юг; давно должны были бы, кажется, отправиться в дальние края и лебеди, но что-то их задержало здесь; возможно, они полюбили этот остров точно так же, как эти двое уединившихся людей, возможно, и в лебединых душах родился сантимент к забытому всеми куску земли среди серых холодных волн Немецкого моря, - как бы там ни было, а между птицами и людьми возникло что-то общее, какая-то словно бы искра привязанности соединила их мгновенно, женщина сразу решила, что птицы голодны, что их нужно накормить, она раскрошила свои бутерброды, бросила крошки в воду, однако лебеди не хотели верить людям, они отплывали подальше от берега, сторожко вытягивали шеи, готовы были в любую минуту распрямить крылья и взлететь. Когда муж и жена появились утром на берегу озера, обнаружили, что лебеди, оказывается, не улетели, они словно ждали людей, хотя и на этот раз держались подальше от берега, но уже не так сторожко поглядывали на своих вчерашних знакомых и даже изъявили намерение взять предложенную пищу, правда, ограничились только намерением.

Самое удивительное было, однако, впереди! Лебеди не улетали на юг, пропущены уже были все сроки, приближались холода, клубились густые холодные туманы над островом и морем, начались штормы, а лебеди продолжали плавать по озеру, немного смелее приближались к людям, начали уже принимать от них пищу, постепенно зарождалась дружба между людьми и птицами!

За зиму дружба стала настоящей, теперь жизнь для эмеритов обрела значимость, она наполнялась заботами, с материка были выписаны все возможные книги о лебедях, жена и муж готовили для птиц пищу точно так же, как родители готовят пищу для детей; лебеди надлежащим образом ценили человеческую заботу, стали почти ручными, пополнели за зиму, на них выросло новое перо, они заметно покрасивели, стали такими прекрасно-величественными, что навряд ли и могли бы стать такими после длительных перелетов на юг и снова в края летних гнездовий.

И летом лебеди тоже не покинули озеро, наоборот, они приманили к себе еще одну пару, а под осень на озере уже собралось несколько лебединых пар, и для супругов наступила зима, и вовсе насыщенная большими хлопотами. Пищу лебедям пришлось возить на велосипеде, прикрепляя к нему специальную тележку; каждому лебедю была дана кличка, муж и жена разговаривали с птицами, и те их слушали, грациозно вытягивая шеи; весной часть лебедей направилась куда-то на другие острова и озера, однако осенью их стало еще больше на озере, - казалось, что лебеди со всего моря намереваются поселиться на зиму здесь, чтобы не лететь бог весть куда, на озере было сытнее и лучше, чем в дальних краях извечных странствий; муж и жена теперь не имели ни отдыха, ни хотя бы минуты свободного времени, днем и ночью они работали на своих лебедей, отдавая птицам все, что могли и что имели, но настал такой день, когда люди вдруг вынуждены были признаться самим себе, что уже ничего не имеют, что отдали птицам все, истратили все сбережения, продали все, что могли продать, взяли кредит под свою пенсию, но все равно не хватило и этого кредита, в будущем теперь людей не ждало ничего, кроме голода и безнадежности; но они за себя не боялись - им страшно было подумать, что случится с птицами, которые доверились людям, а теперь должны будут тяжко расплатиться за свое доверие.

Тогда муж вспомнил, что где-то на материке у него должно быть несколько камрадов со времен войны, старых, добрых солдат с чуткими душами, он написал им; не все получили эти письма, потому что кое-кого уже не было и на свете, но кто-то там переправил это письмо в какую-то газету, на остров примчался репортер, газета мигом подняла кампанию, за неделю было создано добровольное общество в защиту североморских лебедей, посыпались пожертвования на содержание птиц, самые бедные посылали несколько своих марок или пфеннигов. Ибо лебеди не должны утрачивать веру в людей, причем добрую веру!

Вот такая история.

- Ну хорошо, - сказал Борис Отава, - но герр Вассеркампф, кажется, обещал нам, что еще сегодня мы поедем в Марбург?

- Вы нам обещали, - напомнил со своей стороны и третий секретарь посольства.

- Господа, не волнуйтесь, все будет, полагаю, хорошо, хотя, не стану скрывать, возникают некоторые компликации, но это уже касается работы нашего управления, поэтому, думаю, лучше прежде времени вас не беспокоить, нетва?

