автора хранители языка немедленно обвинят в несоответствии терминологии и в некоторой вульгаризации происходящего. В самом деле: как можно сказать 'меняет'? Ведь речь идет не о каком-то предмете, а о живом существе, о родной дочери! Ну хорошо. А что должен делать товарищ Жмак, который, при всех своих служебных хлопотах, переживаниях и идеалах, имел любимую жену и единственную дочурку, которая росла как репа, никакими талантами не отличалась, но без высшего образования не представляла своего будущего точно так же, как и ее дебелый папенька?

И вот тут приходится товарищу Жмаку поменять свою дочь на Пшоня, то есть достичь договоренности в институте, где мечтают о том, чтобы избавиться от коварного человека, а Жмак мечтает, чтобы его дочь стала студенткой.

Автор никогда не был сторонником вульгарных выражений. Мы не можем сказать, что Жмак поменял свою дочь на Пшоня, которого препроводил в Веселоярск. Но факт - это такая штука, что ее не завесишь никакими полотнищами. Окно закроешь, а факт - нет. А все потому, что мы забыли про Магдебургские полушария. Кто о них знает? Когда-то их рисовали в школьных учебниках. Стальные, искусные, совершенные, как вселенная, могучие кони разрывают и не могут их разорвать, - вот так и человеческая жизнь в ее вечной располовиненности, полушарности и неразрывности. Автор был в Магдебурге. Но ни полушарий, ни упоминаний о них не заметил. Встретил там своего товарища по артучилищу Борю Тетюева, подарил ему шестиоктавный аккордеон (редкостный инструмент - на шесть октав!), выпили за Победу, вспомнили своих боевых товарищей, плакали, пели, мой товарищ играл на аккордеоне, - какие там Магдебургские полушария и к чему тут вся эта физика!

- Так что же прикажете делать с Пшонем? - снова возвратился к своему Гриша, заприметив, что Жмак то ли обескуражен этим вопросом, то ли испуган, то ли просто задумался, ни о чем не думая.

На самом же деле товарища Жмака бросало то в жар, то в холод, он попытался представить, что будет, когда Пшоню не понравится в Веселоярске и он убежит отсюда и снова объявится в институте, и что тогда произойдет с его любимой дочерью и с ее надеждами на высшее образование. Страх и ужас!

- О каком это вы Пшоне? - сухо спросил Жмак.

- Я думал, вы слыхали. Прислал нам кто-то нового учителя физкультуры.

- Правильно сделали, что прислали. Надо, чтобы подрастающее поколение росло крепким и закаленным!

- Пшонь закалит! Целый день спит в спортзале возле включенного телевизора, а на телевизоре вместо антенны бутылка! Хотите взглянуть?

- При чем тут взглянуть? - почти испуганно замахал руками Жмак. - Ваши кадры, вам и отвечать.

- Многовато на меня навалили, - вздохнул Гриша. - И козы, и кадры.

- Козы ваши и кадры ваши тоже! - припечатал Жмак. - Что надо для этого сделать? Проявить внимание, окружить заботой, создать условия, прислушаться к запросам, удовлетворить требования!

От таких указаний человек изнурился бы, даже и сытый, а у Жмака с самого дома ни росинки во рту не было. Потеряв всякую надежду пообедать сегодня в Веселоярске, он со снисходительным сочувствием окинул взглядом Левенца (рано выдвинули, ой рано!), небрежно кивнул ему, вынес свою дебелую субстанцию из кабинета, спустился по ступенькам, сел в машину, хлопнул дверцей, пробормотал:

- И-ван!

- Слушаю.

- Пристегни.

Иван пристегнул голову Жмака, чтобы не болталась, завел мотор, спросил:

- Домой?

- А куда же?

- Вы хоть поспите.

- Поспишь тут с этими молодыми кадрами! Кто же за них подумает, если не я!

