обвивших миртовые деревья. Это был род естественного гамака над ужасной пропастью. Увидев это, Валентин невольно вздрогнул.

Между тем ураган стихал, туман рассеивался, а из-за быстро несущихся туч временами проглядывало солнце. Валентин заглянул вверх и ужаснулся, как ему с Луи удалось спуститься. Да, но как они теперь подымутся? Как понесут донью Розарио? Тщетно он ломал себе голову, но так ничего и не придумал. Вдруг Цезарь залаял. Друзья оглянулись и увидели, что Курумила спускает к ним несколько лассо, связанных наподобие корзинки. Молодые люди вскрикнули от радости.

Осторожно сняли они донью Розарио с лиан и, крепко привязав, дали знать индейцам. Предводители потянули вверх, а Валентин и Луи стали взбираться следом, поддерживая руками бедную девушку, чтоб она не ушиблась и не поранилась об острые уступы. Увидев дочь, дон Тадео с криком бросился к ней и зарыдал. Он обнимал, целовал ее, и согретая отцовскими ласками девушка начала приходить в себя и, вздохнув, открыла глаза.

— О, — вскричала она, — батюшка, вы ли это? Я думала, что уже никогда не увижу вас!

— Розарита, — указал дон Тадео на французов, — наши друзья спасли тебя.

Молодые люди были счастливы счастьем дона Тадео. Он подошел к ним, крепко пожал руки и, обращаясь к дочери, торжественно сказал:

— Розарита, люби их, как я люблю. Если б не они, мы больше не увиделись бы с тобою.

Молодые люди невольно покраснели.

— Что говорить об этом, дон Тадео? — прервал его Валентин. — Время дорого, вспомните, что нас преследуют. Скорей на коней и едем, мы и так промедлили.

Они отправились дальше и через час достигли Яуа- Карам. В этом месте скалы точно рассечены узкой пропастью, футов в двадцать пять шириной и неизмеримой глубиной. Дорога здесь прерывалась. Несколько толстых дубовых досок было перекинуто через пропасть, и они служили ненадежным мостом. К счастью, туземные лошади и мулы столь привычны к опасным и непроходимым дорогам, что они смело пойдут по мосту и вдвое опаснее. Этот переход, как уже упоминалось, называют аукасы Яуа-Карам, то есть Прыжок Колдуна. Как рассказывает легенда, во времена, когда испанцы пытались завоевать Арауканию, некий, славившийся своею мудростью гуилихский колдун, преследуемый солдатами, которые уже почти нагоняли его, не задумываясь прыгнул через пропасть. Пиллиан послал духов, которые перенесли его на крыльях. Пораженные этим испанцы вынуждены были оставить преследование. Но насколько невероятна легенда, настолько верно наше описание моста, через который наши путешественники перебрались не без тайного страха. Трантоиль Ланек ехал впереди, указывая дорогу, которая мало-помалу расширялась. Когда она привела спутников в широкую долину, ульмен радостно обратился к ним:

— Ну, теперь мы спасены!

— Еще не совсем, — возразил Курумила, указывая на столб голубоватого дыма вдали, который винтом подымался к небу.

— Оах! — воскликнул предводитель. — Неужели это Черные Змеи? Как они могли опередить нас? И как осмелились войти на чилийскую землю? Однако делать нечего, как только спрятаться в лесу, что виднелся справа. И поскорее, иначе беда!

Наши путешественники, словно стая испуганных птиц, бросились в густой лес. Из предосторожности они не разводили огня, хотя и умирали от голода, и разговаривали друг с другом шепотом.

Закусив холодным мясом и лепешками, наши путешественники решили немного отдохнуть. Вдруг Цезарь с яростным воем бросился вперед. Все схватились за ружья. Вдали послышался шум, раздвинулись кусты, и показался индеец. Это был Антинагуэль, Тигр-Солнце. Увидев его, донья Розарио вскрикнула. Но Антинагуэль продолжал спокойно идти вперед, не замечая ни ее, ни дона Тадео. Подойдя к Трантоиль Ланеку, он поклонился, приложив ладонь правой руки к груди.

— Марри-марри, я пришел посидеть у костра моего брата.

— Добро пожаловать, — отвечал предводитель. — Мы сейчас разведем огонь, чтоб принять нашего брата.