- Приятно узнать о людях, встающих на защиту птиц. - Борис изо всех сил пытался приглушить иронию. - Но хотелось бы надеяться, что с не меньшим сочувствием отнесутся ваши соотечественники к тем, кто встает на защиту истории. Поэтому нас немного удивляет ваша нерешительность, герр Вассеркампф. Ведь все так просто. Очень важный старинный документ, принадлежащий нашему народу, во время войны злодейски был вывезен из Киева и сейчас находится в Марбурге.

- Это еще не доказано, - быстро подбросил Вассеркампф.

- Во всяком случае, в Марбурге есть человек, который знает, где и в чьих руках этот документ, человек, который, очевидно, изрядно провинился перед моим народом, перед моим городом, перед... Я не буду продолжать, ибо еще не имею доказательств в отношении Оссендорфера и старинного пергамента времен Киевской Руси, содержание которого профессору Оссендорферу известно, известно об этом и вам, вы имеете научный журнал с публикацией профессора Оссендорфера, имеете наши подтверждения о том, что пергамент до войны хранился в киевском институте.

- Кстати, майне геррен, в Марбурге в свое время учился ваш великий поэт Пастернак, - улыбнулся Вассеркампф.

- А еще раньше - Лютер, а также Ломоносов и братья Гримм, - точно так же многозначительно улыбнулся и Борис, - а сейчас там нас ждет тайна киевского пергамента, который просуществовал, несмотря на все мировые события, девятьсот двадцать девять лет, а вот теперь не может быть возвращен в руки настоящих хозяев только из-за...

- Прошу прощения, - быстро произнес Вассеркампф, - но я напомню вам, майне геррен, что существовал пергамент еще более древний, и там тоже шла речь о Киевской Руси, о самом Киеве, о ваших князьях.

Вассеркампф схватил со стола заранее подготовленную бумагу, начал быстро читать, по возможности пытаясь придать своему голосу торжественную риторичность:

- 'Тем временем Ярослав занял силой один город, принадлежавший его брату, и увел всех жителей. Зато необычайно могучий город Киев по наговору Болеслава стал жертвой упорных набегов со стороны печенегов и огромные понес потери в результате больших пожаров. Его жители защищались, однако вскоре открыли ворота перед неодолимыми чужеземцами. Брошенный своим властелином, который бежал, Киев принял в день 14 сентября Болеслава, а также изгнанного много лет назад князя Святополка, который овладел всем этим краем, используя страх перед своими. Когда вступали в город, тамошний архиепископ приветствовал их торжественно реликвиями святых, а также другими разнообразными драгоценностями из храма святой Софии, сгоревшего в прошлом году вследствие несчастного случая. Здесь присутствовали: мачеха упомянутого князя, его жена, а также девять его сестер, одну из которых, издавна облюбованную, этот самый развратник Болеслав захватил бесстыдно, забывая о своей брачной жене. Одновременно подарено ему бесчисленное количество денег, из которых огромную часть разделил между своими сообщниками и любимцами, определенную же часть отправил на родину. Среди подкреплений, которые были у упомянутого князя, насчитывалось от нас триста, от венгров пятьсот, от печенегов, наконец, тысяча людей. Всех этих людей отослал тамошний властелин домой, когда смог убедиться с радостью, как жители края тянутся к нему и свою верность ему выражают. В этом большом городе, который является столицей государства, насчитывается свыше четырехсот церквей и восемь рынков, количество жителей не поддается учету.

Пускай бог всемогущий будет посредником во всех делах и укажет милостиво, что ему нравится, а нам пользу принести может'.

- Вы узнаете, профессор, этот текст, нетва? Это харатья Thietmari Merseburgensis Episcop Chronicon - из хроники Титмара Мерзебургского, немецкого епископа, который в тысяча восемнадцатом году был в вашем Киеве вместе с польским князем Болеславом, - нетва? Вы не назовете его завоевателем - нетва?

- Нет, мы называем Титмара очевидцем, - сказал спокойно Борис, - это один из старейших очевидцев, который оставил нам описание Киева без позднейших исправлений, дописок и выдумок, как это, к сожалению, наблюдается в летописях и в исторических произведениях.

- Прекрасно! - воскликнул, вскакивая со стула, Вассеркампф. - Вы не отрицаете ценности и важности