молодцы!

Человек десять воинов выскочили из-за деревьев.

– Ну-ка, ребята! – продолжал старик. – Нейдет сама, так понесите её. Да береженько!.. Тише, тише, не зашибите!.. Вот так!

Два воина, несмотря на сопротивление Надежды, подняли её на руки и понесли в лес.

– Всеслав, Всеслав! – кричала Надежда.

«Всеслав!» – повторял отголосок и умолкал.

– Да полно кричать-то, лебедка, – сказал один из воинов, – осипнешь!

– Не тронь её! – прервал старик, идя позади с остальными воинами. – Пускай себе тешится!

– Батюшка, батюшка, где ты?

– Вот так, мой свет, громче, громче! Кричи сколько душе угодно: как надсядешься, так сама перестанешь!

– Всеслав, Всеслав, спаси меня! – продолжала кричать Надежда.

Но Всеслав был далеко. Не встретив нигде Алексея, он продолжал искать его по лесу и доходил до самого берега Почайны. Около часу прошло в бесполезных поисках, и Всеслав, уверясь наконец, что он с ним разошелся, решился воротиться в хижину. Когда он вышел на поляну, на которой возвышалась свежая могила угодников божьих Феодора и Иоанна, ему послышался близкий шум; казалось, довольно многолюдная толпа людей шла по лесу. Всеслав остановился. С каждою минутою шорох становился слышнее, и даже несколько отрывистых речей долетели до его слуха. Вдруг пронесся по воздуху тихий стон; Всеслав содрогнулся: этот жалобный вопль проник до глубины его сердца.

– Всеслав, Всеслав! – раздался слабый, умирающий голос.

Вся кровь застыла в жилах юноши.

– Праведный боже!.. Это она!.. Это голос Надежды!

Как молния засверкал в руке его обнаженный меч, он кинулся в ту сторону, где раздавался крик, и в то же время двое воинов, неся на руках полумертвую Надежду, показались на поляне.

– Стойте, злодеи! – воскликнул Всеслав, подбежав к воинам.

Испуганные нечаянным его появлением, они остановились и выпустили из рук девушку.

– Это ты, мой суженый! – воскликнула Надежда, бросившись в объятия Всеслава.

Один из воинов сделал шаг вперед.

– Прочь, разбойник! – сказал юноша, обняв левою рукою свою невесту. – Еще один шаг, и кости твои истлеют на этом месте!

– Потише, молодец, потише, не горячись! – заговорил насмешливым голосом старик, выходя с остальными воинами на поляну

– Вышата! – вскричал с ужасом Всеслав.

– Ах ты, заливная головушка! – продолжал ключник, – Уж тотчас и драться! Вложи в ножны свой меч, храбрый витязь, да ступай, куда идёшь, и не мешай сановнику великокняжескому исполнить приказ твоего государя.

– Как? Неужели великий князь!..

– Да, по воле великого князя Владимира я должен отвезти эту девушку на Лыбедь, в село Предиславино. Оставь её!.. Ну что ж ты, молодец, иль не слышишь?

– Праведный боже!.. Злодей, да знаешь ли, что она моя невеста?

– Добро, сыщешь другую! Да полно же, мне некогда с тобою разговаривать; отцепись от нее!

– Чтоб я выдал тебе мою суженую!..

– Не выдашь волею, так возьму насильно.

– Вышата, – сказал Всеслав умоляющим голосом, – не погуби меня навеки! Я знаю, ты можешь спасти нас обоих… О, верь мне, во всю жизнь я не забуду твоего благодеяния!

– Ага! – прервал ключник, поглядывая насмешливо на Всеслава. – Что, брат, видно, спесь-то поспала? Как пришла нужда до Вышата, так небось заговорил другим голосом!.. А помнишь, в Усладов день не хотел и словечка со мною перемолвить? То-то же, любезный, не глумиться бы тебе над тем, кто тебя старее!

– О, будь великодушен: не попомни зла, и если я оскорбил тебя, то клянусь, что буду впредь уважать все слова твои и чтить тебя, как отца родного!..

– В самом деле? – прервал Вышата. – Да что ты, очень, что ль, её любишь?

– Больше всего на свете!

