Тысяцкий еще какое-то время смотрел через его плечо, ничего, собственно, и не видя, затем промолвил бесцветным голосом, который очень напоминал княжеский голос:

- Надобно спать.

- Проспите с князем всё.

- Ночью все равно ничего не происходит. Припекло тебе.

Он пошел, не позаботившись даже о том, чтобы Дулеба устроили где-нибудь в этом задымленном, загроможденном дворце, но лекарь все равно не имел намерения спать, Иваница тоже не рвался ко сну, не столько из предупредительности, сколько из-за любопытства. Постепенно отдаляясь от Дулеба, он теперь словно бы присматривался к нему со стороны, и получалось, что это даже как-то разнообразит тебе жизнь, все едино как если бы ты увидел красивую женщину и следишь, куда она идет, и куда она свернет, и что с нею случится.

Ему только неожиданно захотелось есть. Причиной того послужил, видно, самый дух Красного двора, эти вороха объедков, обглоданных мослов, среди которых рычали и храпели ничтожные бездельники, блюдолизы и подхалимы.

- Вот храпят так храпят! - словно бы даже позавидовал Иваница. Говорил князь Юрий, бог Адама выгнал из рая за то, что тот храпел вот так и не давал всевышнему выспаться, как следует, а князь твой, Дулеб, где-то спит, и ему, стало быть, не мешают эти храпаки.

- Адама, сказывают, изгнали за кое-что другое, - отделался шуткой Дулеб.

- Ну, за то не выгоняют, потому как бог и сам грешит потихоньку. Вон сколько ангелов расплодил вокруг себя, там тебе и шестикрыльцы, и трехкрыльцы, и с двумя крыльцами.

- Ангелы - не женщины.

- А кто же они? Ты читал много книг, разве где-нибудь написано, что ангелы - мужчины? А раз не написано, получается - женушки. А съел бы я сейчас какое-нибудь свеженькое жаркое. Может, поищем, где они оленя зажаривают для князя, да урвем там по кусочку?

- Нам бы князя не прозевать. А то как обсядут его за трапезой, невозможно будет и слова молвить.

- Вот уж! Разве тут словом что-нибудь поделаешь? Взять бы дубину да разогнать этих дармоедов, а князю твоему...

- Не забывай: ты должен быть благодарным ему за свое освобождение. Так все считают, и так должно быть в дальнейшем. Негоже, если станешь к своей благодарности примешивать угрюмость или, еще хуже, неосторожным словом раскроешь нашу тайну. Знаем об этом только трое: ты, я и князь Ростислав. Не забывай об этом, Иваница.

- Одни помнят, другие забывают - вот и вся справедливость, которой ты прожужжал мне уши, лекарь.

Потом они бродили молча. Среди величественной неуютности и непривлекательности дворца, запущенного и обезображенного, они имели вид неприкаянных, но не грешников, а чистых праведников, забредших сюда с намерениями, быть может, очистительными, но растерялись, не зная, с чего начинать, и кружат в этом царстве сонной захламленности без надежды выбраться отсюда когда бы то ни было.

Князь Ростислав спал долго и крепко, как человек, не обремененный сомнениями и тревогами. Еще дольше он одевался, с помощью своего спальника, ибо не полагалось посторонним видеть князя не во всем величии и славе его высокого достоинства, подчеркиваемого надлежащими одеждами и дорогим оружием; поэтому Дулеб добрался к Ростиславу, уже сам, как и Иваница, проголодавшийся и изрядно-таки разозленный.

- Здрав будь, княже, - поздоровался он и не выдержал, добавил: Спишь хорошо, дым не душит, а, видно, лишь щекочет. А дым не только в этом дворце, но и над всей землей Суздальской - не забудь.

- Ну, - поморщился Ростислав, - при рабе пробуешь упрекать князя?

Красные пятна нездорового оживления еще больше оттеняли обычную бескровность его лица. В голосе улавливалась нескрываемая брезгливость, когда бросил свои оскорбительные слова об Иванице.

- Не раб, - твердо молвил Дулеб. - Товарищ мой Иваница. И ведаешь про то вельми хорошо, княже. Отец твой...

- Я тут князь, - прервал его речь Ростислав, - и с рабами не...

- Останемся оба, - в свою очередь не дал ему договорить лекарь, останемся оба или же...

- Ну, - вскинул брови, изображая изумление и испуг.

- Или бросим тебя и уже не возвернемся никогда!

- А!

- Увлекся слишком собою, княже, и забыл...

- А!

- В твоих руках намерения всей жизни князя Юрия, за ним же стоит весь народ наш...

- А!

Потерпев поражение с Иваницей, Ростислав теперь мстил Дулебу этим своим бессмысленно- равнодушным 'А!', отталкивая от себя, напоминал, что, даже стоя рядом, ты должен чувствовать: он князь - и ты должен держаться на почтительном расстоянии, которое никому из смертных не дано преодолеть, ибо это - расстояние происхождения и рождения, неистребимое и неодолимое, поэтому сблизиться с князем - это все равно что дотянуться до бога.

- Как условлено было с князем Юрием, ходили мы с Иваницей к киевскому простому люду и можем уже сегодня сказать, что киевляне ждут Долгорукого, хотят увидеть его в своем городе...

- А!

- Ты же тем временем, княже, проявляешь неосторожную неразборчивость, допускаешь к себе людей, которым верить нельзя, и этим угрожаешь...

- Угрожаю? Кому же?

Он привык спрашивать, не слушая ответов, ибо счастье для всех, как он считал, было уже в самом княжеском расспрашивании. Поэтому не стал слушать ответа Дулеба, а сразу же и добавил:

- Ведаю, что делаю.

- Петрило - враг твой и князя Юрия, а ты его пригрел.

- А!

- Петрило - доверенный воеводы Войтишича и игумена Анании.

- Войтишич? Его здесь не было. Игуменов - не было. Еще?

- От Войтишича и игумена послан гонец к Изяславу. Сказано о тебе и обо мне. Гонца снаряжал Петрило.

- Откуда ведомо тебе?

- Это мое дело.

Ростислав еще не хотел выдавать своей встревоженности, однако по всему было видно, что слова Дулеба его задели.

- Как знаешь, с чем поехал гонец?

- Знаю - и уже достаточно. Знаю еще и то, как похваляешься ты, что хоть сегодня можешь сесть в Киеве князем. Даже князь Юрий был бы опечален такими твоими похвальбами, что уж говорить про Изяслава, ежели узнает?

- Не твое рабское дело.

- Так слушай, княже. Ежели еще раз услышу от тебя про раба, не увидишь меня больше никогда. Запомни себе. Окромя того...

- Ну?

- Окромя того, ты должен извиниться перед нами с Иваницей за свою грубость.

- А!

- Ждем, княже.

Ростислав посмотрел на них обоих так, будто только что увидел этих людей.

- Что-нибудь еще сказать намерен?

- Ждем извинений.

- Ну, лекарь, прости. Не выспался. В этом Киеве и выспаться не дают.