Маркерий, и рци ему: зовет тебя божья матерь'.
Игумен перестал чесаться, разинул рот, уставился глазами в Кирика и переспросил:
- Это обо мне? И о нашем Маркерии?
Но Кирик не слушал и глаз не открывал, бормотал будто сквозь сон или в опьянении:
- Игумен выполнил повеление богородицы. Богомудрый Меркурий пошел в обитель.
- Богомудрый! - воскликнул игумен. - А что за Меркурий? У нас ведь Маркерий был!
- Пошел в обитель, - не унимался Кирик, - и тут увидел богородицу, сидевшую на золотом престоле с Христом в недрах своих и окруженную ангельским воинством.
Игумен молчал теперь, ибо все, что говорил Кирик, словно бы и на самом деле было, и он был тут игуменом, и юноша Маркерий (или там Меркурий, как переиначил велемудрый инок на свой книжный манер), и даже икона в церкви монастырской в самом деле такая стояла: богородица на золотом престоле с Христом в недрах своих, а вокруг - ангельский чин. Что же дальше? А дальше было вот что.
- Меркурий с величайшим благоговением и страхом упал к ногам божьей матери, тогда она восставила его от земли и сказала: 'Чадо мой Меркурий, избранник мой! Посылаю тебя, иди скорее, избранник мой! Посылаю тебя, иди скорее, сотвори отмщение крови христианской, иди одолей злочестивого царя Батыя и все войско его! Потом приидет к тебе человек прекрасный лицом, отдай ему в руки все оружие твое, и он отсечет тебе голову, ты же возьми ее в руку свою и иди в свой город, там примешь кончину, и положено будет тело твое в моей церкви'.
Игумен ничего не понял.
- Как же он придет с головой в руках? - обескураженно спросил игумен. - Что-то ты, Кирик, мудреное завел.
- А пришел уже, - сказал монах.
- Кто?
- Меркурий.
- Это ты про Маркерия нашего?
- Был Маркерий, теперь Меркурий.
- И что? - не поверил игумен. - Вырвался из Козельска? А кони?
Кирик пренебрежительно улыбнулся. Речь идет о высочайшей святыне, а тут о конях.
- Меркурий горько востужил и восплакал и сказал так: 'О пречистая богородица, мать Христа, бога нашего! Как же я, окаянный, худой и немощный раб твой, могу быть способным на такое дело? Разве не хватает тебе небесных сил, о владычица, победить злочестивого Батыя?' Сказав это, взял Меркурий у богородицы благословение, поклонился до земли и вышел из церкви. Там нашел прекрасного коня...
- Не нашел, а я дал ему, - прервал игумен, - и не одного, а сразу восемь коней отборных и породистых, не забудь. Да и называй его Маркерием, а то у меня в голове все мешается.
- И поехал за город к Батыевым войскам и с помощью божьей и пречистой богородицы начал побивать врагов и освобождать плененных. Как орел носится по воздуху, так Меркурий скакал по коням злочестивого Батыя, а тот, увидев победу над своими войсками, охваченный страхом и ужасом, бежал от Смоленска без успеха и с малой дружиной.
- А Козельск? - спросил игумен. - Про Козельск ты забыл?
- После победы над врагами, - излагал свою притчу Кирик быстро и складно, - предстал перед Меркурием прекрасный воин. Меркурий поклонился ему, отдал ему свое оружие, склонил свою голову и был усечен. Тогда блаженный Меркурий взял в одну руку свою голову, а в другую - повод своего коня и так, безглавен, пришел в свою обитель, и все видевшие его дивились божьему устроению.
- Постой, постой, - уже испуганно прервал монаха игумен, - было ли все это или не было? Потому как Маркерий в самом деле был и в самом деле послал я его туда, где появилась орда, хотя и не ведал о том никто. А теперь как? Безглавый и живой или убиенный? Никак в толк не возьму. Тебе примерещилось это или приснилось?
- Рассказывается так, как должно быть, - поучающе промолвил Кирик. Когда же Меркурий дошел до ворот обители, он лег здесь и честно предал господу свою душу, конь же его стал невидимым.
- Восемь коней, - снова напомнил игумен, отчего Кирик только поморщился.
- В скором времени туда появился игумен с крестами и иконами своими, чтобы взять честное тело святого. Но святой не дался им в руки.
Тогда поднялся великий плач и рыдания, игумен в великом удивлении начал молиться богу и услышал с неба голос: 'Кто послал Меркурия на подвиг, тот и похоронит его'.
И так три дня лежал непохороненный, игумен беспрестанно молился с братьями богу, прося объяснить сию тайну, а потом увидел, как из церкви в великой светлости, словно бы в солнечной заре, вышла богородица с архистратигами божьими Гавриилом и Михаилом и направляется к месту, где лежало тело святого, и берет его в подол и несет в церковь. Там она положила его, где святой и будет лежать вовеки, творя чудеса во имя Христа.
- Так где же он сейчас - в церкви или нет? И с головой он или без? И кто он - наш Маркерий или какой-то твой Меркурий? - спросил игумен.
- Сказано все, - обессиленно закончил Кирик, исчерпанный невероятным напряжением.
- А как же Маркерий?
- Прибыл с битвы.
- С головой в руках или как?
- Изрублен весь и голова словно бы отрублена, но еще живой.
- Где же он? И кони где?
- В веже запер его... Пока святым сделаем.
- Как это? - не понял игумен.
- Все случилось, как сказано уже. Теперь только усечь ему голову - и больше ничего.
- Загубить душу христианскую, что ли?
- Прославим обитель нашу навеки, - вздохнул Кирик, удивляясь упрямству и тупости своего игумена.
- Так где он, говоришь? - снова спросил игумен, начиная чесать свое чрево, что могло свидетельствовать о колебании или же и о полнейшем нежелании прислушиваться к чьим бы то ни было советам, - не привык он жить чужим умом, всегда все решал сам.
- В веже запер его, - еще раз сказал Кирик, - там и будет ждать, не ведая о судьбе своей высокой.
- Вежа высокая - это я знаю. А высока ли судьба? И кто же его усечет?
- Кому велено будет.
- А кто велит?
- Кто захочет прославить обитель перед богом.
- Хм, - хмыкнул игумен, - больно мудрено все это. Иди-ка поспи или помолись, а я тем временем подумаю. А завтра еще потолкуем.
Кирик, видать, не очень и хотел откладывать на завтра, но игумен вытолкал его из кельи и заперся.
Утром он тоже не спешил начинать разговор со своим монахом, и тот, боясь, как бы Маркерий не умер от жажды, проклиная игумена, взял жбан воды и понес заточенному.
- Вот, попей водички, потому что еда повредит тебе при твоих ранах, сказал смиренно Кирик, появляясь в дверях и удивляясь, что юноша не лежит наверху, страдая, а стоит тут, внизу, словно бы ожидая чего-то или стремясь вырваться на волю.
Маркерий попил воды, вытер губы, поставил жбанчик, оба они помолчали немного, потом Кирик перекрестился и сказал:
- Немного погодя принесу тебе еды, а теперь молись.
- Постой, - сказал Маркерий, - тут так мышами смердит, в этой веже, что даже тошно. Дай-ка дохнуть свежим воздухом.
Он хотел было выглянуть из двери, но Кирик испуганно оттолкнул его.
- Увидят, нельзя! Ты весь изрублен. Что подумает братия?
- А что там она подумает? - отрезал Маркерий, теперь уже окончательно убедившись в том, что Кирик