— Увидим. Курбюиссон не сказал вам имени дамы?..

— Смерть заставила его замолчать.

— Вы говорите, с ним были бумаги?

— Да, генерал.

— Мы просмотрим их вместе.

— Когда вам будет угодно.

— Теперь скажите мне, что вас тревожило.

— Может быть, это пустяки, генерал, но меня всегда озабочивает то, что не кажется мне вполне ясным.

— И меня также, ничто не может быть неприятнее неразгаданной загадки.

— Именно в таком положении я нахожусь теперь, разгадки нет; я готов лбом колотиться об стену.

— Это плохой способ помочь делу, — заметил генерал, смеясь.

— Правда, это не принесло бы пользы; вот в кратких словах причина моего беспокойства: я наткнулся на след гуронов, шедших с севера к Луизиане; индейцы были близко от крепости, казалось, они хотели было войти в город, но потом передумали и, продолжая свой путь, углубились в леса.

— Что же такое! Вероятно, наш друг Тареа проходил мимо нас и вздумал было зайти к нам в гости.

— Я сначала подумал то же самое, но вскоре убедился в неосновательности подобного предположения.

— Почему? Объяснитесь…

— Очень просто, генерал: во-первых, я не открыл следов Тареа, которые знаю уже давно; кроме того, вождь идет на войну, следовательно, с ним нет женщин.

— Ас теми индейцами, о которых вы говорили, были женщины?

— Да, была, по крайней мере одна женщина, я нашел ее следы; и что еще более удивительно, эту женщину можно принять за белую; хотя на ней такая же обувь, как на индеанках, эта женщина ходит совершенно иначе.

— В самом деле, странно, вы не ошиблись?

— Нет, ошибиться невозможно, генерал.

— Вам лучше, знать. Вы думаете, эти индейцы — враги?

— Нет, не думаю; они просто кочуют.

— В таком случае нам нечего бояться их.

— Вовсе нечего. Я, впрочем, буду настороже.

— Теперь пойдемте завтракать.

Они вернулись в крепость, где их ждал завтрак, и сели за стол.

— Вы прочли свое письмо?

— Я его не получал, генерал.

— Ах, Боже мой! — воскликнул Монкальм, ударяя себя по лбу. — Я совершенно забыл о нем; я передам его вам сейчас же после завтрака.

— Дело не спешное, — сказал Шарль, улыбаясь, — отец мой пишет мне редко, а когда пишет, то повторяет постоянно одно и то же; следовательно, я наперед знаю содержание его послания.

— Это приятно; знаешь, по крайней мере, как поступать. Генерал и молодой человек окончили завтрак и принялись за десерт, когда в столовую вошел сержант Ларутин.

— Что нового, Ларутин? — спросил генерал.

— Комендант форта приказал мне сказать, доложить вам, что авангард виднеется вдали, среди облака серой пыли.

— Очень хорошо, — сказал генерал, — войско еще настолько далеко, что мы успеем напиться кофе.

— Совершенно справедливо.

— Прикажи подать нам его, а сам ступай наблюдать за приближением колонны.

— Буду стоять смирно, без сравнения, как версальские монументы на своих кривых ногах.

— Хорошо, ступай.

— Слушаю, — ответил сержант и вышел, убежденный в том, что говорит самым изысканным языком версальских щеголей.

Через десять минут генерал встал и отправился вместе с Шарлем на крепостной вал.

— Теперь нам уже нечего опасаться какой-нибудь неожиданности, — сказал Шарль.

— Почему? — спросил генерал.

— Теперь по всему лесу рассеяны наши дикари.

— Вы их видите?

— Нет, но угадываю их присутствие по запаху, — отвечал охотник, смеясь.

— Их можно узнать издалека, — сказал генерал.

— Да, они предпочитают медвежий жир мускусу.

Авангард был уже не далее ружейного выстрела, барабанщики били дробь; тамбурины и флейты не отставали; в результате получался страшный шум.

— Чего не сделаешь с этими молодцами, — сказал генерал. — Будь у меня их не несколько человек, а двадцать пять тысяч, я бы всех англичан побросал в море.

— Да, молодцы ребята, — с убеждением подтвердил Шарль.

Впереди авангарда выступали Бесследный и Мишель Белюмер, служившие армии проводниками.

— Спустимся и пойдем навстречу друзьям.

В нескольких шагах от гласиса авангард остановился.

— Пароль! — крикнул генерал.

— Франция! — отвечал Бугенвиль, в то время капитан сухопутного войска, а впоследствии один из знаменитейших моряков французского флота.

— Какой полк? — продолжал генерал.

— Армия Новой Франции на пути к славе, — отвечал Бугенвиль.

— Милости просим, господа; вас ожидают с нетерпением.

— Да здравствует генерал! — закричали в один голос солдаты.

Войска были размещены в укрепленном лагере, приготовленном для них.

Офицеры пришли к генералу, и шевалье де Леви, которому главнокомандующий поручил начальство над армией, прочел свой рапорт.

Все обстояло благополучно, солдаты и милиционеры были полны ревности, гуроны отлично исполняли обязанности разведчиков, несколько английских шпионов было поймано и убито; подвигались вперед медленно, потому что солдаты должны были пролагать себе дорогу с топором в руках; быстрины и пороги задерживали марш, так как военные запасы и провиант приходилось постоянно разгружать и снова нагружать. Бесследный и Белюмер чрезвычайно искусно провели колонну по самому кратчайшему пути; оба вождя отлучились на некоторое время для исполнения поручения, данного им главнокомандующим.

В этом месте рапорта генерал тонко улыбнулся.

Вместо себя Бесследный оставил весьма искусного проводника, который отлично вел армию.

Дикари, находившиеся под начальством Тареа, прекрасно выполняли свою обязанность разведчиков.

— Итак, все идет хорошо! — сказал генерал.

— Как нельзя лучше.

— Вас ожидали с нетерпением, теперь можно открыть действия.

— Когда вам будет угодно; мы готовы, я даже прибавлю, что чем скорее, тем лучше.

— Я не заставлю вас терять времени, мой план готов, и с Божьей помощью мы выполним его, разобьем этих тщеславных островитян, воображающих, что мы испугаемся их многочисленности; сегодня вечером, любезнейший бригадир, вы созовете в девять часов военный совет, а завтра мы выступаем.

— Вот и отлично, генерал; эта весть приведет войска в восторг.

Ровно в девять часов члены военного совета были в сборе; генерал сообщил присутствующим составленный им план кампании и спросил их мнение; совет единогласно одобрил меры, принятые главнокомандующим.