— Да, отличная мысль. Может, ты взял бы с собой…

— Сесилию? — гадаю я.

— Да, Сесилию, — отвечает он.

— О, Сесилия будет… в восторге, — говорю я.

— Ну, так давай так и сделаем, — улыбается он.

— Да, можно пойти в… «Le Bernardin», — говорю я, затем после паузы, — покушать… морепродуктов. А?

— В этом году «Le Bernardin» в первой десятке «Загата». — кивает он. — Ты в курсе?

— Можно там заказать… — я снова замолкаю, смотрю на него, потом более решительно продолжаю, — рыбу. А?

— Морских ежей, — говорит Оуэн, обводя взглядом комнату. — Мередит обожает тамошних ежей.

— Правда? — говорю я.

— Мередит, — зовет он, делая знаки кому-то за моей спиной. — Пойди сюда.

— Она здесь? — спрашиваю я.

— Она там разговаривает с Сесилией. Мередит, — кричит он, маша рукой. Я оборачиваюсь. Мередит и Эвелин пробираются к нам.

Я быстро поворачиваюсь обратно.

Мередит идет рядом с Эвелин. На ней габардиновое платье с бисером и болеро от Geoffrey Beene из Barney's, золотые сережки с бриллиантами от James Savitt ($13000), перчатки дизайна Geoffrey Beene для Portolano Products. Она говорит:

— Да, мальчики? О чем это вы тут болтаете? Обсуждаете планы на Рождество?

— О морских ежах в «Le Bernardin», дорогая, — говорит Оуэн.

— Моя любимая тема, — Мередит обвивает рукой мое плечо, доверительно шепча на ухо, — они восхитительны.

— Прелестно, — нервно откашливаюсь я.

— А что вы думаете о вальдорфсском салате? — спрашивает Эвелин. — Понравился?

— Сесилия, дорогая, я его еще не пробовал, — говорит Оуэн. Он видит знакомое лицо в другом конце комнаты:

— Но я хотел бы понять, почему Лоуренс Тиш разносит глинтвейн?

— Это не Лоуренс Тиш, — мямлит Эвелин, искренне расстроенная. — Это рождественский эльф. Патрик, что ты наговорил ему?

— Ничего, — отвечаю я. — Сесилия.

— А кроме того, Патрик, ты — Мистер Гринч.

При упоминании моего настоящего имени я тут же начинаю болтать, надеясь, что Оуэн ничего не заметил.

— Знаешь, Сесилия, я сказал ему, что по-моему, это как бы смесь из них обоих, вроде… — я замолкаю, кидаю на них быстрый взгляд и робко выдавливаю — рождественский Тиш.

Потом я нервно выдергиваю веточку петрушки из фазаньего паштета, которую проносит мимо эльф, и, не дав Эвелин опомниться, поднимаю веточку над ее головой.

— Осторожно, омела, — ору я.

Окружающие внезапно отшатываются от нас, я целую Эвелин в губы, не сводя глаз с Оуэна и Мередит, оба они как-то странно смотрят на меня, и краем глаза я замечаю Кортни, которая разговаривает с Райнбеком и отвечает мне ненавидящим взглядом.

— Парик, — начинает Эвелин.

— Сесилия! Пойди-ка быстренько сюда, — тяну я ее за руку, потом обращаясь к Оуэну и Мередит. — Извините нас. Мы должны поговорить с этим эльфом и, все выяснить.

— Простите меня, — говорит Эвелин, беспомощно пожимая плечами, пока я тащу ее за руку. — Патрик, в чем дело?

Лавируя между людьми, я увожу ее в кухню.

— Патрик? — спрашивает она. — Что нам делать на кухне?

— Послушай, — я крепко держу ее за плечи и смотрю прямо в глаза. — Поехали отсюда.

— Патрик, — вздыхает она. — Я не могу уйти. Разве тебе здесь плохо?

— Почему ты не можешь уйти? — спрашиваю я. — Какие доводы тебе нужны? Ты и так пробыла здесь слишком долго.

— Патрик, эта моя рождественская вечеринка, — говорит она, — и, кроме того, с минуту на минуту эльфы запоют «О, Таннембаум!»[31].

— Ну же, Эвелин. Давай уйдем отсюда, — я на грани истерики, я паникую от того, что Пол Оуэн или, того хуже, Маркус Холберстам могут войти на кухню. — Я хочу увести тебя от всего этого.

— От всего чего? — спрашивает она, ее глаза сужаются. — Тебе не понравился вальдорфсский салат, так?

— Я хочу увести тебя от этого, — обвожу я жестом кухню. — От суши, эльфов… от всего.

Эльф входит в кухню, ставит поднос с грязными тарелками и за ним я вижу, как Пол Оуэн склонился к Мередит, которая что-то кричит ему на ухо, пытаясь перекрыть музыку, а он ищет взглядом кого-то, кивает, потом в поле зрения входит Кортни и я хватаю Эвелин и притягиваю ее к себе.

— Суши? Эльфы? Патрик, я ничего не понимаю, — говорит Эвелин. — Мне это не нравится.

— Пошли, — крепко сжав ее руку, я тащу Эвелин к выходу. — Ну хоть раз в жизни поступи безрассудно. Хотя бы раз в жизни, Эвелин!

Она останавливается, отказывается идти, потом вдруг начинает улыбаться, обдумывая мое предложение, и все же она только слегка заинтригована.

— Ну пожалуйста, — начинаю просить я. — Пусть это будет моим рождественским подарком.

— Но я уже была в Brooks Brothers и… — начинает она.

— Перестань. Ну пойдем, я прошу тебя, — говорю я и, наконец, в последней отчаянной попытке игриво улыбаюсь, легонько целую ее в губы и добавляю. — Миссис Бэйтмен?

— О, Патрик, — вздыхая, тает она. — А как же уборка?

— Карлики этим займутся, — уверяю я ее.

— Но кто-то должен руководить ими, милый.

— Ну выбери эльфа, и пусть он будет начальником над остальными, — говорю я. — Идем скорее!

Я снова тащу ее к заднему выходу, каблуки Эвелин скрипят на мраморном полу Muscoli.

Наконец-то мы на улице, быстро идем по аллее, я останавливаюсь и заглядываю за угол — посмотреть, есть ли кто-нибудь у парадного входа. Вообще-то мы бежим к лимузину, который я считаю машиной Оуэна, но, чтобы не вызывать подозрений у Эвелин, я просто подхожу к ближайшей машине, открываю дверь и вталкиваю ее внутрь.

— Патрик, — визжит она, довольная. — Это так неприлично. И лиму… Я захлопываю дверь, обхожу машину и стучу в окно водителя. Стекло опускается.

— Привет, — говорю я, протягивая руку. — Пат Бэйтмен. Водитель молча смотрит на меня, во рту зажата незажженная сигара, сначала он смотрит на протянутую руку, потом на мое лицо, потом на мою макушку.

— Пат Бэйтмен, — повторяю я. — В чем дело?

Он продолжает смотреть на меня. На всякий случай я трогаю свои волосы — вдруг они спутались, и к своему удивлению и стыду нащупываю две пары бумажных рогов. Блядь, на моей голове четыре рога. С криком «О боже» я срываю их, в ужасе смотрю на мятые рога, швыряю их на землю и вновь обращаюсь к шоферу.

— Ладно. Пат Бэйтмен, — говорю я, приглаживая рукой волосы.

— Ну, Сид, — пожимает он плечами.

— Послушай, Сид. Мистер Оуэн сказал, что мы можем взять эту машину, так что… — я замолкаю, в морозном воздухе мое дыхание превращается в пар.