росло ни единого деревца, и немало удивился этому обстоятельству. У них с дедом Родимом росло много деревьев, а Родим к тому же каждую весну приучая Сивоока сажать хотя бы один прутик, который со временем зазеленеет и возвеселит не одно сердце. Конечно, таких слов Родим не говорил, Сивоок сам думал об этом, когда следующей весной на прошлогоднем прутике набухали почки и затем появлялись из них маленькие, чистые-пречистые листики.
Человек должен жить среди деревьев, только они его молчаливые, верные, надежные друзья. Сивоок не знал песен, но в голове у него сама по себе невольно слагалась этакая бесхитростная песенка из четырех слов, и пока он шел, кто-то повторял в нем четыре слова: 'Человеку жить среди деревьев... человеку жить...'
И вдруг у самого уха хлопца что-то свистнуло хищно и тонко, Сивоок, не успев ни о чем подумать, невольно метнулся за ближайшее дерево, голова его быстро повернулась назад в направлении угрожающего свиста, и только теперь он весь застыл от страха. В нескольких шагах от него, впившись в шершавую кору дуба, торчала коротенькая, черноперая стрела. Она еще покачивалась, еще звенело в ней зловещее напряжение полета, и Сивоок невольно вздрогнул, представив, как впилась бы она в него, если бы стрелок не промахнулся. И то ли его невидимый противник почувствовал, что Сивоок неодобрительно подумал о его способностях стрелка, то ли неосторожно выдвинулся Сивоок из-за дерева, но тотчас же новая стрела сухо ударилась о кору укрытия Сивоока, как раз на уровне сердца парня, и упала тут же, рядом, вместе с изрядным обломком коры. По тому, как она упала и как застряла первая стрела, Сивоок понял, что стрелок целится сверху. Он начал осторожно оглядываться по сторонам и увидел, что должен был бы увидеть хотя бы чуточку раньше. В деревьях были борти. Правда, они были такие старые и замшелые, что заметить их мог лишь необыкновенно опытный наблюдатель. Но разве же Сивоок не считал себя именно таким? Видать, он неосторожно забрел в расположение чьего-то бортницкого хозяйства, и вот теперь хозяин, выследив непрошеного гостя, решил наказать его. Сивоок знал нескольких бортников, из тех, которые приносили иногда Родиму мед и воск: были это мрачные, нелюдимые человечки, жалкие и хлипкие; они выходили из лесу лишь на короткое время и снова укрывались туда, ибо чувствовали себя там надежнее и спокойнее. Но чем мог угрожать невидимому бортнику он, малый Сивоок? Или тот не видит, с кем имеет дело, или же его нелюдимость простирается так далеко, что встречает он стрелой каждого, кто осмеливается хотя бы ступнуть на его участок!
Сивоок еще как-то неосмотрительно покачнулся за деревом, и новая стрела мгновенно упала сверху, на этот раз пробив хлопцу кончик его корзна. Стрелок не шутил. Он продержит так до заката солнца, а там тоже еще неизвестно, выпустит ли из-за дерева, ибо кто же знает: может, он и в темноте видит, как сова?
- Дядя, - изо всех сил закричал Сивоок, - не стреляйте, дядя!
В ответ - новая стрела, правда, уже не такая точная.
- Да что же вы стреляете, дядя? - плаксивым голосом взмолился Сивоок. - Мал я еще ведь!
Стрелы больше не было. Было молчание. А немного погодя, видимо, после раздумий, к Сивооку долетело:
- А я - большой?
Голос был тонкий, тоньше даже, чем у Сивоока; он чем-то напоминал даже голос Велички. Вот будет смеху, если там девочка!
- Я заблудился! - крикнул немного смелее Сивоок. - Я не вор.
- А кто тебя знает. Пасешься тут возле наших бортей, - последовал ответ откуда-то сверху.
- Правда. Я ищу цветок, - убеждал Сивоок.
- Врешь, - не верил тот.
- Синий цветок.
- А хотя бы и черный, - все равно врешь.
- Но ведь это - правда! Я пообещал Величке. Ты посмотри на меня и увидишь, что я молвлю правду. У меня нет ни ножа, ни оружия. Чем бы я мог вырезать твои борти?
- Не выходи, буду стрелять!
- Но ведь я внизу, а ты вверху, я не причиню тебе никакого вреда.
- А откуда знаешь, что я вверху?
- Слышу, да и стрелы летят.
- Ты, может, колдун? Не шевелись, иначе прошью насквозь!
- Да нет, я просто малый. Сивоок.
- Что это еще за имя?
- Не знаю. Так зовут.
- Ну так и постой себе там за деревом.
- Но я должен идти.
- Все равно стой.
- Я блуждаю по пуще много дней.
- Врешь. Как же ты живым остался?
- Голоден я и устал.
Бортник снова долго думал и молчал. Наконец он решился.
- А ну-ка, пройди от своего дерева к соседнему. Но потихоньку. Если побежишь - застрелю.
Сивоок высунулся из-за своего укрытия, неторопливо пошел через открытое место.
- Стой! - крикнул ему все еще невидимый бортник. - Почему такой большой?
- Да нет, я совсем малый, мне десять или двенадцать годов. Никто не знает толком.
- Как это никто? А мать?
- Матери нету.
- Отец?
- Нет никого.
- Где живешь?
- Нигде.
- А цветок, говорил, - кому же он?
- Величке. Девочка такая маленькая. Встретил ее - пообещал. Потому что она никогда не была в пуще.
Бортник снова долго думал.
- А постой-ка! - заговорил он после паузы. Умело и быстро он начал спускаться вниз, и только теперь Сивоок увидел, что человек этот укрывался за одной из бортей, - видно, у него там была заранее приготовлена засада, из которой он видел все вокруг, сам оставаясь незамеченным.
Он соскочил на землю, держа наготове натянутый лук со стрелой, направленной прямо в Сивоока, и недоверчиво начал приближаться. Был совершенно маленьким, ободранным, словно бы только что вырвался из медвежьих объятий, но лицо у него было умное, сообразительное, в особенности поражали глаза - в зеленом блеске, хитрые и юркие.
- Огромный еси, - с прежней недоверчивостью промолвил бортник.
- Учился поднимать Родимов меч, - оправдываясь, сказал Сивоок, - а меч был тяжелый. Ни у кого таких не было.
- А Родим - кто?
- Дед мой.
- Где же он?
- Убит.
- Ага. Что же будешь делать?
- Не знаю.
- А цветок?
- Ну, найду его, отнесу Величке, а потом - не знаю.
- Врешь. Зачем носить цветы? Где растут, пускай себе растут. Кто это должен их носить?
- Да я не знаю. Пообещал Величке, потому что она никогда не видела.
- Все равно врешь. Должен же ты что-то делать. Борти присматривать, ловить рыбу или зверя. Добывать корни...