отнять. Принесли шампанского, и мы выпили за плоды трудов Дорис, «не сценарий, а конфетку». В заведении было полным полно кинозвезд, и все набивались новые. И что это я все с кинозвездами да с кинозвездами зависаю? Не так уж они мне и нравятся. Актеры — они все такие прозрачные. Другое дело, что профессионалы обычно безобидны. Это за теми, кто по жизни актеры, нужен глаз да глаз — и за актрисами тоже. Меня разобрала ужасная икота — больше это было похоже на серию быстрых апперкотов в подбородок. Один из ударов заклинил мышцы шеи, так что пришлось немного полежать под столом, пока судорога не отпустила. В таком ракурсе провод лампы на стойке показался мне слуховым аппаратом, торчащим у Филдинга из уха. Я задел коленом колено Дорис, раз, другой, и подумал, как это здорово, когда у молодых людей зарождается настоящее чувство. То и дело я пробивался в сортир и обратно, где вся стенка была оклеена журнальными фотками потрясных голых девок. Я наткнулся на женщину, которая вела тяжелый разговор по телефону, и попытался ее подбодрить, и не оставлял своих попыток даже после того, как откуда-то возник ее приятель или муж. Тон его мне не понравился. Он оскорбил меня до глубины души. Завязалась ссора, которая разрешилась тем, что я упал мордой в штабель мокрой картонной тары у подножия потайной лестницы. Не повезло дамочке, она была явно не прочь. Освеженный, я поздоровался с несколькими кинозвездами, ненадолго подсаживаясь к ним за столик с краткими репликами, не длиннее одной фразы, и всегда не в бровь, а в глаз. Меня пригласили в служебное помещение, где имела место перебранка с одной супружеской парой. Они сказали, что тут главные. Она была явная бандерша, в том или ином смысле, но меня это не особо беспокоило. Она все отрицала. Когда Филдинг вел меня назад к нашему столику, я обратился с неприличным, отменно сформулированным предложением к официантке- прошмандовке, которая так и загорелась, но потом впала в глубокую грусть где-то в недрах кухни, и когда я вынес двустворчатые двери, стремясь ее утешить, то двое деятелей в серых от пота футболках убедили меня, что бедному дитю уже ничем не поможешь. У меня взяли автограф. Дорис очень симпатично смотрелась в своей пижамке. Под всклокоченными волосами и бесформенной одеждой она была такая же большеглазая милочка, на все дыры мастерица и фаллопоклонница, как и все остальные. Она тоже все отрицала. Собственно, не так уж она мне и нравится. Я оглушительно потребовал портвейна и выхлебал несколько литров обжигающего черного кофе. По пути к дверям. Дорис обняла меня, но, наверно, на секунду выпустила (может, я проявил чрезмерный пыл), потому что я рванулся в забег, который закончился бы на Уолл-Стрит — нет, дальше, в Виллидж, у Мартины Твен, — если бы на моем пути не встал столик с десертом. Под аплодисменты всего ресторана я с боем ушел в ночь.
Тяжело дыша, я прислонился к фонарному столбу, пока Дорис бережно отлепляла от моего костюма апельсиновое драже и ошметки шоколадного торта. Филдинг задержался, чтобы выразить свое восхищение владелице заведения — или возместить ущерб.
— Ну и ну, — проговорила она. — Вы как, живы?
— Да знаю я, знаю, что ты лесбиянка, и все такое, но проблема-то, что ты просто еще не встретила настоящего парня. И ничего больше. Поехали ко мне в номер, побалуемся. Ну давай, милочка, точно говорю, тебе понравится.
— Дурачина ты, простофиля, — улыбнулась Дорис. Потом ее выражение изменилось, и она сказала мне что-то настолько ужасное, невообразимое, термоядерное, что я не запомнил ни единого слова. Из дверей вышел Филдинг, из-за угла выехал «автократ». Лица людей качнулись вбок, спиной вперед я забурился в такси.
И все это, можно сказать, без малейшего стресса. Подумать только, стресс! Как это люди его переносят.
Проснувшись рано утром как огурчик, я потянулся за номером «Нежности»— это самый экономичный способ определить, на каком я свете. Прочим вопросам, не менее животрепещущим — типа с кем, как, зачем и когда, — придется подождать. Среди моделей ни одной, похожей на Селину, не нашлось, и я, сам того не заметив, принялся заполнять стрессовый вопросник, где потребление никотина и алкоголя сопоставлялось с различными стрессовыми факторами, влияющими или не влияющими на ваш жизненный путь (в последнем случае рекомендовалось ставить прочерк). Если верить «Нежности», беспокоиться мне было не о чем — и, тем не менее, я смолю и бухаю, как банкрот с параличом всех четырех конечностей. И тут до меня дошло — стресс! Может быть, мне просто не хватает стресса? Может быть, хорошая доза стресса— это как раз то, в чем я остро нуждаюсь? Мне нужна тяжелая утрата, шантаж, землетрясение, проказа, членовредительство, разорение... Пожалуй, следует попробовать. Не подскажете, где можно приобрести немного стресса по сходной цене?