— Не нужно огня, я просто покурю с моим братом и сообщу ему важную весть, которой он, вероятно, не знает. Мне сегодня принес ее посланный от четырех утал-мапусов.

— Мы сделаем по желанию нашего брата, — отвечал Трантоиль Ланек, делая знак Курумиле, чтоб тот подошел к ним.

Три индейца уселись с обычными церемониями. Они молча курили, украдкой поглядывая друг на друга и стараясь отгадать мысли другого. Наконец после довольно долгого молчания Антинагуэль заговорил.

— Вот, — сказал он, — квипос, который привез мне сегодня в седьмом часу утра посланец, прибывший из Паки-Пулли, мне, Антинагуэлю, сыну Черного Шакала, могущественнейшему апоульмену пуэльхов.

Он вынул из-под пончо небольшой кусок дерева, нечто вроде палочки, длиною около двух дюймов. В выдолбленном желобке лежал человеческий палец. Палочка была обвита нитью. На конце висела шерстяная бахрома из синих, красных, черных и белых нитей.

— Пусть мой брат посмотрит, — продолжал Антинагуэль, — на черной нити завязаны четыре узла, в знак того, что посланный выехал из Паки-Пулли на четвертый день после новолуния. На белой — десять узлов, говорящих о том, что через десять дней после новолуния, а теперь уже через три дня, четыре утал- мапуса возьмутся за оружие — так решено на народном собрании, созванном тремя токи. На красной — один узел, который я завязал в знак того, что со всеми своими мозотонами присоединяюсь к ним. Последуют ли этому примеру мои братья?

— Мой брат позабыл сказать только об одном, по моему мнению, важном обстоятельстве.

— О каком? Пусть мой брат объяснит.

— Против кого начинается война?

Антинагуэль взглянул на белых, которые с беспокойством следили за этой сценой, но не могли понять, что она означает.

— Против бледнолицых, — отвечал Антинагуэль, — против этих проклятых чиаплосов.

Трантоиль Ланек выпрямился и, смотря прямо в лицо своему собеседнику, сказал:

— Хорошо. Мой брат могущественный предводитель, пусть он передаст мне квипос.

Антинагуэль передал. Пуэльх взял квипос, поглядел на него и связал узлом красную нить с синей и потом передал его Курумиле, который сделал то же. Антинагуэль глядел на это холодно и спокойно.

— Итак, — сказал он, — мои братья отказываются помогать предводителям?

— Предводители четырех утал-мапусов могут легко обойтись без нашей помощи, — ответил Трантоиль Ланек. — Мой брат очень хорошо знает почему: война окончилась и квипос поддельный.

Токи с гневом вскочил на ноги. Трантоиль Ланек продолжал насмешливым тоном:

— Зачем, вместо того чтоб показывать нам поддельный квипос, Антинагуэль не сказал нам прямо, что пришел отыскивать своих беглых пленников? Мы бы ответили ему, что пленники теперь находятся под нашим покровительством. Мы их не выдадим, и ему не удастся лживыми словами отнять их у нас.

— Хорошо же, — начал закипать гневом Антинагуэль. — И это ответ моих братьев?

— Да, и пусть мой брат знает, что нас не так легко обмануть.

— Вы собаки и старые бабы! — закричал токи. — Я отниму у вас моих пленников, а ваши трупы брошу на съедение стервятникам!

Ульмены презрительно улыбнулись и важно поклонились токи. Тот не отвечал на эту насмешливую вежливость, повернулся спиною и так же спокойно пошел назад, как и пришел. Трантоиль Ланек немедленно бросился по его следам.

Вот что случилось в стане Антинагуэля. Проснувшись, он увидел, что пленники исчезли, и понял, что они бежали с Трантоиль Ланеком. Несмотря на все предосторожности ульмена, токи удалось обнаружить след. Зная, куда направились беглецы, он бросился по другой дороге и таким образом опередил их. Увидав, как они спускаются с горы, Антинагуэль решил отправиться в их стан, чтобы узнать, много ли их и не ожидает ли их кто в лесу. Он знал, что если придет гостем, то его жизни не грозит никакая опасность.

Трантоиль Ланек вернулся через час. Его товарищи весьма обрадовались, увидев его.