— Так хотел Ваконда — он справедлив, — глухо ответил вождь. — Это страшный закон возмездия.

На несколько минут воцарилось молчание; наконец дон Хосе поднял голову и решительно сказал неподвижно стоявшему подле него Мос-хо-ке:

— Мы должны идти. Нас призывает другая забота. Вождь небрежно опустил крышку сундука, и смелые исследователи вышли из круглой комнаты.

Подземелье, которое до сих пор опускалось отлого по бесконечным извилинам и поворотам, вдруг приняло другое направление и стало подниматься к поверхности земли.

Галереи скрещивались, переплетались; однако вождь нигде не останавливался и не замедлял шага. Можно было подумать, что невидимая нить ведет его через лабиринт, безвыходный для любого другого.

Шум сражения отчетливо доносился до слуха индейцев и дона Хосе Морено. Над головой у них раздавался страшный грохот мчавшихся галопом лошадей, крики и ружейные выстрелы.

Внезапно Мос-хо-ке остановился. Дону Хосе показалось, что они подошли к концу подземелья и выхода из него нет. Но индеец наклонился, соскреб своим ножом землю с выступавшего в виде бугорка камня и сильно надавил на него каблуком; стена над камнем, сделав полный поворот, открыла широкий проход; теперь все они очутились в небольшом, низком и сыром подвале.

Мос-хо-ке открыл источенную червями дверь. Вся группа, неожиданно для нее, вошла в ту комнату, где происходила сцена, рассказанная нами в одной из предыдущих глав.

В комнате царил страшный беспорядок, и она была пуста.

Дон Хосе Морено и Мос-хо-ке, тихо обменявшись несколькими словами, расстались.

Мос-хо-ке, взяв с собой двух воинов, спрятался в засаду позади двери, ведущей в соседнюю комнату.

Дон Хосе Морено, в сопровождении остальных индейцев, пройдя через всю комнату, взобрался по приставленной лестнице и неожиданно появился на асотее27, где человек двенадцать гамбусинос, стоя на коленях за бруствером, яростно стреляли в ранчерос.

Ударом ноги дон Хосе Морено отбросил лестницу в комнату и, став во главе индейцев, с боевым криком бросился на гамбусинос.

Внезапно атакованные с тыла, впавшие в ужас при виде чудом появившихся новых врагов, гамбусинос сдались почти без сопротивления.

Дон Хосе Морено, став на краю крыши, развернул хранившееся у него за поясом мексиканское знамя, привязал его к своему ружью и поднял вверх.

При виде флага ранчерос и команчи, нетерпеливо ожидавшие этого сигнала, в могучем порыве бросились на укрепления, желая ворваться со всех сторон одновременно. Тогда началась настоящая битва.

Дон Горацио де Бальбоа с момента атаки все время находился рядом со своими солдатами, подавая им пример мужества. Внезапно он заметил, что ружейный огонь с крыши прекратился. Заподозрив измену, он побежал в дом. Но не успел он переступить порог двери, как три человека разом набросились на него.

Капитан обладал богатырской силой, поэтому, даже захваченный врасплох, он стал отчаянно защищаться. Было мгновение, когда ему показалось, что он может считать себя победителем.

Ударом шпаги убив одного индейца, почти задушив второго, он набросился на Мос-хо-ке. В борьбе они оба упали на землю. И тут капитан внезапно почувствовал, что кто-то отрывает его от Мос-хо-ке и валит на пол.

Это был второй индеец, почти удушенный капитаном; придя немного в себя, он яростно бросился на дона Горацио.

Мос-хо-ке поднялся и поспешил на помощь индейцу. После долгой борьбы им удалось вдвоем преодолеть отчаянное сопротивление испанца и связать ему ноги и руки.

Наконец тигр был укрощен.

Мос-хо-ке с помощью воина поднял по приставной лестнице пленника на асотею.

В это время ранчерос и краснокожие воины, на помощь которым пришел резерв дона Кристобаля Нава, энергично штурмовали укрепления. В нескольких местах им даже удалось вскарабкаться на стены и вторгнуться внутрь дома. К тому же непонятное отсутствие капитана в момент самой ожесточенной битвы нанесло роковой удар защищавшимся гамбусинос.

