— Хлое, мы решили вначале снять последнюю сцену.
— Тейлор, мне позарез нужно выбраться отсюда в течение часа, — умоляет Хлое. — Это вопрос жизни и смерти, Тейлор, да, кстати, — это Виктор.
— Привет, — говорит Тейлор. — Мы встречались в баре «Pravda» на прошлой неделе.
— Я не был в «Pravda» на прошлой неделе, но, черт побери, забудем об этом — как дела?
— Массовка подобрана хорошая, но нам бы хотелось воссоздать жизненный стиль, с которым люди могли бы отождествлять себя, — объясняет Тейлор. — Я киваю задумчиво. — Я вижу это как полную противоположность перевозке контрабандного первитина из Праги на взятой в прокате «тойоте», что бы это ни значило. — Нас перебивают — шум статических разрядов из рации, крики с другого конца комнаты. — Это всего лишь Ларе, курьер, — подмигивает Тейлор.
— Тейлор… — вновь начинает Хлое.
— Солнышко, ты выпорхнешь отсюда быстрее чем через тридцать минут, это я тебе обещаю. — И Тейлор возвращается к группе, сбившейся вокруг яйца.
— Боже, у меня удрученные нервы.
— Что ты имеешь в виду?
— Мы снимаем это уже целую неделю и при этом отстаем от графика на целые три.
Возникает пауза.
— Нет, что ты имеешь в виду под «удрученными нервами»?
— Я хотела сказать «напряженные». У меня очень-очень напряженные нервы.
Наконец я решаюсь:
— Зайка, нам нужно с тобой кое о чем поговорить.
— Виктор, я же сказала, если тебе нужны любые деньги…
— Нет, я не об этом… — Пауза. — Ну, в общем, и об этом тоже, но…
— «Но» что? — Она смотрит на меня, ожидая. — «Но» что, Виктор?
— Зайка, просто в последнее время я дико нервничаю, когда открываю журнал и читаю твои рассуждения о том, каков твой идеал мужчины.
— С чего бы это, Виктор? — Хлое поворачивается к зеркалу.
— Ну, наверное, основная причина в том, что… — я бросаю взгляд на Ла Тоша и понижаю голос, — … Что это — полная противоположность мне?
— Ну и что? — Она пожимает плечами. — Ну сказала я, что мне нравятся блондины…
— Но, зайка, я-то брюнет.
— Виктор, ради всего святого, это же написано в журнале.
— Господи, а вся эта чушь насчет желания иметь детей. — Я начинаю ходить кругами. — Я тебя умоляю, зайка. Что происходит? Что за сказка про белого бычка?
— Извини меня, Виктор, но я абсолютно не понимаю, что ты имеешь в виду под «сказкой про белого бычка».
— Зайка, я — твой лучший друг, так почему бы…
— Зеркало — твой лучший друг, Виктор.
— Зайка, но я же просто… — я окончательно теряюсь, — …просто волнуюсь за нас с тобой, и…
— Виктор, что стряслось? Что ты вытворяешь? К чему все эти разговоры?
Я немного прихожу в себя.
— Ничего. Ничего, все в порядке.
Я трясу головой, пытаясь привести в порядок мысли.
— Я целый день держала в пальцах ледяной кубик, — говорит Хлое.
— И твои пальцы посинели, а Скотт Бенуа вился вокруг все время. Ты это хочешь сказать?
Музыка из бумбокса, что-то английское, наверное, Radiohead — грустная и вычурная баллада — звучит на заднем плане.
— Виктор, все, что я хочу на настоящий момент, это: а) показ Тодда, б) открытие клуба, в) рухнуть в постель, причем первые два пункта я бы с удовольствием вычеркнула.
— Кто такой Бакстер Пристли? — выпаливаю я.
— Друг, Виктор. Друг, мой друг, — отвечает Хлое. — Тебе бы следовало быть знакомым хотя бы с некоторыми моими друзьями.
Я уже порываюсь взять ее за руку, но тут же передумываю.
— Сегодня утром я тут с одной встретился. Звать Лорен Хайнд. — Я жду реакции, но реакции не следует. — Да, видел перед репетицией группы, когда покупал компакты в «Tower Records». Вела себя как- то очень враждебно.
— Ты покупал компакты в «Tower Records»? Ходил на репетицию? Это твои «важные дела»? Ты был в
— Эй, солнышко, остынь. Я встретился с твоей подругой. Это должно было бы утешить тебя…
— Выясняется, что мой парень — имбецил, и это должно меня
Долгое молчание, затем:
— Зайка, я — не имбецил, а ты — очень клевая.
Хлое поворачивается от зеркала ко мне.
— Виктор, ты просто не представляешь себе, сколько раз за день я с трудом удерживаюсь от того, чтобы не нахлестать тебе по морде. Ты просто не представляешь.
— Блин, зайка, я не хочу об этом даже думать. Я с ума сойду, — улыбаюсь я, дрожа от холода.
Курьер подбегает к кабинке.
— Хлое, твой лимузин здесь, а Тейлор хочет, чтобы ты была готова через пять минут.
Хлое отвечает кивком. Затем, когда становится ясно, что мне нечего больше сказать, она заполняет паузу, пробормотав: «Я хочу скорее покончить со всем этим», и, поскольку я не знаю, что именно она имеет в виду под этим, я начинаю лепетать:
— Зайка, я вообще не пойму, зачем ты этим занимаешься? Я думал, что ты теперь соглашаешься только на роли в большом кино. Ты отклонила даже предложение MTV.
— Ты заставил меня отклонить предложение MTV, Виктор.
— Да, но только после того, как я выяснил, какие суточные они тебе положили.
— Нет, после того, как ты выяснил, что они не положили суточных
— Следует признаться, — говорю я, — что ты подсел на любовь.[74]
— До скорого, Виктор, — говорит Хлое и выскальзывает из кабинки.
— Ладно, — отвечаю я. — Бывай.
— Ах да, Виктор, а то я потом забуду…
— Что?
— Спасибо за цветы.
Она чмокает меня и удаляется.
— Да, конечно. Не стоит благодарности.
15
16:00. С моей смотровой площадки на третьем этаже клуб выглядит таким оживленным, каким он не был с начала строительства, столы накрывают отборные официанты, передвигающиеся со скоростью скейтбордистов, официанты размахивают бокалами, скатертями и свечами и расставляют стулья вокруг столиков, ковры пылесосят парни с растрепанными прическами, а пару рано явившихся официанток постоянно фотографируют передвигающиеся стайками фотографы, в то время как танцоры репетируют под ногами у техников, охраны и ответственных за список гостей, и три шикарные девчонки-гардеробщицы жуют жевательную резинку, выставив напоказ свои голые животы с кольцами в пупках, в бары загружают запас спиртного, а в стратегически важных точках огромной витрины с цветами расставляют лампы, где-то приглушенно звучит песня Мэттью Свита «We're the Same», детекторы металла установлены у входа и ждут первых посетителей, а я отмечаю все это про себя равнодушно, размышляя мимоходом, что все зто
