таких случаев чуткостью и не подняла Гришино настроение еще на несколько градусов, а наоборот, резко опустила его, сообщив:

- Тут, пока вас не было, депутатская группа по торговле и бытовому обслуживанию проверила продмаг и выявила отсутствие в продаже пшена.

- Пшена?

- Ага. Они будут вам докладывать, чтобы вы приняли меры, Григорий Васильевич.

- По пшену?

- По пшену.

Гриша вспомнил, как еще перед открытием Веселоярского музея под открытым небом, забрел сюда откуда-то дурень со ступой, таскал ее всюду, допытывался у пионеров:

- Откуда пшено берется?

- Из магазина!

- А там где берется?

- Привозят!

- Хотите, я покажу, как ваши предки делали пшено?

- Не хотим!

Никто ничего не хочет знать, а каждому дай! Теперь вот дай пшено. А кто будет сеять просо? Когда пропадают озимые, пересеваем только ячменем, будто все мы пивовары. А где взять пшено? И спросить бы у него: зачем он ездил в область? Чтобы вернуться и тебе сказали: нет пшена? Если бы встретили вестями, что за время его отсутствия на Веселоярск наползли новые толпы ухажеров за Дашунькой, он бы не удивился. Но встретить пшеном?

Тут автор, может, впервые пожалел, что бросил своего героя на произвол судьбы. Доктора эрудических наук Кнурца отправил на пенсию, сам засел в столице, в Веселоярск даже не наведывался. А был бы рядом с Гришей Левенцом в такую трудную минуту его жизни, разъяснил бы ему, что пшено очень полезно, что на пшене держалась вся цивилизация Киевской Руси, все победы нашего казачества, пшеном выкормлены и Ярослав Мудрый, и Сковорода, да и Иван Петрович Котляревский, о чем он недвусмысленно заявил в своей бессмертной 'Энеиде', уже в первой книге среди излюбленных яств вспоминая классическое блюдо пшенное - кулеш:

Там яства и приправы - чудо!

Бери что хочешь, наугад.

Конца не видно переменам:

Свиная голова под хреном,

Кулеш, лепешка и лапша.

Тому - индюк с подливой лаком,

Другому - корж медовый с маком,

И путря тоже хороша.

(Перевод В.Потаповой)

Разумеется, ничего подобного в 'Энеиде' Вергилия вы не найдете, так что можете и не искать. Нет там ничего и о пшене, а вот в 'Энеиде' Котляревского про пшено речь идет и в части третьей, и в четвертой, и в пятой, как, скажем, хотя бы вот такое место:

Им дали в сотники панов,

Значки с хоругвью войсковою,

Бунчук с пернатой булавою,

Запас недельный сухарей,

Мушкеты, пики с палашами,

Бочонок серебра - рублями,

Муки, пшена, колбас, коржей.

(Перевод В.Потаповой)

Песня о просе, которая слышалась Грише Левенцу так и эдак при его неудачной поездке в область, насчитывает, наверное, свыше тысячи лет (автор забыл напомнить, что пшено - это крупа, которую получают из растения, именуемого просом), а еще была когда-то игра в просо, распространенная на нашей земле так же, как игра в лапту или в прятки. Девчата и хлопцы становились в круг (оглядываться воспрещалось), а один из играющих молотник - ходил за их спиной с платочком или палочкой и слегка прикасался к плечу то одного, то другого, приговаривая: 'А я просо сею... Жну... Жну... Молочу... Очищаю...' Тогда клал кому-нибудь на плечо свой 'цеп' и кричал: 'Кашу варю! Варю кашу!' После этого молотник и вызванный им изо всех сил бежали в противоположные стороны по кругу - кто кого опередит и встанет в круг. Кто проиграет - тот молотник. Теперь эта игра так же непопулярна, как непопулярно среди председателей колхозов просо (малые урожаи в сравнении с пшеницей). Слова 'шеретувать'[9] никто уже и не знает, зато все знаем 'хула-хуп', 'кибернетика', 'турбулентность' и 'эскалация', а играть в дедовские игры нам некогда, да и не выдерживают они конкуренции с вокально- инструментальными ансамблями, резвыми и подвижными, как колорадские жуки на картошке. Что поделаешь...

Тем временем цивилизация принесла Грише новые служебные хлопоты, не давая ничего взамен. Но он и не требовал ничего, ведь хлопоты были предусмотрены должностью, на которую его избрали веселоярцы.

Позвонил заместитель председателя райисполкома Крикливец и попросил приехать.

- Подскочи на часок, - сказал он добродушно, - надо тут провести небольшое совещаньице.

В район можно было и на мотоцикле. И недалеко, и люди там свои. Въезжал в райцентр Гриша именно в ту пору, которую описал когда-то наш классик, нарисовав картину неторопливого пробуждения дореволюционного райцентра:

Уж солнце взяло верх над мраком.

Пробило шесть, и кто-нибудь

Уже закусывал со смаком,

Успев как следует хлебнуть.

Трещали воробьи, сороки,

Багрила потаскуха щеки,

Открылись лавки и лари

Укладывался спать картежник,

И молотком стучал сапожник,

Спешили в суд секретари.

(Перевод В.Потаповой)

Автор нарочито привел эти строки для того, чтобы показать, какие разительные перемены произошли в наших сельских районных центрах. Из всего, изображенного классиком, остались разве лишь воробьи и сороки. А так - все новое. Машины на улицах, телефоны в учреждениях, заседания с самого утра, трудовой ритм и энтузиазм. И даже для тех немногочисленных несознательных элементов, которые готовы были бы по-старорежимному выпить с восходом солнца, в районной чайной скалькулированы мини-порцийки коньяка и бутербродики с рыбными консервами ровно на треть той суммы, которая идет на покупку 'чернил' (несознательные почему-то привыкли выпивать ее непременно втроем) - этого продукта нашей местной промышленности.

Итак, Гриша въезжал в наш новый и прекрасный райцентр, и на душе у него тоже было прекрасно.

Крикливец встретил его озабоченно, однако к этому все привыкли, потому что не было в районе более забитого и замученного своей должностью человека.

- Ну, Левенец, ты даешь! - похмыкал Крикливец. - У меня и так сорок семь постоянных комиссий, а тут