— Да, как трус; английское судно, атаковавшее «Славу», было гораздо меньше и слабее; это настолько верно, что когда англичане отправятся вверх по реке, чтобы атаковать Квебек и Монреаль, знаете ли, какое судно будет во главе? Фрегат графа Рене, Дениса де Витре.

— Французский дворянин, осыпанный королевскими милостями! Какая низость! — воскликнул Мрачный Взгляд.

— Мы берем на себя обязанность наказать его, генерал; мы уже это обещали и исполним наше обещание.

— Теперь это трудно, если не невозможно; он будет соблюдать осторожность.

— Если, — с горечью заметил Сурикэ, — нам придется отбивать его у англичан, мы все-таки его захватим.

— Клянусь вам, — прибавил Мрачный Взгляд с чувством.

— Я убежден, господа, что вы сделаете все возможное; если вам удастся овладеть графом, вы окажете громадную услугу отечеству; это послужит для всех страшным уроком.

— Во Франции у него много друзей и защитников, благодаря которым он может избегнуть наказания; поэтому он должен быть судим и казнен здесь, в колонии, в присутствии всего населения Канады и вблизи английской армии, — сказал Сурикэ с лихорадочным жаром.

— Так и будет, — подчеркнул Мрачный Взгляд.

— Хорошо, может быть, это и будет лучше; когда вы едете в Квебек?

— Как только вы нас отпустите, генерал.

— Я приеду в Квебек почти в одно время с вами, и вы мне будете нужны.

— Мы во всякое время к вашим услугам, генерал.

— В таком случае, я вас не задерживаю; вы едете одни?

— Одни, с вашими друзьями, генерал.

— С Белюмером и другими, да? Хорошо, — сказал, улыбаясь, генерал, — вы счастливцы, господа; вы свободны как ветер и ни от кого не зависите. Доставите мне удовольствие?

— Что вам угодно, генерал?

— Позавтракайте со мной по-семейному; часом раньше, часом позже — разница невелика.

— Дело в том… — начал Шарль Лебо, смотря на своего друга.

Мрачный Взгляд улыбнулся.

— Я не задержу вас, — добродушно настаивал генерал.

— Соглашайтесь, — сказал Мрачный Взгляд, — а я воспользуюсь этим временем и займусь одним важным делом, которое совершенно упустил из виду.

— Как! Вы отказываетесь от моего приглашения?

— Прошу извинить меня, генерал.

— Нет, нет, я непременно хочу видеть вас у себя за завтраком.

— Простите, генерал, мне трудно согласиться, но если вы так любезно настаиваете… я не знаю, что мне делать; в котором часу будет завтрак?

— Через три четверти часа, самое большое через час.

— В таком случае, я принимаю ваше любезное приглашение и благодарю вас за внимание.

— Полноте! Что за церемонии между солдатами? Итак, решено.

— Решено, генерал.

— Отлично, до свидания. Охотники вышли.

Это приглашение было любезностью со стороны генерала, которой он хотел доставить Шарлю Лебо возможность еще раз повидаться с Мартой де Прэль и провести с ней лишний час перед отъездом.

Со своей стороны, Сурикэ принял приглашение только потому, что надеялся еще раз увидеть любимую девушку, оба руководствовались одной и той же мыслью.

Раны, полученные Сурикэ при атаке форта, сделали для его романа гораздо больше, чем шесть месяцев, проведенных хотя и вблизи Марты, но при обыкновенных, нормальных условиях; доказательством может служить то, что во время поездки в Луизиану, имея полную возможность говорить с молодой девушкой с глазу на глаз, он не решился признаться ей в любви; его проклятая робость сковывала ему губы.

Если теперь дело так быстро подвинулось вперед, то это потому, что Марта, убедившись в любви молодого человека, сама сделала первые шаги.

У женщин есть какое-то ясновидение, благодаря которому они, как бы ни были наивны и целомудренны, чувствуют, что любимы.

Слабые зачатки взаимного понимания получили быстрое развитие во время болезни молодого человека, что весьма естественно; молодая девушка повела дело так искусно, что Шарль Лебо наконец ободрился, собрался с духом и… объяснился.

С этой минуты все пошло отлично; Шарль Лебо перешел через Рубикон, отделавшись от своей робости, дни проходили как одна минута в разговорах о любви, в спряжении прелестного глагола «любить»; кто из нас реже или чаще не спрягал его в счастливые дни юности, юности, которая продолжается так безумно, в это благословенное время думается только о настоящем; будущее не существует. Таков нерушимый закон природы.

О юность!..

Когда завтрак был подан, г-жа Меренвиль, уже предупрежденная главнокомандующим, вошла в спальню Марты и нашла ее всю в слезах.

Графиня улыбнулась, отерла ей глаза своим платком и сказал на ухо:

— Он еще не уехал, он будет с нами завтракать. Молодая девушка быстро вскочила, обвилась руками вокруг шеи графини, расцеловала ее и, спрятав лицо у нее на груди, прошептала:

— Мама, милая мама!

— Перестаньте же плакать! — сказала графиня с доброй улыбкой.

— Я плачу от радости, мама, — сказала она, смеясь и плача одновременно.

— Поскорее оботри глаза, дитя, и пойдем, нас ждут. Через пять минут молодая девушка вошла в столовую в сопровождении графини де Меренвиль.

Молодые люди исподтишка обменялись восторженными взглядами, замеченными, впрочем, всеми присутствующими.

Влюбленные, как бы они ни были осторожны, умеют скрывать свое счастье не более пяти-шести дней; занятые только друг другом и не замечая никого из окружающих, они, сами того не сознавая, делают неосторожности, которые их выдают.

Так и случилось с нашими молодыми людьми.

Завтрак прошел не особенно весело; общество было слишком тяжело настроено; но каждый старался по возможности скрывать свое настроение, чтобы не опечалить остальных и, благодаря общим усилиям, все участвующие вынесли из этого завтрака приятное впечатление.

Наконец настал час отъезда.

Медлить больше было невозможно, надо было ехать.

Генерал дал Шарлю Лебо письмо с поручением лично передать его Дорелю, с которым он был в очень близких отношениях.

Потом началось прощание.

Оно продолжалось недолго.

Все знали, что скоро увидятся в Квебеке.

Охотники простились со всеми присутствующими и вышли из столовой.

Судьба пожелала — судьба всегда на стороне влюбленных, — чтобы в коридоре Шарль Лебо еще раз встретился с Мартой де Прэль.

О чем они говорили?

Ни тот ни другой не могли бы ответить — о чем.

Но они провели пять счастливых минут.

Стук отворяющейся двери заставил прелестную птичку упорхнуть и унести с собой столько счастья, что его бы стало на месяц.

Друзья наших охотников ожидали их. Их было трое: Белюмер, Бесследный и Тареа, последний собирался совершить вместе с ними только часть пути.