глине не было видно следов, — Никита решил, что лучшего места избавиться от оружия он не найдет. А то вид у него — с сумкой за спиной, двумя автоматами на груди и гранатометом через плечо — как у партизана Великой Отечественной. Еще бороду наклеить и можно вопросом: «Где немцы?» — бабок в деревне пугать.
Для верности бросив три комка глины в центр заводи, Никита по тяжелым всплескам определил, что глубина там была не меньше метра. Стараясь, чтобы оружие падало на ряску плашмя (не хватало еще, чтобы, встряв стволом в тину, над ряской торчал приклад), Полынов забросил в заводь вначале гранатомет, а за ним автоматы. Если дно в заводи такое же топкое, как и берег, то гнить оружию предстояло до скончания века.
Ряска практически мгновенно затянула открывшуюся проплешину чистой воды, и теперь только более светлое пятно перевернувшихся листиков, да вонь поднявшегося со дна болотного газа говорили о том, что в заводь что-то бросили. Вонь рассеется через полчаса, а вот пятно ряски потемнеет не ранее чем через два дня. Но кто по этой примете определит, что там лежит, — может, мальчишки камни швыряли, — и неизвестно зачем полезет в вонючее болото? В то, что «чистильщики» выйдут на его след, Полынов не верил. Слишком идиотское с точки зрения ФСБ решение он принял, чтобы спецназовцы могли предположить возможность возвращения одного из «клиентов» в Каменку. К тому же переговоры в эфире «охотников» генерала Потапова, которые Никита во время пути прослушивал по рации, не давали оснований опасаться преследования. Алексей ушел «чисто», и спецназовцы уже обнаружили в рощице возле магистрального шоссе взорванные «жигули». О радиомолчании все забыли, и в эфире стоял сплошной мат — каждый старался обвинить друг друга в провале операции и больше всех доставалось группе захвата, погибшей в вертолете. Может, где в мире и следуют пословице: «О мертвых — либо ничего, либо только хорошее», но не для России она писана. У нас как раз все наоборот. Это при жизни главы государства о нем худого слова сказать не моги, иначе сразу к суду за «задевающие честь и порочащие достоинство» достоверные сведения привлекут. Зато после смерти можешь изгаляться над ним, как хочешь. Хоть фигурально, хоть натурально забальзамированный труп ногами пинать можно. Так что досталось погибшим спецназовцам, на свой страх и риск попытавшимся атаковать «жигули» с воздуха, по самому высшему матерному разряду. Долго их останки в цинковых гробах ворочаться будут.
Пройдя еще с километр по лесопосадке, Никита внимательно осмотрелся и, не заметив ничего подозрительного, забрался в кусты, где устроил небольшой привал. Первым делом он занялся ботинками и попытался очистить их от болотной грязи — негоже показываться кому бы то ни было на глаза в таком виде. Где это, спрашивается, служивый в засуху грязь нашел?
Грязь оказалась качественной и счищалась плохо. Никита раскрыл сумку и саркастически хмыкнул. В наличии имелись две бутылки: двухлитровая пластиковая с водой и полулитровая стеклянная коньяка. Как говорится, выбор небольшой. Наученный горьким опытом, Полынов не стал переводить воду и помыл ботинки коньяком. Нормально получилось. Ботинки засияли лучше новых — хоть патентуй новый способ чистки обуви.
Из закупленных вчера ночью продуктов чудом уцелели две запечатанные в пластик упаковки нарезанного сыра, — все остальное Полынов выбросил, когда перебирал содержимое сумки. Пересиливая тошноту, Никита разорвал одну упаковку и заставил себя поесть. Силы ему были нужны, поскольку после трех суток вынужденной диеты, когда желудок отказывался принимать любую пищу, Полынов чувствовал слабость в мышцах и легкое головокружение. Затем, не давая организму поблажки, он встал и маршевым шагом направился в сторону Каменки. Идти предстояло долго — по прямой около тридцати километров, а окольными тропами гораздо больше.
Шел, не останавливаясь, строго придерживаясь лесопосадок, и, несмотря на жару, не позволял себе сделать в пути ни одного глотка воды. Наверное, из-за столь грубого насилия над организмом, желудок наконец переварил пищу, и Полынов к концу пути даже ощутил некоторый прилив сил. Конечно, не в полной мере — за шесть часов непрерывной ходьбы по пересеченной местности вымотался он порядочно, — но, главное, исчезли болезненная слабость, головокружение и дрожание рук. Издревле на Руси всякую хворь изгоняли физическими нагрузками. Простыл, либо понос у тебя — поколи дров два-три часика, и куда все денется.
