– И ты хочешь, чтобы я тебе верила? Я хочу верить тебе, Джек, но ты сам делаешь это невозможным.

– Почему, Клари? Чем я заслужил недоверие? В этом веке никто не может упрекнуть меня в том, что я нарушил данное слово. Милая, я тебя очень люблю, и теперь ты это знаешь, но на мне лежат определенные обязательства… и я обязан их исполнять. Я не способен изменить клятве, и одного этого достаточно, чтобы ты считала меня честным человеком. Если тебе мало этого, то я могу только выразить тебе свои сожаления.

Он потянулся к ней, и, не в силах сопротивляться страстному желанию, Клари пылко приникла к нему.

– Скажи, что ты мне веришь, – зашептал он ей прямо в рот. – Скажи, что ты веришь мне. Скажи, что ты любишь меня, как люблю тебя я.

– Я люблю тебя, Джек.

В его объятиях она ощущала себя как дома – в покое и безопасности. И никогда еще не чувствовала такого горячего, сумасшедшего желания.

Разве могла бы она питать такие чувства к тому, кто не достоин доверия? Если она так сильно любит Джека, как может не верить ему? И когда его губы обожгли ее своим прикосновением, она поняла, что ей все равно, правду он говорит или нет. Даже если он лжет ей каждым своим словом, она не желает знать об этом. Она хочет только любить его – любить и надеяться, что когда-нибудь он тоже ее полюбит.

– В этом году у нас все получалось просто замечательно.

Джек сидел за обеденным столом, раскрыв свою конторскую книгу и выложив на полированную поверхность монеты в четыре столбика разной высоты.

– С урожаем мы еще не закончили, – заметил Мозес.

– Тем не менее, – сказал Джек, поочередно взглянув на Мозеса, Сару, Люка и Клари, – я решил сделать выплату заранее. Праздничные торжества по поводу официального открытия канала наступят совсем скоро, и вам, наверное, захочется купить себе что-нибудь. В конце года мы произведем окончательный расчет, и каждый получит свою долю полностью.

– Я бы не отказалась от новой шляпки, – сказала Сара. – Мозес говорит, что в Богемия-вилидж есть женщина, которая продает шляпки и шали. Он видел ее, когда последний раз был в городе. А Мозесу нужна праздничная рубаха. В общем, я поеду с ним, когда он отправится торговать нашими овощами и фруктами.

– Вот, это ваше. – Джек подвинул один из столбиков Мозесу, второй Саре, третий Люку, а затем сгреб четвертый, совсем небольшой в сравнении с другими. – Клари, ты не очень долго живешь на Эфон-Фарм, но эти деньги, несомненно, заработала.

Клари настолько удивилась, что без возражения взяла протянутые им монетки. Продолжая сидеть на своем месте, она молчала, пока Сара, Мозес и Люк не ушли.

– Я не могу это взять, – произнесла она, оставшись наедине с Джеком.

И выложила монеты на стол. Поднявшись со стула, он накрыл ее руки ладонями со словами:

– Ты честно заработала каждый пенни.

– Заработала чем? – воскликнула она и тут же залилась краской под его нежным добрым взглядом.

– На этой ферме всем известно, как много ты сделала, – сказал он. – Это справедливая плата за твои труды. Почему ты упрямишься, Клари? Я плачу Саре за работу, и она не видит в том ничего дурного.

– Сара же не спит с тобой, – пробормотала она.

– Я хочу, чтобы у тебя были собственные деньги. Я заплатил тебе лишь за работу в поле и по хозяйству. Что касается прочего, это остается строго между нами, и я никогда не смог бы вознаградить тебя за то, что ты делаешь лично для меня. Разумеется, я вовсе не собираюсь расплачиваться деньгами за самые лучшие, самые сладкие часы моей жизни. – Он крепко сжал ее руки. – Думаю, ты не вполне понимаешь, как много значишь для меня. Ты поразительно быстро вошла в мое сердце, избавив меня от ужасного одиночества. Клари, я возношу молитву, чтобы ты не возвращалась в свой мир, потому что не смогу без тебя существовать.