Лукавый старик призадумался; потом, поглядев с состраданием на Всеслава, сказал:

– Жаль мне тебя, молодец!.. Оно, конечно, можно бы… Ну, ну, так и быть!.. Счастлив ты, что человек-то я не злой!..

Глаза юноши заблистали радостью.

– Добрый Вышата, – вскричал он, – поверь, я никогда не забуду!..

– Хорошо, хорошо, – не нажить бы только мне самому беды… Ведь она уже теперь и для тебя, и для всех заветная: не должно бы и близко-то к ней никого подпускать… Ну, да делать нечего: разжалобил ты меня, молодец! Добро, добро, так и быть – обнимитесь уж в последний раз!

– Как! – вскричал Всеслав.

– А что, не хочешь? На вольного воля. Что стали, ребята, не ночевать же нам здесь?

Воины приблизились к Всеславу; Надежда вскрикнула и крепко прижалась к груди его.

– Презренный старик, – сказал Всеслав, закипев гневом, – так-то ты издеваешься над моим отчаянием? Пойдем, Надежда, и первый, кто осмелится!..

– Эге!.. – прервал Вышата. – Так ты вздумал бунтовать!.. Эй, молодцы, что ж вы зеваете!.. Неужели этот молокосос будет над нами смеяться? Берите девушку, и если он только руку занесет, так хватайте его самого!

Воины бросились на Всеслава, и один из них схватил за руку Надежду.

– Прочь! – вскричал Всеслав, махнул мечом, и воин с разрубленною головою упал на землю.

Но в то же время товарищи его окружили со всех сторон жениха Надежды, который, держа её на одной руке, не мог свободно защищаться. Его схватили сзади, обезоружили и повалили наземь.

– Свяжите его хорошенько, – кричал Вышата, – вот вам мой пояс, да туже, чтоб и пальцем не мог пошевелить!.. Ах он сорвиголова! Ах он разбойник!.. Поднять руку на сановника великокняжеского, убить старшего десятника дворцовой стражи!.. Ого, брат, посмотрим, как ты теперь разделаешься?.. Ну, молодец, надоело, видно, тебе носить голову на плечах!.. Ребята, ступайте скорее с девушкою: я пойду с вами; а вы несите убитого товарища к городскому вирнику, да буяна-то оттащите к нему! Я сам доложу обо всем государю великому князю.

Сказав эти слова, Вышата отправился по тропинке, ведущей к Почайне, вместе с воинами, которые несли на руках лишенную всех чувств Надежду. Два воина, подняв тело убитого десятника, пошли вслед за ними, а двое остались со Всеславом.

Как бесчувственный неодушевленный истукан, молчал несчастный юноша, когда воины, связав его, подняли на ноги. Его неподвижные взоры были устремлены в ту сторону, где скрылся Вышата; сквозь сжатые уста его с трудом вырывалось стесненное дыхание. Чувство настоящего бедствия, память прошедшего, столь близкого блаженства, гнев великого князя, неминуемая смерть под позорною секирою палача – все это казалось ему каким-то непонятным, темным сновидением. Рассудок его безмолвствовал; он не чувствовал ничего, кроме какого-то могильного холода, который вместе с кровью струился по его жилам. Всеслав слушал и не мог понять, чего требовали от него воины, которые повторяли ему несколько раз, чтоб он шел вместе с ними, и только тогда передвигал машинально ноги, когда они его тащили за собою.

Они не сошли ещё с поляны, как вдруг что-то свистнуло мимо ушей Всеслава – и один из воинов повалился мертвый на землю, другой выхватил до половины свой меч, но рука его замерла на рукоятке: пробитый навылет стрелою, он с глухим стоном упал подле своего товарища. На опушке леса показался незнакомый; он подбежал к Всеславу и перерезал ножом ременный пояс, коим были связаны его руки.

– Ты свободен, – сказал он, – но враги твои близко – пойдем со мною!

Подобно лишенному рассудка, который безотчетно повинуется своему вожатому, Всеслав, не отвечая ни слова, не изъявив ни радости, ни удивления, пошёл влед за незнакомым. Пройдя через всю поляну, они вошли в густой лес, растущий по крутому скату песчаного оврага. Незнакомый, заметив, что Всеслав