Поцелуй свою мать и ступай. Молодой человек бросился в объятия доньи Эсперансы, а та, нежно целуя сына, успела шепнуть ему одно слово: «Надейся». Почтительно поклонившись отцу. Твердая Рука удалился.

– Ну как, Эсперанса, – сказал Огненный Глаз, потирая от удовольствия руки, – теперь ты угадываешь, наконец, мои намерения?

– Нет, – кротко улыбаясь, ответила она. – Но мне кажется, я начинаю понимать их…

Твердая Рука покинул пирамиду в крайне возбужденном состоянии. Слово, произнесенное на ухо его матерью, не выходило из головы. Очевидно, донья Эсперанса, с чуткостью, присущей одним лишь матерям, разгадала тайну, которую он так тщательно скрывал в глубине своей души, – то затаенное чувство, в котором он боялся признаться даже самому себе. С другой стороны, его несказанно смущал разговор с отцом, а более всего – предложение, сделанное ему в заключение беседы. Поведение отца казалось ему необъяснимым. Он не понимал, как у этого старика, известного всем своей безупречной репутацией, могло зародиться намерение предательски напасть на человека, которому он сам только что так бескорыстно пришел на помощь. Твердая Рука положительно терялся в догадках, думая о том, в каком вопиющем противоречии находится поведение отца со словом «надейся», непрестанно звучавшим в его ушах. Но так как до дома охотника, где находился Паредес, было далеко и прошло немало времени, пока продолжалось это сложное путешествие, он успел совладать с собой. У порога его хижины стояли Свистун и Пекари.

– Наконец-то, Твердая Рука! – еще издали крикнул ему траппер. – Мы давно поджидаем вас.

– Вы? Меня?!

– Ну конечно, вас. Ястреб передал мне и вождю приказ Огненного Глаза охранять в пути человека, прибывшего с вами сегодня утром.

– Ооах! Свистун сказал правду, – коротко подтвердил Пекари.

– А это что? – спросил Твердая Рука, указывая на стоявшего неподалеку мула, нагруженного мешками.

– Подарки Огненного Глаза вашему человеку. Да он сам вам все расскажет.

Твердая Рука застал дона Хосе за приготовлениями к отъезду. Управитель был в самом веселом настроении. Завидев охотника, он бросился к нему и, с жаром пожимая его руку, воскликнул:

– Добро пожаловать, приятель! Да, теперь я вижу, что на ваше слово можно положиться! Ну, а я вот вынужден просить у вас прощения.

– Прощения? За что?

– За то, что усомнился в вас. Когда сегодня утром вы бросили меня здесь как ненужную ветошь… я заподозрил… понимаете, гнев – плохой советник… одним словом, я перестал вам верить. Черт знает какие мысли полезли мне в голову! Поверите ли, я чуть было не удрал отсюда.

– И совершили бы непоправимую ошибку.

– Я думаю, карай! Мне очень стыдно, и я снова прошу простить меня.

– Ха-ха! – рассмеялся охотник. – Есть о чем разговаривать! Вернемся лучше к делу. Вы поедете в асиенду под охраной надежных людей и, конечно, благополучно доберетесь туда. Когда вы выложите все деньги на стол, ваш господин вряд ли станет расспрашивать о подробностях вашего путешествия. И я, знаете ли, полагаю, что совсем не к чему посвящать его во все, что случилось с вами. Для него это не представляет никакого интереса, а может дать пищу всяким пересудам.

– Будьте спокойны, – с хитрой усмешкой ответил Паредес. – Я не пророню ни слова. Да, кстати, – продолжал он, – я получил здесь сполна по всем этим векселям. Теперь они ваши. Прошу принять их.

Охотник взял векселя и сунул их за пазуху. Наступило молчание.

Хотя все приготовления к отъезду управителя были окончены, он продолжал без толку метаться по хижине. Охотнику стало ясно, что Паредес хочет что-то сказать, но не знает, как приступить к делу.

– Что вас беспокоит, друг мой? – пришел ему на помощь Твердая Рука. – Говорите же, не стесняйтесь.

– Дело в том, – решился наконец Паредес, – что мне не хотелось бы уехать отсюда, не отблагодарив вас за оказанную помощь. Но как? Сколько ни бьюсь, ничего не придумаю.

– Только и всего! – весело ответил охотник. – Неужто это так трудно?

– Вы и не представляете себе! Поверите ли, вот уже полчаса, как я напрасно ломаю себе голову над этой задачей!

– Потому что вы ищете не там, где надо.

– А вы придумали? Да неужели?!

– Сейчас сами убедитесь! Я часто охочусь в ваших краях. Так вот, как только мне случится быть снова в окрестностях асиенды, я заеду погостить у вас.

– Ничего лучшего и не придумаешь! Увидите, какой я окажу вам прием. Приезжайте хотя и с десятью приятелями – у меня найдется, чем угостить вас.

– Ловлю вас на слове!

– А сами вы даете слово? – спросил Паредес.

– Даю.

– Чудесно! Приезжайте когда хотите, днем или ночью: мой дом будет всегда открыт для вас.

– Ночью?! Но ночью мне, пожалуй, будет трудновато пробраться в асиенду.

– Ничуть! Вам достаточно будет назвать себя.

– Значит, решено. А теперь вам пора ехать. До наступления темноты осталось часа четыре, не больше. Не задерживайтесь.

– А вы не медлите с исполнением своего обещания.

– Не беспокойтесь!

Они вышли из хижины. У дверей верхами стояли человек восемь индейцев и трапперов, готовых двинуться в путь по первому знаку управителя.

Паредес пожал на прощанье руку охотника, вскочил в седло и, подхватив одной рукой поводья мула, подал знак к отъезду. Маленький отряд, вырвавшись из толпы зевак, галопом помчался по улицам селения.

Твердая Рука долго смотрел вслед удаляющимся всадникам. Только когда они скрылись, он вернулся к себе. Занятый своими мыслями, он не замечал, как течет время. Вдруг он вскочил, топнул об пол ногою и гневно воскликнул:

– Нет, тысячу раз нет! Я не злоупотреблю доверием этого человека. Это было бы низким предательством. Нет, не пойду на такую подлость!

Это не были слова; это было решение, плод долгих и мучительных дум, обуревавших молодого охотника… Прошло много дней. В индейском селении жизнь шла своим чередом. Неоднократно собирался военный совет; был окончательно разработан план предстоящей кампании; вернулся Свистун, доложивший Огненному Глазу, что дон Хосе благополучно добрался до асиенды дель Торо.

Но вот начали, наконец, стекаться союзные индейские войска. Вскоре не стало места для размещения всех прибывающих воинов, им приходилось разбивать свои стоянки в степи под открытым небом. Это обстоятельство не являлось, впрочем, слишком большой неприятностью для индейцев, привыкших ко всякой непогоде. Скорее наоборот, жизнь под открытым небом была им по душе.

На двенадцатый день после отъезда Паредеса глашатаи сзывали всех вождей свершить при закате солнца религиозный, установленный перед началом военных действий ритуал – так называемое Великое Врачевание. В тот самый миг, когда солнце, окруженное багрово-красным ореолом, заходило за горизонт, верховный жрец поднялся на крыльцо Хижины Великого Врачевания и среди воцарившейся тишины провозгласил:

– Ушло живительное тепло солнца, земля погрузилась во мрак! Настал таинственный час борьбы человека с духом зла. Начинайте обряд Великого Врачевания!

Мгновенно воздух огласился нестройными дикими криками, и отовсюду двинулись полчища