которых у меня нет и не могло быть, и в большинстве случаев они действовали из самых благородных побуждений.

– Не сомневаюсь. Так или иначе, у меня нет особого желания выполнять твои прихоти. Твой послужной список не производит благоприятного впечатления.

– Не спорю, он не вселяет радости – в твоем понимании этого слова. Но было уже замечено, и не кем-то одним, а людьми из самых разных слоев, что я могу быть очень суров с теми, кто ведет себя не так, как, по-моему, им полагалось бы себя вести. Этот факт должен иметь для тебя большое значение.

– Он не имеет почти никакого значения, если вспомнить, каким суровым ты бываешь к людям, которые при всем желании не могли сделать тебе ничего плохого.

– Знаю, знаю, дети и тому подобное. Только прошу тебя, старик, оставь этот тон, будто ты борешься с клерикалами. Речь не идет о преступлении и наказании, и забудем этот бред об отце-покровителе; дело в том, что это в чистом виде игра – со всеми ее правилами. В мире нет зла. Думаю, ты возьмешь на заметку все, что я сказал, когда еще раз вернешься в мыслях к нашему разговору.

Было слышно, как мои наручные часы тикают в тишине, и я отметил про себя такую любопытную деталь: это единственные часы на всей земле, которые продолжают идти.

– Игра никак не может протекать совсем уж гладко, когда тебе приходится то и дело совершать такие вот визиты.

– Не волнуйся, с игрой все в порядке. Надо сказать, в последние сто – двести лет мне удалось в значительной степени сократить число визитов. И в них, обрати внимание, нет никакой регулярности. Три месяца я не появлялся, а потом сегодня, буквально в эту самую минуту, навещаю кроме тебя, если можно так выразиться, одну даму в Калифорнии, у которой сложилось неправильное представление о кое-каких вещах. Чисто для того… как бы это сказать? – чтобы облегчить себе работу. Да, если ты попытаешься связаться с ней, все будет впустую, потому что она не сможет ничего вспомнить.

– А я буду помнить?

– Будешь, лично я не против; с самого начала так и предполагалось, но фактически тебе самому надо решить. Давай отложим пока и обсудим это в самом конце нашей беседы, не возражаешь? Посмотрим на твое настроение.

– Благодарю. Могу предложить еще стаканчик чего-нибудь?

– Ну если действительно только один стаканчик… да, думаю, можно, если ты так считаешь. Превосходно.

Я сказал, перейдя к буфету с бутылками:

– Но, должно быть, ты мог бы облегчить себе работу, если б вообще обошелся без таких вот появлений на людях во плоти. Пространство, время и все такое прочее в конце концов не имеют для тебя никакого значения.

– Насчет пространства согласен. Время – совсем другое дело. В твоем замечании много интересного. По правде говоря, мне нравится это занятие само по себе – навещать людей. Да, потакание своим желаниям… Вот почему я пытаюсь сократить количество визитов. Но я получаю от них удовольствие.

– Удовольствие какого рода?

Он снова вздохнул и прищелкнул языком:

– Приходится прибегать к приземленным понятиям, иначе трудно объяснить. Попытаюсь. Ты ведь играешь в шахматы, Морис, или играл в студенческие годы. Ты помнишь… я хочу сказать, ты должен помнить, как у тебя возникало желание оказаться прямо на доске среди фигур хотя бы на пару ходов, чтобы ощутить это состояние, но в то же время продолжать вести игру. Вот примерно такое могу привести сравнение.

– Итак, все это не больше чем игра? – Я вернулся с двумя наполненными стаканами.

– Если рассматривать в том ракурсе, что здесь нет ничего особо э-э… поучительного и значительного, тогда – да, игра. В каком-то смысле есть определенное сходство и с искусством: это одно из искусств и в то же время – одно произведение искусства. Догадываюсь, что ты находишь мое объяснение довольно поверхностным. Это совсем не так. Дело здесь только в том, как все это возникло, – сказал молодой человек, понижая голос и разглядывая свое виски. – Между нами, Морис, мне кажется, что я, не обладая даром предвидения, принял несколько очень спорных решений с самого начала. Если честно, все это предвидение – абсурд какой-то. Как будто я вообще смог бы продолжать свою деятельность, если бы все заранее предвидел! Так вот, затем у меня не заладилось из-за того, что решения не согласовывались с фактическими результатами. И я не мог пересмотреть их; еще никто ни разу не приписывал мне, что я переделываю сделанное мною ранее, вычеркиваю исторические факты и тому подобное. Жаль, мне часто хочется сделать что-нибудь такое… ну иногда и удается. Не то чтобы я хочу быть жестоким… и уж совсем не хотелось бы узнать, что я начинаю выглядеть чудовищем в глазах людей. Очень сложно в этом разобраться, поверь мне на слово. Просто мне пришло в голову, что я, со всеми своими способностями, нахожусь одновременно где-то там, или где-то здесь, или где угодно. Признаться, я задаюсь вопросами; представь себя на моем месте и как бы ты выкручивался. – В его голосе прозвучало некоторое раздражение. – Тебе и не вообразить, как это трудно: перед тобой на выбор несколько вариантов, бесповоротных и вместе с тем уникальных.

– Есть мнение, что ты смекалистее любого из нас, хотя в это и трудно поверить, когда ознакомишься с конечными результатами. Но мне и в голову не приходило, что ты не всегда находишься там… ну, где ты там сейчас. Не знаю, как это назвать.

– Если разбираться досконально, это называется «повсюду», как тебе отлично известно; хотя, конечно, повсюду не означает постоянное пребывания сразу везде. Когда говорят, что я всегда где-то рядом, это правда. Но кое-что изменилось. Была отмечена датой та точка, где, так сказать, я впервые обнаружил свое присутствие. Мы ведем речь о довольно далеком прошлом. Тогда же я открыл для себя, кто я такой и на что способен; фактически первое – то же самое, что второе.

– А то, что касается реальных действий, приносит, должно быть, большое удовлетворение?

– Ты прав, огромное, по-своему. Хотя и отнимает массу времени, я бы сказал. В наши дни это не больше чем выполнение своих служебных обязанностей. И я продолжаю думать о том, чего не успел совершить. И о вещах, которые мне не следовало бы делать, но которые обладают какой-то притягательной силой. Радикальные перемены. Попробуй представить себе, если сможешь, какое это искушение – изменить все физические законы, поэкспериментировать с чем-нибудь, что не является материей, или просто ввести