большую корзину крутых яиц, которые ульмены пожирали взапуски.

— Отчего мой брат не ест яйца? — спросил Валентина Курумила. — Он, верно, не любит их?

— Нет, предводитель, — отвечал гость серьезно, — я очень люблю яйца, но не такие; я боюсь подавиться.

— А, — сказал ульмен, — я понимаю, мой брат любит сырые.

Валентин расхохотался во все горло.

— Еще меньше, — сказал он снова серьезно, — я люблю яйца всмятку, яичницу, но не люблю ни вкрутую, ни сырых.

— Что говорит мой брат? Яиц нельзя иначе варить, как вкрутую.

Молодой человек посмотрел на него с изумлением и затем промолвил тоном сожаления:

— Как, в самом деле, предводитель, вы не едите иных яиц как вкрутую?

— Наши отцы всегда так ели, — простодушно возразил ульмен.

— Бедняжки! Как мне жаль вас! Вы не знаете одного из великолепнейших блюд! Хорошо же, — сказал он, возвышая голос, — я желаю, чтобы вы меня считали благодетелем рода человеческого. Словом, я научу вас варить яйца всмятку и делать яичницу, чтобы память обо мне не исчезла между вами. Когда я уеду, то вы как станете есть то или другое, вспомните обо мне.

Предводители пришли в восторг от предложения француза и с криком спрашивали его, когда он исполнит свое обещание.

— Я не заставлю вас долго ждать, — сказал он, — завтра, на площади, перед лицом всего священного племени Великого Зайца, я научу вас варить яйца всмятку и готовить яичницу.

При этих словах предводители пришли в необычайный восторг, хиха полилась обильнее прежнего, и скоро все ульмены знатно подгуляли и принялись орать во все горло, не слушая друг друга. Эта музыка столь понравилась французам, что они пустились бежать, заткнувши себе уши. Пир продолжался еще долго по их уходе.

Завтрашний день все, особенно хозяйки, ждали с великим нетерпением. Они научатся готовить новое блюдо, которого, кажется, так хочется отведать их мужьям! С зарею мужчины, женщины и дети собрались на большой площади деревни Они толпились кучами, толковали о достоинствах нового кушанья, тайна которого скоро разрешится. Луи было совершенно не интересно выслушивать урок поваренного искусства, и он хотел остаться дома. Но Валентин настаивал, и после долгого спора молодой человек наконец согласился пойти.

Вскоре Валентин явился на площадь, где на средине для него было оставлено пустое пространство. Смеясь, он посматривал на индейцев, которые с ожиданием и недоверием уставили на него глаза. По требованию Валентина Трантоиль Ланек приготовил заблаговременно стол, был также разложен очаг и грелся котелок с водою, лежал нож, огромная сковорода, Бог знает где добытая, что-то вроде лоханки, деревянная ложка, петрушка, кусок шпику, соль, перец и корзинка свежих яиц.

Для начала представления ждали апоульмена племени. Для него было приготовлено нечто вроде помоста напротив Валентина. Приняв трубку мира, апоульмен слегка наклонился и сказал что-то на ухо Курумиле, который почтительно стоял возле него. Ульмен поклонился, сошел с помоста и, подойдя, сказал парижанину, что он может начинать.

Валентин поклонился апоульмену, снял свое пончо, свернул его и бережно положил у ног. Затем грациозно завернул рукава по локоть, слегка наклонился вперед, оперся правой рукой на стол и начал говорить тоном шарлатана, продающего зевакам свои лекарства:

— Почтенные ульмены и вы, непобедимые воины благородного и священного племени Великого Зайца! Выслушайте внимательно, что я буду иметь честь изложить вам.