После заброшенных полей пошли хорошо обработанные, засеянные элитной немецкой гречихой. А может быть, и не элитной — трудно определить сорт по засохшим, невызревшим растениям. Как ни странно, но вид пропавшего урожая вызвал у Полынова чувство злорадного удовлетворения. Здесь он полностью солидаризовался с Игорем Антиповым, — чтоб неповадно было немцам на чужую землю рот разевать.
Наверное, из-за засухи Никита ни разу не встретил в поле ни одной живой души и только километрах в шести-семи от Каменки увидел на горизонте вчерашнее стадо коров, которых пастушок гнал на пастбище после полуденной дойки.
Идти сейчас в Каменку не имело смысла, к тому же там надлежало быть «свежу и бодру», и Никита решил сделать привал. Только сейчас он почувствовал, что жара сегодня вообще нестерпимая, воздух от нее словно загустел и с трудом проходил в легкие.
Полынов выбрал хорошо затененное место под деревьями на пригорке, откуда его не было видно, зато хорошо просматривались окрестности, сел на землю и только тогда позволил себе напиться. Вода произвела странное действие — впервые за трое суток ему по-настоящему захотелось есть. Захотелось так, будто он был нормальным, здоровым мужиком и ничего необычного с его желудком последние три дня не происходило. Это откровенно порадовало, однако вскрыть сейчас вторую упаковку сыра и съесть хотя бы кусочек Никита себе не разрешил. Перед появлением в Каменке нужно было поспать, а именно во сне желудок почему-то и начинал выкидывать фортели.
Что удивительно, но на голодный желудок Никита уснул сразу и спал без уже ставших привычными кошмаров. Жара стояла убийственная, и потому во сне ему представлялось, будто спит он в бунгало Сан Саныча. Спит, мается от жары и духоты и ждет, когда начнется тропический ливень. А его все нет и нет… Никита даже не ощущал, как изредка по ладоням, по лицу пробегали муравьи. Что ему практически неощутимое прикосновение их лапок, когда ночью в бунгало по телу тяжелыми «танкетками» ходили громадные тараканы. Но случись поблизости подозрительный шорох, движение, Полынов мгновенно бы проснулся.
Так, в общем, и произошло на закате, когда его разбудило далекое мычание стада, возвращавшегося в Каменку с пастбища.
Никита очнулся от сна в липком поту и с дурной головой. Несмотря на приближающийся вечер, прохлады так и не наступило. Воздух был горячим и плотным, как кисель, небо заволокло серыми тучами, и их сплошная свинцовая пелена казалась неподвижной каменной твердью. Все говорило о том, что наконец- то на иссушенную землю хлынет ливень. И, судя по небесной «подготовке», ливень будет нешуточный.
Полынов напился, смочил платок водой, вытер им лицо, шею. Стало легче, но ненамного. В желудке опять появилась тяжесть, и Никита похвалил себя, что перед сном отказался поесть. Прямо-таки беременная баба на первом месяце. Токсикоз у него, что ли? Если повезет живым из Каменной степи выбраться, видимо, придется в первую очередь к гинекологу обратиться…
Злость и ирония на себя — лучшие помощники при болезненных симптомах. Заставляют действовать и не расслабляться.
Удвоив осторожность, Полынов покинул место привала и взобрался на соседний холм, с которого Каменка была видна как на ладони. Точнее, ее северная часть. На вершине холма Никита улегся в кустах, достал из сумки раздвижную подзорную трубу и стал рассматривать городок. Для скрупулезного наблюдения за объектом нет лучше оптики, чем подзорная труба. И кратность в три раза выше, чем у самого лучшего бинокля, и в собранном виде меньше места занимает. В общем, кто в оптике разбирается, тот понимает.
Искал Полынов дом Антипова. Почему-то идти на «явку» к трусливому капитану милиции не хотелось. Не нравился Никите мент, слишком «поганым» он был даже для милиции. А своему чутью «тихушник» обязан не только доверять, но и следовать ему неукоснительно. Лучше сто раз перестраховаться, чем один раз попасть впросак.
«Тимирязева, три» — кажется, именно такой адрес дал ему Игорь. Значит, второй дом на окраине по нечетной стороне. Вот только какая из четырех улиц северной части Каменки «Тимирязева»? Или она на другой стороне холма?
