один голос твердят, что круче тебя не было никого со времен Astrolube, и ты нам нужен позарез, я предлагаю тебе сорок долларов сверху.

— Благодарю вас, мистер Джонсон, извините, мистер Вард, но я не диджей.

— Я знаю, я знаю — я хотел сказать музыкальный дизайнер.

— Нет, боюсь, мистер Вард, что я и не музыкальный дизайнер.

— Да? Ну и кто же ты, и зачем тогда я сижу с тобой тут, в «Fashion Cafй»?

— Я пытаюсь встретиться с вами уже несколько недель, — говорит он.

— Ты пытаешься встретиться со мной? — переспрашиваю я. — Ты пытаешься встретиться со мной? Очевидно, с моим автоответчиком что-то не в порядке. — Я делаю паузу. — Трава у тебя есть?

Палакон озирается по сторонам, затем медленно вновь обращает взгляд на меня.

— Нет.

— Тогда какого черта, я вообще ничего не понимаю.

Я бросаю взгляд на ремейк «Ее звали Никита», который идет на одном из мониторов рядом с Триумфальной аркой.

— Знаешь, Палакон, ты, наверное, из этих, из хорошо одетых образованных богатых торчков, иначе я вообще ничего не понимаю. Иначе, — беспомощно пожимаю я плечами, — возможно, мы сидим с тобой в дешевом кафе в обеденный перерыв и едим мороженое в вафельном стаканчике перед тем, как отправиться красить сарай.

Палакон по-прежнему не сводит с меня глаз. Я протягиваю ему зубочистку со вкусом корицы.

— Учились ли вы в Кэмденском колледже в Нью-Хемпшире в период с 1982 по 1988 год? — спрашивает он тихо.

Глянув на Палакона, я удивленно отвечаю:

— Я полгода был в академке. А точнее — все четыре года.

— Первый раз вы взяли отпуск осенью 1985-го? — спрашивает Палакон.

— Возможно, — пожимаю плечами я.

— Были ли вы знакомы с Джейми Филдс во время учебы в колледже?

Я вздыхаю, хлопаю ладонью по столу:

— Послушай, чувак, если у тебя нет фотографии, то я вряд ли что-нибудь вспомню — по нолям, врубился?

— Разумеется, мистер Вард, — говорит Палакон, открывая папку, которая лежит рядом с ним. — Я принес фотографии.

Он протягивает мне папку. Я не беру ее. Он вежливо кашляет и кладет папку на стол передо мной. Я открываю ее.

На первой серии снимков — девушка, выглядящая как нечто среднее между Патрицией Хартман и Лейлани Бишоп, которая идет по подиуму, а за спиной у нее смутно виднеются буквы DKNY затем фотографии, на которых она вместе с Наоми Кэмпбелл, на других — с Ники Тейлор, еще на одной она пьет мартини с Лиз Тилберис, несколько снимков, на которых она лежит на кушетке в помещении, похожем на студию в «Industria», пара фотографий, на которых она гуляет с маленькой собачкой в Вест-Виллидж, и еще одна, которая выглядит так, словно ее сняли через телеобъектив: на ней все та же девушка идет через лужайку в Кэмдене к тому месту, где она круто обрывается в долину, — студенты, страдающие головокружением, прозвали ее Концом Света.

На второй серии снимков она внезапно появляется то на фоне Берлингтонской аркады в Лондоне, то на Грик-стрит в Сохо, то перед терминалом American Airlines в Хитроу. На третьей серии, вырезанной из какого-то иллюстрированного журнала, она находится в компании, состоящей из меня, Майкла Бергина и Маркуса Шенкенберга, и мы демонстрируем пляжную моду, вдохновленную стилем шестидесятых. Я делаю вид, что собираюсь прыгнуть в бассейн прямо в белых брюках и майке Nautica, а она смотрит мрачно мимо меня куда-то назад; затем мы трое дурачимся с хула-хупами, затем танцуем в патио. Еще на одном снимке я лежу на плотике посреди бассейна и пускаю струи воды, в то время как она стоит на краю и делает мне знаки, чтобы я подплывал поближе. Поскольку этого снимка я вообще не помню, я начинаю закрывать папку, чтобы не видеть больше эти фотографии, потому что мне кажется, что на них вовсе не я, а кто-то другой.

— Это помогло освежить вашу память? — спрашивает Палакон.

— Ни фига себе, это еще до татуировки! — говорю я со вздохом, потому что перед тем, как закрыть папку, я успел заметить мой бицепс, лежащий на шее у Майкла. — Господи боже, это наверняка было еще в том году, когда все как один носили Levi's с рваными коленками!

— Вполне, гмм, возможно, — говорит несколько смущенно Палакон.

— Это не та девушка, что записала меня в движение «Феминистки за права животных»? — спрашиваю я. — Ну, ФПЖ?

— Гмм… эээ… — мычит Палакон, листая папку. — Она… эээ… участвовала в движении за легализацию марихуаны. Это вам поможет?

— Не вполне, зайка. — Я вновь открываю папку. — Это не та девушка, с которой я познакомился на сорокалетии Спироса Ниархоса?

— Нет.

— А ты откуда знаешь?

— Мы… я знаю, что вы не встречали Джейми Филдс на сорокалетии Спироса Ниархоса. — Палакон закрывает глаза и трет переносицу. — Сосредоточьтесь, мистер Вард.

Я молча смотрю на него и решаю зайти с другого боку. Я наклоняюсь к Палакону, а он, в свою очередь, наклоняется с надеждой ко мне.

— Я хочу техно, техно, техно, — скандирую я, внезапно заметив наполовину съеденный салат из цыпленка по-восточному на тарелке с лицом Анны Винтур, стоящий на краю стола.

— Я… не заказывал этого, — удивленно говорит Палакон, а затем, глядя на тарелку, спрашивает: — Кто это?

— Это Анна Винтур.

— Нет, — говорит он, вытягивая шею. — Это не она.

Я отодвигаю в сторону рисовую лапшу и крошечный кусочек мандарина, чтобы рассмотреть целиком все лицо sans темных очков.

— Ах да, вы правы.

— Модное местечко, — зеваю я.

Официантка проходит мимо. Я свистом подзываю ее.

— Эй, солнышко, принеси-ка мне пиво.

Она кивает и уходит. Я смотрю ей вслед, и в моей голове только два слова — «Ничего себе».

— Разве у вас нет показа в шесть? — спрашивает Палакон.

— Я — модель. У меня капризы. Но капризы — это круто. А я крут. — Внезапно до меня кое-что доходит. — Постой-ка, это что, допрос? Боже, да я уже давно не нюхаю, наверное, неделю, а то и несколько.

— Мистер Вард, — говорит Палакон, и видно, что его терпение вот-вот лопнет. — Предположительно, у вас с этой девушкой был роман.

— У меня был роман с Эшли Филдс?

— Ее имя Джейми Филдс, и у вас действительно был с ней роман.

— Слушай, чувак, мне все это по барабану, — заявляю я. — Я думал, ты диджей.

— Джейми Филдс пропала три недели назад в Лондоне во время съемок независимого кинофильма. Последний раз ее видели в магазине Armani на Слоун-стрит и в кинотеатре «L'Odeon» на Риджент-стрит, — вздыхает Палакон, листая папку. — С тех пор как она ушла со съемочной площадки, никто о ней больше ничего не слышал.

— Может, ей не понравился сценарий? — пожимаю я плечами. — Может, ей показалось, что ее героиня недостаточно часто присутствует в кадре? Такое случается сплошь и рядом, чувак.

— А вы, — Палакон растерянно заглядывает в папку, — откуда знаете?