В начале времен мир не существовал. Вода и облака носились и сталкивались в бесконечном пространстве, которое тогда составляло вселенную. Когда Пил-лиан создал мир и вызвал своим голосом человека из недр красной горы, то взял его за руку и, указав ему на все произведения земли, воздуха и вод, сказал: «Ты царь творения, а потому все животные, растения и рыбы принадлежат тебе и должны, каждый по мере своих сил и уменья, способствовать твоему благополучию и счастию в сем мире, среди которого я поставил тебя. Так, лошадь будет переносить тебя быстрым бегом через пустыни, ламы и овцы будут тебя одевать своей плотной шерстью и питать своим сочным мясом». Когда таким образом Пиллиан показал человеку одно за другим всех животных, то, прежде чем перейти к растениям и рыбам, он дошел до курицы, которая беззаботно тут же кудахтала, поклевывая зернышки. Пиллиан взял ее за крылья и, показывая человеку, сказал: «Вот одна из полезнейших тварей, созданных тебе на потребу. Свари ее в горшке, и она даст тебе отличный навар: кушай его, когда болен. Сжарь ее, и выйдет превкусное жаркое. Из яиц ты будешь делать яичницу с зеленью, шампиньонами, ветчиной и особенно со шпиком. Когда тебе будет нездоровиться и тяжелая пища будет не по слабому твоему желудку, ты вари яйца всмятку, и тогда увидишь, как это вкусно». Вот что, — продолжал Валентин, все более и более позируя перед индейцами, которые слушали его с раскрытыми ртами и вытаращенными глазами, ни слова не понимая из его болтовни, между тем как Луи искусал себе все губы, едва удерживаясь от смеха, — вот что Пиллиан говорил первому человеку в начале веков. Вас там не было, о воины аукасские! А потому неудивительно, что вы не знаете этого. Правда, меня также не было там, но благодаря способности, которою обладаем мы, белые, переноситься мыслию в прошлые века при помощи писания, эти слова Великого Духа были собраны со тщанием и в точности достигли нас. Но, оставив всякие предисловия, я буду иметь честь теперь приготовить перед вами яйцо всмятку. Послушайте только; это так же просто, как сказать «здравствуй!», и по силам самому несмышленому. Чтобы сварить яйцо всмятку, надо две вещи: во-первых, яйцо, во-вторых, кипяток. Берите яйцо вот так, затем откройте котелок, положите яйцо на ложку и опустите его в воду: оставьте его там три минуты, ни больше, ни меньше. Заметьте, это очень важно, если оно пролежит дольше, то все труды пропадут напрасно. Смотрите.

Засим он опустил яйцо в воду. Через три минуты Валентин вынул яйцо, разбил его, посолил и поднес апоульмену с кусочком маисового хлеба. Все это он делал с неподражаемо серьезным выражением, среди безмолвной тишины внимательной толпы. Апоульмен попробовал яйцо. Сначала выражение сомнения было на его лице, но мало-помалу черты его широкого лица засияли от радости и удовольствия, и он в восторге закричал:

— Оа! Э, игхе! Хих мик кахе11!

Валентин, улыбаясь, воротился к очагу и немедленно сварил еще несколько яиц, которые раздал ульменам и главнейшим воинам. Скоро и эти стали расхваливать новое кушанье. Бешеное нетерпение овладело индейцами. Так хотелось всем отведать яиц всмятку и поглядеть поближе, как они варятся, что Валентина чуть было не сбили с ног. Когда желание большинства желудков было удовлетворено, снова воцарилась тишина. Апоульмену, голос которого был до того не слышен посреди шума, удалось наконец кое-как восстановить порядок и тишину.

Валентин, сильно ударя ножом по столу, начал такую речь:

— Сварить яйца всмятку, какими я вас сейчас угостил, было— для меня шуткой, но яичница другое дело: тут нужно и уменье и старанье. Рассказывая вам, как ее надо делать, я в то же время начну готовить — слушайте и глядите внимательно, как я буду смешивать разные припасы. Чтоб сделать яичницу со шпиком, требуется: шпик, яйца, соль, перец, петрушка и масло. Все это, как видите, лежит на столе. Теперь я все это смешаю.

С необыкновенным искусством и проворством принялся он за приготовление огромной яичницы, по крайней мере в шестьдесят яиц, не прерывая своего словообильного и красноречивого объяснения.

Любопытство индейцев было сильно возбуждено, восторг выражался прыжками и смехом. Но когда Валентин взял сковородку за ручку и, по-видимому, без всякого напряжения, с ловкостью и уверенностью заслуженного повара подбросил раза четыре на воздух, чтоб перевернуть яичницу на другую сторону, всеми овладел просто телячий восторг: индейцы запрыгали, заорали, завыли самым ужаснейшим образом.

Когда яичница была готова, Валентин сложил ее на деревянное блюдо, согнул пополам с искусством опытной кухарки и хотел еще дымящуюся поднести апоульмену. Но тот, подзадоренный яйцами всмятку, избавил его от такого труда. Позабыв всю свою важность и достоинство, бросился он со всех ног к столу, сопровождаемый главнейшими ульменами племени. Успех парижанина был чрезвычайный. В летописях поваренного искусства не запомнят подобного. Валентин, скромный, как все истинные таланты, отказался от предлагаемых ему почестей и поспешил с другом своим скрыться в тольдо Трантоиль Ланека.