— Меня бесит, что ты это знаешь, — говорю я.

— Что? — кричит он.

— Ты все еще занимаешься счетами Фишера? — ору я в ответ.

— Да, — кричит он. — Повезло мне, правда, Маркус?

— Это точно, — ору. — Как тебе это удалось?

— Ну, я занимался счетами Рэнсома, а потом оно как-то совпало. — Он беспомощно пожимает плечами, дружелюбный мерзавец. — Понимаешь?

— Ого, — кричу я.

— Ага, — кричит он, потом оборачивается и кричит на двух толстых придурковатых девиц из Нью- Джерси, курящих здоровый косяк, один на двоих. Одна из этих коров завернута во что-то, похожее на ирландский флаг. — Слушайте, уберите вы свой косяк. Он воняет.

— Я бы тоже не отказался, — кричу я ему.

— От чего бы ты не отказался?! — кричит он. — От марихуаны?!

— Да нет, ничего, — кричу я, у меня уже горло болит. Я возвращаюсь на свое место и тупо гляжу на сцену и покусываю большой палец, уничтожая вчерашний маникюр.

Мы уходим, как только возвращаются Эвелин с Эшли. Мы торопимся в Манхэттен, чтобы успеть в «Брюссель», где заказан столик. В лимузине мы открываем еще одну бутылку шампанского Cristal, на экране — по-прежнему Рейган, а Эвелин с Эшли рассказывают, как, когда они вышли из туалета, к ним подкатились двое громил и попытались затащить их за кулисы. Я объясняю, кто это были такие и что им было надо.

— О Боже, — шепчет Эвелин, — ты что, хочешь сказать, что меня… секс- координировали?

— Могу поспорить, что у Боно маленький член, — говорит Оуэн, глядя в тонированное окно. — Ирландец, ну вы понимаете.

— Вы не знаете, у них там есть банкомат? — спрашивает Луис.

— Эшли, — кричит Эвелин. — Ты слышала? Нас с тобой секс— координировали!

— Как у меня прическа? — спрашиваю я.

— Еще шампанского? — спрашивает Кортни у Луиса.

…и вот уже середина дня, и я стою в телефонной будке на углу, где-то в центре, понятия не имею — где, но я весь потный, и голова у меня раскалывается, и как-то мне беспокойно и страшно, я ищу по карманам валиум, ксанакс, остатки гальциона, что-нибудь, но нахожу только три таблетки нуприна в коробочке от Gucci, так что я закидываю их в рот и запиваю диетической пепси, не знаю, откуда взялась эта мысль, но мне показалось, что от этих таблеток зависит моя жизнь. Я напрочь забыл, c кем я сегодня обедал и, главное, — где. Может быть, с Робертом Эйлсом в «Beats»? Или с Тодом Хендриксом в «Ursula's», — это новое бистро, которое Филипп Данкен Холмс открыл в Трибеке? Или с Рики Уоррелом в «Декабре»? Или все-таки с Кевином Уебером в «Contra»? Что я заказывал? Сэндвич с куропаткой и зелеными помидорами на булочке или большую тарелку салата-эндивия с соусом из моллюсков?

— О боже, я не помню, — бормочу я со стоном. На мне — спортивный пиджак (лен с шелком), хлопчатобумажная рубашка, полотняные брюки-хаки, все от Matsuda, шелковый галстук с эмблемой Matsuda, ремень от Coach Leatherware. Вся одежда пропитана потом, я снимаю пиджак и вытираю им лицо. Телефон продолжает трезвонить, но я не знаю, кому звонил, так что я просто стою в телефонной будке, очки Ray-Ban криво держатся на лбу, и я слышу слабый знакомый звук, исходящий из телефонной трубки, — мягкий голос Джин, пытающийся перебороть вечный бродвейский гам. В сегодняшнем Шоу Патти Винтерс обсуждали тему «Может ли аспирин спасти вашу жизнь?»

— Джин? — кричу я. — Алло, Джин?

— Патрик, это ты? — отвечает она. — Алло?

— Джин, мне нужна помощь, — кричу я в трубку.