Иван выруливал на Шпили и думал: захрапит товарищ Жмак или не захрапит? Как-никак, а в животе ведь пусто - и сила уже не та.

А Гриша побежал к телефону, чтобы похвалиться Дашуньке, как он спровадил уполномоченного.

Могут подумать, что это и есть то изгнание из рая, которое автор обещал в начале своего повествования. Но придется разочаровать слишком торопливых читателей. Эта книга не об изгнании Жмака. Ибо что такое Жмак? Только административный эпизод. Сам себя рождает, сам себя и уничтожает.

Ах, какие это были благословенные времена, когда наши дети беззаботно напевали-восклицали: 'Котилася торба з великого горба, а в тiй торбi хлiб-паляниця...'

Теперь сама торба почему-то не катится, ее надо везти и перевозить, делать это, как поется, на земле, в небесах и на море, 'хлiб-паляниця' весит миллиарды пудов, а люди? Сколько их, куда направляются, кто и как, кого везут?

Грише после тяжких переживаний от слишком жесткого контакта с товарищем Жмаком не сиделось на месте, хотелось куда-нибудь катиться, кататься на мотоцикле с Дашунькой, и он схватил телефонную трубку, а потом отдернул руку, подумав: 'А к лицу ли председателю сельсовета кататься на мотоцикле со своей женой?' Но тут же подумал еще и по-другому 'А с чьей же к лицу?'

И позвонил Дашуньке на ферму:

- Женщина в колхозе - великая сила.

- Сам додумался или прочел в газете?

- Когда-то прочел, потом забыл, а теперь вот вспомнил. Можешь танцевать!

- С какой же это стати?

- Жмака нет.

- Накормил его дрожжами с сахаром, как муравьев?

- Да нет. Пускай живет. Но я отшил его отсюда надолго. Спровадил без коммюнике.

- Позвони Зиньке Федоровне - пусть возрадуется.

- А я хочу с тобой возрадоваться...

- Как же ты будешь это делать? Прочтешь стихотворение: 'И моей нелегкою судьбою на Подолию, Галич и на степь карим оком, черной бровью ты в сердце меня понесешь'? Это или какое-нибудь другое?

- Ну... может, прокатимся?

- Средь бела дня? На чем же?

- Ну... Ты же знаешь...

- Слушай, Гриша, я занята, а ты со своими недомолвками! Подумай, а потом и звони!

Гриша вздохнул и задумался. В самом деле: на чем? Он катался на коне, на корове, на кабане, на баране, на телеге, на санях, на лодке, на петухе, на коньках, на лыжах, на ледянке, на корыте, на вертушке, на пароходе, на барже, на карусели, на приводе, на ветряке, на машине, на самолете, на велосипеде, на комбайне, на мотоцикле и еще на множестве устройств, которых вспомнить не мог. А не катался на подводной лодке, на воздушном шаре, на ковре-самолете, на ракете, на том снаряде, на котором летал барон Мюнхгаузен, на метле - излюбленном транспортном средстве украинских ведьм, на верблюде, на слоне, на осле, на буйволе, на носороге, на бегемоте, на крокодиле, на дельфине, на ките, на анаконде и на машине товарища Жмака.

Ага, не катался в царских каретах и на колесницах для героев. Но разве автомобиль (даже 'Жигули') не комфортабельнее всех царских карет, а в мотоцикле разве не больше геройства, чем во всех колесницах древности? С той лишь разницей, что в мотоциклах колеса расположены вдоль, а у колесниц поперек.

Скажут, мысли не для председателя сельсовета да еще и в напряженнейший период сельскохозяйственного сезона. И, говоря так, будут правы, что и подтвердило неожиданное появление перед Гришей нового школьного преподавателя физкультуры Пшоня.

Пшонь был в угрожающем состоянии. Он распространял вокруг себя ураганы и землетрясения, его костистая фигура гремела, из ошалевших глаз вылетали молнии, острия усов вытянулись в безбрежность,