока не поздно». Расследовать убийства – это мужская работа. Мужчины убивают – им и расхлебывать. Они вообще склонны к насилию. Где убийство, там женщинам места нет – они по природе своей либо жертвы, либо плакальщицы, либо свидетельницы. Лет десять-двенадцать назад, когда Рейган под конец своего первого срока президентства развязал гонку вооружений, люди не могли думать ни о чем, кроме ядерной угрозы. В то время мне казалось, что надвигается вселенское убийство и диспетчер вот-вот сообщит по рации число жертв: «Пять миллиардов. Все, кроме нас с тобой». Люди в здравом уме и твердой памяти, склоняясь над чертежами, разрабатывали планы уничтожения всех и вся. Тогда я постоянно задавала себе вопрос: и куда смотрят женщины? И вправду, чем они занимались? Отвечаю: женщины были свидетельницами. Бойкие активистки, раскинувшие палаточный лагерь вблизи английской военной базы «Гринэм-Коммон», доводили офицеров до белого каления одним лишь своим присутствием – но они оставались только свидетельницами. Между тем ядерная кнопка была в руках мужчин. Всякое убийство – это по их части.

Есть один-единственный момент в расследовании убийств, когда женщины оказываются на высоте: это извещение близких. Тут без женского участия не обойтись. Мужчинам такое не под силу – что они понимают в человеческих чувствах? Один является в дом этаким глашатаем или проповедником, другой застывает столбом у порога и бубнит что-то нечленораздельное, третий в решительную минуту теряет самообладание. Я своими глазами видела, как патрульные разразились хохотом, принеся какому-то бедолаге горестную весть о том, что его жену сбил грузовик. В таких ситуациях мужчины оказываются несостоятельными, от них можно ожидать чего угодно. Только женщина способна сразу прочувствовать всю меру трагедии, поэтому для нее оповещение родственников убитого – мучительная, но естественная обязанность. Конечно, случается, что и сами безутешные родственники не могут вынести свалившегося на них бремени. Например, в три часа ночи они бросаются будить соседей, чтобы устроить поминки.

Но хватит об этом. В ту ночь я бы ничего подобного не допустила.

Рокуэллы живут на северо-западной окраине города, по дороге в Блэкторн. Туда ехать минут двадцать. Оставив Джонни Мака сидеть в машине, я зашагала к дому, по привычке направляясь к задней двери. Дойдя до угла, остановилась, чтобы затоптать окурок. Перевести дыхание. И тут сквозь кухонное окно, через пышно разросшиеся цветы на подоконнике, я увидела Мириам и полковника Тома. Они танцевали. С