— Она ещё не готова, Михайло Иваныч, — вздохнул Серёжа, — а нам очень нужно спешить, мы очень торопимся!

— Это куда же? — осведомился медведь.

— К маме! — сказала Таня. — В дом с волшебными окнами!.. Ой, Серёжа, ты что это сегодня толкаешься?

— А ты не болтай!

Но медведь сделал вид, что ничего не слышал. Он продолжал строгать, и дети не спуская глаз смотрели на его работу.

— Сколько стружек! — тихонько сказала Таня. — И какие они хорошенькие, жёлтые!

— А хотите, миленькая девочка, я вам этих стружек в корзиночку насыплю? — засуетилась лисичка.

^{Санки остановились у крыльца, и большой бурый медведь показался на пороге.}

Таня вопросительно посмотрела на Серёжу.

— Ерунда! — засмеялся Серёжа. — Зачем нам стружки?

— Ну, тогда яблочков покушайте! Вкусненьких! Мороженых! — И лисичка побежала в погреб.

А Серёжа попросил не без робости:

— Михайло Иваныч, можно мне построгать немножко эти лыжи?

— Отчего же, — помолчав, согласился медведь. — Построгай малость. Быстрей справимся.

Михайло Иваныч оставил работу, отошёл к печке и стал раскуривать от уголька свою чёрную трубку. Сидит у печки, раскуривает трубочку, а сам одним глазом смотрит на Серёжу.

А Серёжа с увлечением принялся строгать.

Чши! Чши! — запел рубанок в Серёжинах руках.

Потрескивают дрова в печке, медведь трубочку покуривает, Серёжа строгает лыжи, а Таня на лавочке сидит и то на огонь смотрит, то на Серёжу. Хорошо бы он поскорей лыжи сделал! Очень к маме хочется!

А Морозко согрел у печки руки и стал большой иглой зашивать дыру в валенке.

— «Не полагается»! — ворчал он, разглядывая валенок. — Ишь ты, «не полагается»… Сколько служу, а новых валенок не выслужил…

Михайле Иванычу, видно, давно надоела Морозкина воркотня, и он громко запел:

— А куда на них можно дойти? — тихонько спросила Таня.

— А это смотря по тому, кто наденет, — подумав, пробасил медведь.

— Да куда хочешь, милая, — сказал Морозко.

— А если я надену? — сказала Таня. — Я ведь ещё плохо езжу. — Она посмотрела на брата и вздохнула.

— Не беда — дорога научит, — пробурчал медведь.

— Научит, научит, — подтвердил Морозко, откусывая нитку.

— Нам ведь торопиться надо, дедушка, — сказала Таня. — Мы очень торопимся! Нас мама ждёт, — прошептала она, оглядываясь на Серёжу, который продолжал строгать.

Морозко повертел в руках валенок — ох, и старый же! — и, словно нехотя, словно ни к кому не обращаясь, посоветовал:

— А вы Михайла Иваныча попросите, он вам самые быстрые лыжи даст!

— Даст, миленькая девочка, даст, — пропела лисичка.

Она вернулась из погреба с лукошком, полным белых, подёрнутых морозцем антоновских яблок, с деревянной чашкой, в которой краснела клюква.

— Кушайте, миленькие, кушайте! — угощала она детей.

Таня попробовала: до чего же вкусно! Клюква пересыпана не то снежком, не то сахаром — так и хрустит на зубах! А яблоки с кислинкой и такие холодные, что сразу заболели зубы. Но всё равно вкусно!

— Таня, простудишься! — строго сказал Серёжа. — Мама тебе не разрешает есть холодное!

А сам с удовольствием ел яблоко. Ой, какое холодное — в руке и то долго не удержишь!

— Кушайте, миленькие, кушайте! — суетилась лисичка. — У нас яблок много! Михайло Иваныч у нас такой запасливый хозяин, такой хороший!

— Да не юли ты! — прикрикнул на неё медведь. — Пойди лучше малого побуди — что он всё спит да спит!

— Иду, иду! — засуетилась лисичка и юркнула за пёстрый ситцевый полог.

Лисичка юркнула за полог и не возвращается. А Тане так хочется посмотреть, что там!

Она и заглянула в щёлочку.

А там стоит колыбелька! Вся резная, деревянная.