крути, как ни обзывай порыв и какой научный хвост к нему ни прицепляй, а поделать с ним ничего нельзя.

— Ну, вроде привели в божеский вид, — констатировала Каллаган. — Нипочем не догадаться, что там внутри, если не знать, верно?

— Нипочем. Огромное спасибо за идею и за помощь.

— Не за что. А как вы намерены с ночным столиком поступить?

— Как раз думаю об этом. В конце коридора есть чулан, там полно поломанной мебели, заплесневелых книг и прочего; я знаю, потому что вчера туда за пюпитром ходил, или как эта штука называется. В чулане столу самое место, аккурат за ширмой с сюжетом из французской придворной жизни — там, знаете ли, все такие типчики, каждый в широкополой шляпе и при банджо. Будьте добры, посмотрите, нет ли народу. Я бы тогда прямо сейчас стол вынес.

— Отличная мысль. Просто гениальная, я бы сказала. Раз нет прикроватного столика, никому и в голову не придет, что вы вообще курили. Подумают, вы порвали простыню ногами. А что? Может, вам кошмар приснился.

— Когда кони сытые, они бьют копытами.

Каллаган смотрела на него с открытым ртом, затем начала смеяться. Она присела было на кровать, но сразу вскочила, будто обожглась. Диксон тоже засмеялся — не над ней, а из благодарности за ее смех. Минуту спустя, все еще хихикая, Кристина поманила Диксона в коридор. Диксон, с улыбкой от уха до уха и со столом, выскочил, но тут Маргарет распахнула дверь своей спальни — и увидела обоих.

— Джеймс, ты что это задумал?

— Мы просто… я просто… Я хотел избавиться от этого столика. Так обстоятельства сложились, — бормотал Диксон, переводя взгляд с одной женщины на другую.

Каллаган неумело, неожиданно громким всхрюком попыталась подавить смешок.

— Что здесь происходит? Джеймс, ты с ума сошел, да? — помрачнела Маргарет.

— Нет, Маргарет, не сошел, честное слово, не сошел. Я только…

— Позволю себе заметить, — перебила Каллаган, — благоразумнее было бы сначала избавиться от стола, а уж потом объяснять, зачем да почему. Вам так не кажется?

— Вы правы. — Диксон нагнул голову и побежал к чулану. Там он отодвинул мишень для стрельбы из лука, попутно изобразив лицом деревенского дурачка — какого только воинствующего идиотизма штуковина не насмотрелась! — и спрятал столик за ширму. Затем Диксон развернул отрез заплесневелого шелка и набросил на столик, а поверху расположил две рапиры, книжку под названием «Урок, который преподала Испания» и лилипутский комод, где, конечно же, хранились ракушки и младенческие шелковистые локоны. Напоследок Диксон прислонил к сооружению штатив — не иначе с ним малолетние Уэлчи мнили себя либо астрономами, либо фотографами. И отступил на шаг. Эффект превзошел самые смелые ожидания — теперь никто бы не усомнился в давности натюрморта. Диксон прикрыл глаза и заулыбался, прежде чем прошлепать обратно в реальность.

Маргарет ждала на пороге своей комнаты. Уголок рта у нее сполз — ох, видел уже Диксон ее с таким ртом. Каллаган исчезла.

— Итак, Джеймс, что же здесь происходит?

Диксон закрыл дверь и принялся объяснять. Впервые как самый акт вандализма, так и контрмеры показались ему забавными. Конечно, таковыми их сочтет и Маргарет — ведь пожар лично ее не касается; и вообще история из разряда тех, что ей по вкусу. Примерно эту мысль Диксон и выразил.

Однако он ошибся. Не меняя выражения лица, Маргарет процедила:

— Насколько я поняла, и тебя, и эту девицу ситуация немало забавляет.

— Ну смешно ведь.

— А по-моему, ничего смешного — ты вел себя как школьник. Слава Богу, хоть меня не впутал.