Стресс действительно можно приобрести, чем я и занялся. Это, наверно, Нью-Йорк так на меня действует — буря и натиск, сила и слава, электродинамика манхэттенских параллелей и перпендикуляров. Подзарядка, словно от сети. Орешек трудно расколоть, но мы не привыкли отступать.
С приятным ощущением, что продолжаю в ритме вечера накануне, со всеми его успехами и достижениями, я зашел в «Меркуцио», где купил четыре костюма, восемь сорочек, шесть галстуков и стильный легкий дождевик. Все приобретения ожидают доставки в «Эшбери» — после того, как пройдут через руки высокооплачиваемых портных. Даже галстуки, похоже, нуждаются в подгонкe. Стоимость: 3476 долларов 93 цента. Я заплатил по «Ю-ЭсЭппроуч».
В «Лимопрокате» на Третьей авеню я нанял шестидвсрный «джефферсон» с коктейль-баром, телевизором и телефоном. Проехав всего ничего, я поставил машину на дорогущую стоянку, угол Лексингтон-авеню и Сорок третьей. Это обойдется мне в полторы с лишним сотни баксов в день.
Я зашел на ленч во французский ресторан «Золотая клетка» на Пятьдесят четвертой (сотня долларов), а массаж и душ в «Элизиуме» на Пятьдесят пятой обошлись еще в две сотни. Исчерпав запас идей и утомившись шляться по магазинам, я купил четверым алкашам и трем стриптизершам девять бутылок шампанского в стрип-баре на Бродвее. Потом я подумал, не рвануть ли на такси в Атлантик-сити, просадить энную сумму в рулетку. У меня есть идеальная система. Она никогда не работает. Но в конечном итоге я просто обналичил свои туристские чеки и противолодочным зигзагом двинулся по плавящемуся асфальту Таймс-сквер, раздавая двадцатидолларовые купюры избранным бродягам, шлюхам, старьевщицам, инвалидам времени. Дабы унять возникшее волнение, пришлось вмешаться полицейскому наряду.
— Совсем, что ли, спятил, — с максимальной убежденностью бросил мне один из полицейских. Я даже не взял за труд объяснять ему, как он не прав.
Вернувшись в свой номер, я сел к столу и задумался. Финансовые тревоги — не чета всем прочим тревогам. Если у вас десять тонн баксов долга, это вдвое тревожней, чем если бы долга было всего пять тонн — но вдвое менее тревожно по сравнению с двадцатью тоннами. Если у вас десять тонн баксов долга, это на четыре седьмых менее тревожно, чем если бы долга было двадцать три тысячи триста тридцать три доллара. А если у вас десять тысяч долга, и десять тысяч поступило на счет — то все тревоги как рукой сняло, тревожиться не о чем. С тревогами иного рода обычно совсем не так, например когда тревожишься о вероломстве вертихвосток и организма.
Я откинулся на кровать и стал тревожиться о деньгах, и очень быстро встревожился как следует. Выдернув бумажник, пересчитал справки и квитанции. По состоянию на сейчас, я полностью на нуле, И это крайне тревожно.
В дверь постучали, и я вскочил на ноги. Невероятно элегантный молодой негр вступил в номер, нагруженный большими полиэтиленовыми мешками.
— Куда их, сэр? — спросил он. — На кровать?
— Да. То есть, нет, — ответил я. — Спасибо, не надо. Я передумал. Забирайте назад.
Он непонимающе поглядел на меня и вздернул свой аристократический подбородок
— Сэр, все условия покупки — на вашей квитанции.
— Да ладно. Кидай сюда, я пошутил.
Я дал ему десятку, и он ушел. Десятка — это много или мало?.. В течение следующего часа мне было доставлено великое множество покупок, большинство из которых явились для меня полной неожиданностью. Я устал напрягать память и лежал на кровати, и прикладывался к бутылке. Через некоторое время я стал чувствовать себя так же, как наверняка будет чувствовать себя в день свадьбы леди Диана, когда железнодорожные составы начнут доставлять подарки из стран Британского содружества. Массивный хрустальный сервиз, оранжевый ковер иранского производства, причем недавнего, испанская гитара и пара маракасов, две картины маслом (одна изображала дрыхнущих котят со щенками, вторая —
