Вольтижером, поклонился новоприбывшему, приглашая его снять плащ и расположиться поудобнее.

Матье молча поклонился, бросил плащ на кресло и снял шляпу.

Так же, как на наезднике, и на нем была бархатная полумаска.

— Ого! — пробормотал Вольтижер. — Это ученая птица! Мне кажется, нелегко будет справиться с ним.

Оба эти человека походили друг на друга и ростом, и манерами, как два родные брата, только у пришедшего позднее манеры не носили отпечатка аффектации, которой отличались манеры версальских придворных; он был богатырски сложен и обладал, по-видимому, громадной физической силой; вообще же с первого взгляда в нем можно было узнать человека лучшего общества.

По знаку Вольтижера Матье поместился в кресле у камина, напротив своего хозяина.

Пока мы сохраним за этими людьми имена, которыми они себя назвали.

Наступило молчание; собеседники рассматривали друг друга исподтишка и размышляли про себя.

Спустя минуту Матье снял свою шпагу и положил ее на стол вместе с двумя пистолетами, которые были у него за поясом.

Вольтижер улыбнулся и, подражая тотчас примеру своего гостя, также снял свое оружие.

— Вы получили письмо несколько дней тому назад? — спросил Вольтижер, видимо, для того, чтобы нарушить молчание, становившееся ему в тягость, и чтобы начать разговор.

— Я действительно получил письмо, но не несколько дней, а шесть недель тому назад; оно было передано мне… — Тут он спохватился: — Мне кажется излишним произносить имя того, кто передал мне письмо, тем более что письмо со мной.

Вынув письмо из куртки, он подал его Вольтижеру, но тот отказался принять его, грациозно поклонившись.

— Это излишне, — сказал он, — я узнал почерк. Матье поклонился в свою очередь и снова спрятал письмо.

— Нам многое надо передать друг другу, — заговорил Вольтижер, — по-моему, разговор вполне вяжется только за столом; вы разделяете мое мнение?

— Вполне, — отвечал Матье.

— В таком случае, пойдемте садиться за стол.

— Я к вашим услугам. Они прошли в столовую. Вольтижер два раза сильно топнул.

Столики исчезли, и через минуту откуда-то снизу появился стол, уставленный кушаньями, а также два столика с бутылками и тарелками.

— Таким образом, — сказал Вольтижер, — не будет лишних ушей.

— Прекрасная предосторожность, когда предстоит серьезный разговор.

— Прошу вас садиться; я ужасно голоден, а вы?

— И я также, — отвечал Матье, улыбаясь.

— В таком случае примемся за кушанье и покушаем; это нам только поможет говорить о делах.

— Совершенно справедливо: слуги, стоящие за вашим стулом, — шпионы, не пропускающие ни слова и пользующиеся слышанным, если им это выгодно.

— Глубокая истина, — отвечал, смеясь, Вольтижер, — поэтому-то я желал избегнуть этого неудобства.

— Вы предупредительны, и это необходимо, если желаешь успеха в своем предприятии.

— Вы, мне кажется, тоже предусмотрительны.

— Я думаю, что вам это не неприятно, — сказал Матье с тонкой улыбкой.

— Напротив, мне представили вас как человека, на которого можно вполне положиться.

— Дело в том, что немного найдется такого, перед чем я отступил бы, если условия почтенны.

— Вот это значит говорить прямо; я думаю, что мы легко столкуемся.

— От души желаю: в настоящую минуту нуждаюсь в хорошем деле.

— Вы нуждаетесь в деньгах?

— Да, у меня столько нужд.

— Я не стану от вас утаивать.

— Я тоже не желаю этого, я не люблю торговаться. Скажите мне цифру; я, таким образом, увижу, могу ли иметь дело с вами: я люблю знать все вперед, по сумме заключаешь о важности дела.

— Совершенно верно: за это дело дают десять тысяч луидоров, — сказал Вольтижер, глаза которого сверкали сквозь отверстия маски.

При назначении такой громадной цифры Матье остался совершенно равнодушным; Вольтижер, предполагавший с некоторою справедливостью, что его собеседник будет ослеплен, почувствовал в душе досаду.

— Или эта цифра не кажется вам достаточно высокой? — спросил Вольтижер.

— Я не говорю этого; вас, вероятно, предупредили, что мне платят вперед.

— Да, действительно, но этим я не затрудняюсь; сначала мы должны только передать друг другу все подробности и прийти к соглашению.

— Само собой разумеется; но, чем бы ни кончились переговоры, я во всяком случае буду вам очень благодарен за прекрасный обед, — сказал Матье несколько принужденным тоном, казавшимся привычным ему. — Кушанье прекрасно приготовлено, я никогда не думал, чтобы можно было так хорошо пообедать в такой трущобе, как Луисбург.

— Вам нравится мой обед?

— Меня пришлось бы назвать чересчур разборчивым, если бы я остался недоволен им. Теперь мы дошли до десерта; не потолковать ли нам о нашем дельце между грушей и сыром.

— Отлично; только меня удивляет, что вы называете дельцем дело, которое дает вам 24000 ливров; ведь для многих это было бы целым состоянием.

— Да, для других, но не для меня; впрочем, все относительно; я обделываю дела и более важные. Вы видите, я говорю прямо, но я не могу еще ответить на ваше предложение, как великолепно оно вам ни кажется. Может случиться, что я спрошу с вас меньшую сумму, а может быть, потребую и больше; это зависит от того, каково дело.

— Мне действительно говорили, что вы человек совестливый.

— Хорошо; предположим, что некоторая личность должна умереть.

— Наверное, должны умереть несколько, по крайней мере, двое.

— Отлично; может быть, вы прибавите, что это девушка, женщина или дитя; это стоит очень дорого, особенно, если при этом надо нападать с вооруженной силой, грабить, поджечь дом.

— Может быть, и придется прибегнуть к таким мерам, но только в крайнем случае.

— Да я и предполагаю, что так, — сказал Матье хихикая, — это вне цены.

— Вы отказываетесь?

— Я никогда не отказываюсь, но желаю только ^указаний со всеми подробностями, чтобы избежать всякого недоразумения, которое может стоить жизни; к тому же жизнь некоторых лиц, смотря по их положению или знатности, стоит дороже жизни простых бедняков, вы понимаете это?

— Какие затруднения! — с досадой воскликнул Вольтижер.

— Вовсе нет; напротив, все окажется очень просто, когда вы мне прямо скажете, в чем дело; тогда я могу отвечать вам уверенно, вы увидите, что нам легко будет прийти к соглашению, если только вы не передумаете воспользоваться моими услугами, что, откровенно говоря, было бы мне весьма неприятно, так как несколько сот тысяч ливров пришлось бы мне весьма кстати.

— Пожалуй, слушайте.

— Не забудьте описать мне людей, с которыми я буду иметь дело; главное, назовите их имена и положение.

— А если вы откажетесь служить мне после того, как я скажу вам все?

— Это трудно предположить; но потрудитесь сказать мне, какую помощь я могу оказать вам, если не буду знать ничего и если вы не скажете мне имен.

Вольтижер, казалось, погрузился на несколько минут в размышления; затем он снова заговорил с легкой дрожью в голосе, происходившей, вероятно, от сильного волнения, которое он старался подавить.