— Патрик?

— Что?

— Звонил Джесс Форрест, — говорит Джин. — Он заказал столик в «Melrose» сегодня на восемь, а Тэд Мэдисон и Джейми Конвей хотят выпить с тобой в «Harry's». Патрик? — говорит Джин. — Ты где?

— Джин? — я вздыхаю и вытираю нос. — Я не…

— Ах, да, еще звонил Тод Лаудер, — говорит Джин, — Ой, то есть Крис… а, нет, все-таки, Тод. Да, Тод Лаудер.

— О, черт, — я издаю слабый стон и распускаю узел галстука, августовское солнце жарит вовсю. — Что ты там бормочешь, тупая сука.

— Не в «Сохо», Патрик, столик заказан в «Melrose». А не в «Сохо».

— Что я делаю? — кричу я.

— Ты где? — Она секунду молчит и добавляет:. — Патрик? Что случилось?

— Сегодня я уже не приду в офис, Джин, — говорю я и потом, через силу, — и вообще никуда не пойду.

— Почему? — она, кажется, расстроена, а может, просто удивлена.

— Просто… скажи им… «нет», — кричу я.

— Что случилось, Патрик? С тобой все в порядке? — спрашивает она.

— Блядь, не говори со мной таким… похоронным тоном, — кричу я.

— Извини, Патрик. Я хотела… я собиралась сказать… просто сказать «нет», но…

Я вешаю трубку и выскакиваю из телефонной будки, и плейер, висящий у меня на шее, внезапно кажется мне булыжником, удушающим меня (и ранний Диззи Гиллеспи, звучащий из наушников, жутко раздражает), и мне приходится выкинуть дешевенький плейер в ближайшую урну, я об нее спотыкаюсь, хватаюсь за край и стою, тяжело дыша, дешевый пиджак от Matsuda завязан вокруг талии, я смотрю на плейер, все еще крутящий кассету, мусс у меня на волосах тает под жаркими лучами солнца, смешивается с потом, стекающим со лба, и попадает мне в рот, когда я облизываю губы, и мне нравится вкус, и проведя рукой по волосам, я жадно лижу ладонь. Я иду по Бродвею, не обращая внимания на старушек, раздающих флаеры, прохожу мимо джинсовых магазинов, из которых доносится музыка, она выплескивается на улицу, и движения людей попадают в такт, в ритм песни Мадонны, «life is a mystery, everyone must stand alone…», «жизнь — это загадка, которую каждый решает сам», курьеры на велосипедах проносятся мимо, и я стою на углу, хмуро поглядывая на них, но люди спешат по своим делам, никто не обращает внимания, никто даже и не притворяется, что не обращает внимания, и это меня ненадолго отрезвляет, так что я направляюсь к ближайшему Conran's, чтобы купить заварочный чайник, но как только я осознаю, что вернулся в нормальное состояние, у меня вдруг скручивает живот, и я приваливаюсь плечом к первой попавшейся двери и прижимаю обе руки к животу, пытаясь унять боль, и вдруг понимаю, что могу стоять прямо, и захожу в ближайший хозяйственный магазин, и покупаю набор ножей для мяса, топор, бутылку соляной кислоты, и потом, в зоомагазине через квартал, клетку для грызунов из прозрачного пластика и двух белых крыс, которых потом планирую пытать ножами и кислотой, но, видимо, позже, я забыл клетку с крысами в Pottery Barn, когда покупал свечи… или все-таки я купил чайник? Я иду по Лафайет, постанываю и потею, расталкиваю людей, на губах пена, спазмы в желудке — может быть, от стероидов, но что-то сомнительно, — но потом я слегка успокаиваюсь и захожу в Gristede's, краду банку консервированной ветчины, спокойно выхожу на улицу с банкой, спрятанной под пиджаком, и ковыляю по какому-то переулку, где я пытаюсь спрятаться в фойе American Felt Building, там открываю банку ключами, не обращая внимания на швейцара, который, похоже, меня узнал, но потом, когда я хватаю ветчину руками и