Увидев развевающееся мексиканское знамя, гамбусинос — мексиканцы по происхождению и патриоты в душе — почувствовали, что их мужество ослабевает. Соединившись вместе и единодушно подняв свое оружие, с криками: «Да здравствует родина!» — они примкнули к ранчерос, став против своих прежних соратников — солдат капитана.

Испанские солдаты, в большинстве своем бандиты, отверженные людьми, понимали, что они не могут надеяться на милость своих противников. Поэтому они стали драться с еще большей силой не для того, чтобы победить, — они знали, что сражение уже проиграно, — но чтобы продать свою жизнь за дорогую цену.

Национальная ненависть еще яростнее разжигала гнев сражающихся, делала битву ужасной, обращала ее в бойню, в резню…

Упавший человек не успевал подняться — его тут же безжалостно добивали.

Воины-апачи показались на опушке саванны, но, как и предвидел дон Хосе Морено, они сразу поняли, что вторжение для них невыгодно; промчавшись во весь дух по равнине, они исчезли в лесу, даже не попытавшись принести помощь своим союзникам.

В это же время сражавшиеся солдаты дона Горацио увидели на асотее своего начальника, взятого в плен мексиканцами, связанного по рукам и ногам.

Оружие выпало из их рук, они стали умолять о пощаде своих противников.

Последние, упоенные битвой, оставались глухи к их мольбам и перебили всех до одного. Больше сражаться было не с кем, живым остался только один капитан.

По окончании битвы дон Хосе Морено разрешил гамбусинос уйти. Они искупили свою вину, отделившись от испанцев и помогая ранчерос победить. Отпущенные на свободу, гамбусинос исчезли в направлении Рио Браво.

Тогда, согласно страшному закону возмездия, существующему в пустыне, в Большом Доме Монтесумы собрался совет для суда над доном Горацио де Бальбоа.

В совете участвовали: дон Хосе Морено как председатель совета, дон Энкарнасион Ортис, дон Луис Морен, дон Рамон Очоа, дон Кристобаль Нава, вождь Мос-хо-ке и вождь Антилопа.

С капитана сняли веревки. Под охраной двух ранчерос он подошел к судьям.

В тот момент, когда дон Хосе Морено хотел начать допрос, дверь открылась и появилась донья Линда.

Ее приход изумил всех присутствующих.

Молодая девушка приблизилась к трибуналу и, дрожа от волнения, обратилась к отцу:

— Отец мой, я пришла просить вас об этом человеке! Вы не можете быть судьей в деле, которое так близко касается вас. Я верю, что ваше сердце слишком великодушно, чтобы вы решились мстить за личную обиду. Перед вами офицер короля. Он в ваших руках, вы его победили. Прошу вас, смотрите на него не как на преступника, а как на несчастного противника! Предоставьте богу наказать его!

— Дочь моя… — сурово начал дон Хосе. Но капитан жестом прервал его.

С той секунды, когда дон Горацио осознал себя пленником, он почувствовал, что в нем происходит нечто совершенно новое для него. Нельзя сказать, чтобы он стал менее мужественным или что он ощутил страх смерти. Нет, наоборот! Но испытанное им поражение, гибель всех надежд и мечтаний, с которыми он так сжился, сломили энергию этого могучего организма. Он понял ужас совершенных им преступлений для достижения цели, ускользнувшей от него навсегда. Понял свою чудовищную неблагодарность по отношению к человеку, которому был всем обязан. Он признал справедливость обрушившихся на него ужасных ударов! Сейчас смерть ему казалась искуплением, он хотел умереть.

— Сеньоры, — с достоинством сказал он, — я благодарю вас за то, что вы не откладываете суда надо мной! Каков бы ни был ваш приговор, я признаю его заранее справедливым, потому что вы являетесь орудием божьей мести. Это не вы меня караете, а бог!

Обернувшись к донье Линде, он почтительно поклонился ей и сказал: