– Да, было бы грех жаловаться, что нам не повезло с погодой, – пробормотал я, обнимая и привлекая ее к себе. Еще одна такая поэтическая фраза, и у меня уже точно член опустится и никогда не встанет. – По прогнозу обещали дождь к вечеру, но им ведь нельзя верить, сама знаешь, как пальцем в небо тычут. Вот мы и пришли.

Я первым спрыгнул в ложбину с высоты примерно трех-четырех футов и подхватил ее, когда она последовала за мной. Здесь было так же чисто, как вчера, когда я разведал это место, и не было видно никаких следов любовных свиданий. Наверное, у парочек из Фарема не хватало сил и энергии на любовные игры, и мужчины обзаводились женами так же нехотя, как денежными долгами и старческим маразмом.

– Морис, я уверена, что нам будет прелесть как хорошо в этом…

Я оборвал эту фразу поцелуем. И, продолжая целовать ее, я расстегнул все пуговицы ее рубашки, а затем пришел черед застежки лифчика. Ее грудь была упругой на ощупь, почти твердой. Сделав это открытие, я потянулся к земле, увлекая следом за собой Диану. Она высвободилась из моих объятий и отступила назад.

– Я хочу полностью раздеться, – сказала она. – Для встречи с тобой я должна быть голой.

Она сняла рубашку, и на этот раз я не счел нужным придираться к ее поэтическому слогу. Если она хотела, чтобы я не просто делал вид, а действительно считал ее неординарной личностью, она теперь добилась этого с куда большим успехом, чем во всех предыдущих попытках. Обнаружилось, что ее груди (кроме того, что они полные и упругие) высоко приподняты, с крупными, выпуклыми сосками; а через несколько секунд моему взгляду предстали все аккуратные формы ее тела, вся фигура с длинными, стройными ногами. В то короткое время, что Диана затратила на раздевание, ее лицо изменилось, размякло от возбуждения, утратило живость, остроту взгляда и напряженность подбородка, веки потяжелели, четкая линия губ расплылась. Расправив плечи и втянув живот, она медленно села на землю, поросшую короткой травой, и как будто только теперь заметила меня.

– Ты тоже, – сказала она.

Эта идея застигла меня врасплох и показалась пикантной, но не особо привлекательной. Мужчина, раздеваясь, теряет достоинство; более того, мужчина, оказавшийся в раздетом виде вне стен дома, чувствует себя очень уязвимым, и на это есть причины. С точки зрения стороннего наблюдателя, голая женщина, увиденная им на улице, может быть или ярой солнцепоклонницей, или жертвой насильника; мужчина в подобных обстоятельствах видится сексуальным маньяком или просто сумасшедшим. Но все же я подчинился, тем более что воздух был теплым. Диана ждала сидя, не глядя на меня, мягко и ритмично сводя плечи и прижимая локти к полной груди. Было ясно, что ей хотелось сбросить одежду не ради нас двоих, и уж точно не ради меня, а ради себя самой. Этим она высказывала нечто свое, нечто присущее ей одной; ведь было установлено, что тем, кто страдает нарциссизмом, безразлично внимание или невнимание других людей. В этом заключался парадокс, если вспомнить, как вела себя Диана, будучи полностью одетой; но у меня не было сейчас времени на разгадывание загадок: я всей душой приветствовал ее внимание к своему телу.

И как я вскоре убедился, Диану в большей степени заботила верхняя половина этого тела. Придется согласиться, что с эстетической и сексуальной точек зрения ее выбор был во многом оправдан. Каким бы привлекательным ни было лицо одетой женщины, оно еще более привлекательно, когда женщина голая; и тогда, а в некоторых случаях только тогда оно становится самым привлекательным из всего, что у нее имеется. Шея, плечи, предплечья, не говоря уже о грудях, – все обладает индивидуальной прелестью или, по крайней мере, какими-то персональными особенностями; ниже талии вы наталкиваетесь на чудовищное отсутствие деталей и незначительное наличие голой анатомии. Я занимался некоторое время изучением приоритетных достоинств Дианы, ощущая ее безоговорочное и подчас шумное одобрение. Но в конце концов должно было наступить стремительное переключение на анатомию и в конечном итоге на отсутствие деталей. И сразу же наслаждение, которое испытывала Диана, спало.

Тут я понял (все-таки), что у меня есть возможность выбора. Очевидно, можно было вернуться, насколько это возможно, к тому, что доставляло ей наибольшее удовольствие, и в то же время почти совсем – но не полностью – оставить то, к чему я только что приступил по собственной инициативе: это будет некое сексуальное подобие того, что бывает, когда вы играете сонату на фортепиано и одновременно закусываете, не прерывая своего музицирования, бутербродами с блюда. Или же, не прилагая никаких усилий, можно было забыть о ней и, что важнее, забыться самому. Сегодня мне хотелось какого-то освобождения намного сильнее, чем когда-либо раньше, но, с другой стороны, в конце всего этого мне, надо признать, хотелось бы видеть Диану удовлетворенной и благодарной – если такое вообще достижимо. Так что я остановился на первом варианте и фактически внес в него кое-какие улучшения, сыграв, метафорически выражаясь, настойчивую коду, богатую орнаментальными деталями и трудными проходами по клавишам в обе руки, которая длилась еще довольно долго после того, как исчез последний бутерброд. (Во всяком случае, это были вкусные бутерброды, если уж речь идет о бутербродах.)

Я отодвинулся от нее совсем на чуть-чуть. Диана посмотрела пристально мне в глаза. Ее лицо раскраснелось и казалось набухшим под глазами и вокруг рта.

– Боже, – сказала она, – как сладко. Какое нескончаемое удовольствие. Хочется не забыть каждое мгновение от самого начала и до конца. Ты мне скажи, я понравилась тебе?

– Ты была бесподобна. Ты и сейчас бесподобна.

Она улыбнулась и скользнула взглядом по своему телу. Она лежала еще некоторое время, безмятежно раскинувшись, но затем поджала подбородок, скрестила ноги и, приподнявшись рывком, села. Когда она снова взглянула на меня, ее глаза смотрели искоса, припухлость почти исчезла, уступив место привычному выражению легкой обеспокоенности с оттенком дерзости.

На этот раз она сказала:

– Морис, это был просто экстаз. Даже не знаю, как тебе… удается это. А тебе было хорошо? Нет слов, ты заслужил, чтобы получить удовольствие.

– Все было великолепно.

Я снова обнял ее и быстро пробежал по основным пунктам, получившим ранее глубокую проработку, но на этот раз в возвышенной, беспристрастной манере, просто проигрывая главный мотив своего неустанного восхищения ее прелестями. Прошло несколько минут, и я сказал:

– Диана…

– Что?

– Диана, ты когда-нибудь ложилась в постель более чем с одним человеком? Одновременно, я имею в