Она смотрела на него сквозь пелену внезапно пролившихся слез. Никогда еще не был он так близок к признанию в любви. Губы ее приоткрылись, молчаливо приглашая его к поцелуям, но он покачал головой.

– Я не буду целовать и обнимать тебя, пока не разрешится это недоразумение. Перед тобой лежат деньги, которые ты заработала честным трудом. А сладкие мгновения нашей близости не имеют никакого отношения к повседневной рутине. Да, не имеют никакого отношения, – повторил он словно бы для самого себя, – но именно в них заключена вся моя жизнь, Клари. Я хочу сказать тебе… – Запнувшись, он покачал головой. – Нет, пока я ничего не могу сказать.

Она поняла, что эта заминка каким-то образом связана с его таинственным прошлым и с клятвой, данной людям, с которыми ей, возможно, так и не доведется встретиться. Но она ни на секунду не усомнилась в искренности его чувств и ответила ему тем же, стараясь, по его примеру, не говорить лишних слов о любви.

– Я не хочу возвращаться в двадцатый век, Джек. В том времени у меня никого нет. Все, кто мне дорог, находятся здесь.

Голос ее дрогнул от волнения.

– Благодарю тебя, дорогая.

Она подумала, что ему стоит немалых сил сдержать свою страсть. И была за это благодарна. Если бы он сейчас повлек ее в постель, чтобы заниматься любовью, она продолжала бы спрашивать себя, сколько ей уплачено за работу и сколько за те вещи, которые они делали вдвоем по ночам. В глубине души она ругала себя за неспособность довериться мужчине. Не будь у нее такого несчастного прошлого, она навеки похоронила бы все свои сомнения.

Когда Джек отпустил ее руки и углубился в конторскую книгу, она вышла из столовой, чтобы спрятать заработанные деньги в верхний ящик комода. Пока ей не приходило в голову, на что можно их потратить – даже новые наряды в связи с официальным открытием канала ее совершенно не привлекали. Джек привез ей из Филадельфии соломенную шляпку – взамен той, что так сильно пострадала во время столкновения с Иезекией Бартремом. У новой шляпки были широкие поля, вся она была украшена цветами и расшитыми бантиками. Кроме того, он преподнес Клари серые кожаные перчатки и крохотный кошелек на цепочке: она намеревалась обновить их в день праздничных торжеств – так же, как синее платье, но, разумеется, без кружевной косынки. Если будет холодно, она накинет на плечи шерстяную шаль – первый подарок Джека.

Вспомнив, как ломился от вещей ее гардероб как раз перед свадьбой с Ричем, она лишь в изумлении покачала головой. Серое хлопчатобумажное платье удалось отстирать от следов пороха – спасибо Саре! Теперь его снова можно было носить, так что в будние дни Клари была вполне обеспечена одеждой. Для очень грязной работы она надевала комбинезон с ковбойкой, для приема редких гостей – чистенькое зелено-белое платье, а новое синее будет праздничным, выходным. Что еще надо женщине? Нет, она ни в чем не нуждалась – по крайней мере пока.

– Вот от нижнего белья двадцатого века я бы не отказалась, – вздохнула она, разглядывая оборки на шляпке. – Было бы здорово купить дюжину трусиков. Но если я действительно их хочу, придется шить самой. И использовать веревочку вместо резинки, которой еще не существует.

Подумав, что резинка является совсем незначительной платой за теперешнюю спокойную жизнь и радость близости с Джеком каждую ночь, Клари сложила в коробку шляпку, а вместе с ней и недостойные сомнения – нельзя было не верить любимому. И отправилась на кухню, чтобы помочь Саре приготовить ужин.

Семнадцатого октября, в день официального открытия канала Чизепик-Делавэр, погода стояла прекрасная – солнце ярко светило на безоблачном небе. Обитатели Эфон-Фарм с рассветом выехали на двух повозках – одной правил Мозес, а Люк, сидя рядом с матерью, придерживал корзинку с едой. Вторая корзинка была уложена в повозку, которой правил Джек.