— Послушай, Маргарет, — напрягся Диксон, — я понимаю, почему тебе история не нравится. Но сама подумай: вся соль в том, что я не хотел жечь постельное белье, будь оно неладно. А раз уж оно загорелось, не мог же я его так оставить.

— А пойти к миссис Уэлч и сознаться, конечно, нельзя было.

— Конечно, нельзя. Меня бы в пять минут уволили. — Диксон достал сигареты, зажег свою и прикурил от нее сигарету для Маргарет, попутно вспоминая, не советовала ли и Каллаган пойти с повинной к миссис Уэлч. Вроде не советовала, что само по себе странно.

— А если она обнаружит стол, тебя уволят не в пять минут, а в три.

— Не обнаружит, — возразил Диксон с раздражением. И забегал по комнате.

— Ну так обнаружит простыню. Говоришь, это Кристина Каллаган придумала перестелить постель?

— Да, Кристина. А что? Что насчет простыни?

— Я смотрю, ты таки нашел с этой девицей точки соприкосновения.

— Это же мне только в плюс.

— Между прочим, она вести себя не умеет.

— Ты о чем?

— Выскочила как черт из табакерки, да еще тебя подгоняла.

Диксону и самому это не понравилось; от того, что и Маргарет заметила, легче не стало.

— Очень уж ты тонкокожая, Маргарет. Кристина дело говорила: в любую секунду мог появиться кто- нибудь из Уэлчей. А выскочила скорее ты, чем она. — Раскаяние пришло еще на середине фразы, но отступать было поздно, и Диксон не отступил.

Маргарет застыла с открытым ртом, резко отвернулась и бросила:

— Извини. Больше никогда не выскочу.

— Погоди, Маргарет. Я совсем не то имел в виду. Маргарет, не глупи. Я просто…

Очень заметным усилием не сорвавшись на визг, Маргарет велела:

— Будь добр, уйди.

Диксон отчаянно гнал мысль, что в Маргарет погибли разом и актриса, и сценарист; мысль упиралась, Диксон краснел. Настойчивость, которую он попытался привнести в следующую фразу, тоже была не из покладистых.

— Маргарет, ты меня неправильно поняла. Я сморозил глупость; ужасную глупость. Ну прости меня. Я употребил глагол «выскочить» в нестандартном значении. Точнее, неудачно заменил этим глаголом другой глагол. Ты же видишь…

— Еще бы мне не видеть, Джеймс. Тут и слепой увидит. — Теперь голос звучал ровно. На Маргарет была пестрая блуза, юбка с бахромчатым подолом и таким же карманом, туфли на низких каблуках и деревянные бусы — иными словами, нынче она вздумала поиграть в представительницу богемы. Сигаретный дымок поднимался строго вверх, вдоль голого локтя, отливал сизым в утренних лучах. Диксон шагнул ближе и заметил, что волосы у Маргарет свежевымытые — на шею выбилось несколько сухих наэлектризованных прядей. Диксона охватила острая жалость к этим тусклым прядкам; вот Каллаган он не жалел, по определению не мог жалеть — с ее-то стильной стрижкой. Эх, старушка Маргарет, подумал Диксон и положил ладонь на ближайшее к нему дробное плечико — в надежде, что жест расценят как проявление заботливости.

Прежде чем Диксон раскрыл рот, Маргарет стряхнула его руку, прошла к окну и переменой тона открыла, как он скоро понял, принципиально новую фазу в сцене, со всей очевидностью имевшей место быть меж ними.

— Убирайся. Да как ты посмел? Я тебе не форточка — хватит меня дергать. Ты что о себе возомнил? Ты даже не додумался извиниться за свое вчерашнее постыдное поведение. Надеюсь, ты осознаешь, что в тебе говорило исключительно пиво? Я никогда ни малейшего повода не давала… С чего ты взял, что со мной можно вот так? Ты за кого меня принимаешь? Тебе ведь известно, через какой ад я прошла в