— Ну-с, сеньор, на каких условиях вы согласны сдаться?

— Извините, сеньор, — отвечал молодой человек, — мы не согласны сдаваться ни на каких условиях. Вы, кажется, изволили забыть, что именно вы вызвали меня сюда и' хотели предложить некоторые условия. Не угодно ли вам будет изложить их?

За этими словами последовало молчание. Дон Панчо Бустаменте был сам слишком храбр, чтоб не уважать этого качества в другом. Гордый и уверенный вид молодого человека понравился ему, и он сказал ему с поклоном:

— Ваше замечание совершенно справедливо, сеньор?..

— Граф де Пребуа-Крансе, — отвечал француз также с поклоном.

В Америке, этой стране равенства, дворянства не существует, по крайней мере, по мнению людей, там никогда не бывавших. Титулы там совершенно не известны. Но вряд ли есть другая страна, где столь прельстительно это дворянство и эти титулы. На графа или маркиза, путешествующих по Америке, жители смотрят как на людей высшей касты, чем прочие смертные. И сказанное нами относится не только к Южной Америке, где по установившемуся закону всякий кастилец — дворянин, а потомки испанцев имеют право на дворянство. Нет, в Соединенных Штатах особенно сильно это влияние титулов. Бессмертный Фенимор Купер раньше нас заметил это. Он рассказывает, какой эффект произвел один из героев его рассказа, который, бежав в Англию во время революции, вернулся оттуда с титулом баронета. Эффект был невероятный, и Купер простодушно прибавляет, что янки гордились этим.

Генерал и сенатор почтительно посмотрели на молодого человека, и дон Панчо, после небольшого молчания, сказал:

— Прежде всего позвольте, граф, спросить вас, как случилось, что вы находитесь между теми, кого мы осаждаем?

— По очень простой причине, сеньор, — отвечал граф с легкой улыбкой. — Я путешествую с несколькими друзьями и довольно большим числом слуг. Вчера мы услышали шум битвы. Я, понятно, захотел узнать, что такое случилось. В это время довольно много испанских солдат взобрались на скалу, где я сам искал убежища, вовсе не желая попасть в руки победителей, если таковыми окажутся арауканцы, — народ, как я слышал, свирепый, без законов и религии. Что ж сказать еще? Битва, начавшись в ущелье, продолжалась на равнине. Солдаты, увидев врагов, не удержались и выстрелили в них. Это было неблагоразумно — убежище наше открыли.

Генерал и сенатор отлично понимали, насколько этот рассказ правдив, но в качестве светских людей не показали виду, что сомневаются. Антинагуэль и Черный Олень поверили рассказу графа — и немудрено: он говорил так спокойно и уверенно.

— Итак, граф, — спросил генерал, — вы начальник гарнизона?

— Да, сеньор?..

— Генерал дон Панчо Бустаменте.

— Ах, извините, генерал, я не знал, с кем имею честь говорить, — поспешно сказал граф с видимым изумлением, хотя прекрасно знал, кто перед ним.

Дон Панчо гордо улыбнулся.

— А велик ли ваш гарнизон? — продолжал он.

— Да, порядочный, — небрежно отвечал граф.

— Человек тридцать? — вкрадчиво спросил генерал.

— Да, около этого, — самоуверенно отвечал граф. Генерал встал.

— Как, граф, — вскричал он с притворным гневом, — и вы с тридцатью солдатами думаете защищаться против пятисот арауканских воинов?

— А почему же нет? — холодно отвечал молодой человек.

Он это сказал столь просто и твердо, что все присутствующие с удивлением поглядели на него.

— Но это безумие! — вскричал генерал.

— Или храбрость, — отвечал граф. — Бог мой! Я уверен, что все вы люди решительные и на моем месте поступили бы точно так же.

— Да, — сказал Антинагуэль, — мой брат мурух хорошо говорит. Он великий воин своего народа. Аукасы будут гордиться победой над ним.

Генерал нахмурил брови. Оборот разговора не понравился ему.

— Что ж, предводитель, — гордо сказал граф, — попробуйте. Но помните, что скала высока и мы решили умереть, но не сдаваться.

— Послушайте, граф, — начал генерал тоном соглашения, — все это просто недоразумение. Насколько мне известно, Чили в дружественных отношениях с Францией?

— Совершенно справедливо, — отвечал Луи.

— Мне кажется, нам легче договориться, чем вы думаете?

— Бог мой! Я уже вам говорил, и совершенно откровенно, что приехал в Америку путешествовать, а не драться. И если б я мог избежать случившегося вчера, то сделал бы это очень охотно.

— Итак, нам легко покончить все миром?

— Я буду очень рад.

— И я точно так же, а вы, предводитель? — прибавил генерал, обращаясь к Антинагуэлю.

— Хорошо. Пусть мой брат поступает, как знает. Все, что он сделает, будет хорошо.

— Отлично, — сказал генерал. — Вот мои условия: вы, граф, и все сопровождающие вас французы могут хоть сейчас спокойно отправиться дальше. Но чилийцы и аукасы, кто бы они ни были, находящиеся в вашем отряде, должны быть немедленно выданы.

Граф вспыхнул. На лбу у него показались красные пятна. Однако, сдержавшись, он встал и, вежливо раскланявшись со всеми, вышел из палатки. Остальные четверо поглядели с удивлением друг на друга и потом все сразу быстро вышли вслед за ним. Граф спокойным шагом направился к скале. Генерал нагнал его в нескольких шагах от рва.

— Куда вы уходите, сеньор? — сказал он ему. — Отчего вы не удостоили нас ответом?

Молодой человек остановился.

— Сеньор, — резко отвечал он, — на такое предложение не может быть иного ответа.

— Мне, однако, казалось… — заметил дон Панчо.

— О, сеньор! Оставьте меня в покое и позвольте мне вернуться к своим. Знайте, что все признавшие меня своим руководителем до конца разделят со мною мою участь, а я точно так же — их. Было бы низостью, если бы я оставил кого-либо из них. Эти два аукасских предводителя, которые слышали нас, я уверен, люди с сердцем и понимают, что я должен прервать всякие сношения.

— Мой брат хорошо говорит, — сказал Антинагуэль, — но есть убитые воины. Пролитая кровь кричит о мщении.

— Я не намерен спорить, — отвечал молодой человек, — к тому же честь не велит мне оставаться дольше и выслушивать предложения, которых я не могу принять.

И, говоря это, граф продолжал идти. Таким образом, все пятеро незаметно очутились недалеко от скалы.

— Однако, сеньор, — отвечал генерал, — прежде, чем так решительно отвергать наши предложения, вы должны известить о них своих товарищей.

— Совершенно справедливо, — насмешливо отвечал граф.

Он вынул свою записную книжку, написал несколько слов, вырвал листок и сложил его вчетверо.

— Вы сейчас же получите ответ, — сказал он и, повернувшись к скале, сложил руки у рта, на манер переговорной трубы, и крикнул: — Бросьте лассо!

Немедленно в одну из бойниц этой крепости сбросили длинный ремень. Граф взял камень, завернул его в листок и привязал к концу лассо. Камень подняли. Молодой человек скрестил руки на груди и, обращаясь к окружающим, сказал:

— Сейчас получите ответ.

В это время среди аукасов возникло некоторое движение. Какой-то индеец подбежал к Антинагуэлю и шепнул ему на ухо несколько слов, видимо взволновавших его. Генерал и предводитель обменялись многозначительными взглядами. Вдруг укрепления на скале раздвинулись, точно вследствие волшебства, и показалась площадка, покрытая чилийскими солдатами, вооруженными ружьями. Немного впереди стоял