государства, с большею ясностью предстали односторонние начала старой жизни; лучшим людям века при новой постановке Домостроя стало несравненно виднее, осязательнее, что с такими началами, если и необходимо жить всякому постнику, то государству с ними жить невозможно. Оно должно было неизменно и преждевременно погибнуть. Лучшие люди усматривали новый путь и понемногу направляли туда свои шаги. В таких попытках прошла вторая половина XVII ст. Между тем приверженцы Домостроя и его культуры оставались на старом и все силы употребляли остановить движение к новине. Отсюда распадение русского общества, раскол, церковный и нравственный, общественный, которого история еще не совсем прожита и до наших дней. Если уже не форма, то дух старого Домостроя еще господствует и теперь. Он вселился только в новую европейскую форму и этой формой производит в иных случаях лишь оптический обман, выставляя на показ новые общечеловеческие идеи и порядки и в тоже время с особенною заботливостью и всеми силами удерживая жизнь в старых началах малого глупого ребячества. Таким образом обычные при царе Михаиле домашние утехи дворцовой Потешной Палаты при его сыне были оставлены. Молодой царь променял их на отъезжее поле, на псовую и особенно на соколиную охоту, которая заменяла для него все роды других увеселений. В Потешной Палате он не покинул лишь одной утехи, именно бахарей, но верный тем мыслям, которые отвергали бахарство, как бесовское угодие и которые заставили его всенародно запретить эту утеху наравне со всеми другими, он придал дворцовым бахарям иной смысл, соответственный старинным отеческим учениям. В государевых потешных хоромах вместо бахарей с этой поры живут уже нищие, называемые верховыми, т. е. придворными нищими, а впоследствии, с 1660 г., а быть может и раньше, получившие официальное название богомольцев, верховых богомольцевь. Англичанин Коллинс (1659–1666 г.) между прочим говорит, что царь содержит во дворце стариков, имеющих по 100 лет от роду и очень любит слушать их рассказы о старине. Название этих стариков верховыми нищими, богомольцами, дает нам основание заключать, что это были убогие певцы, калеки перехожие, как искони обозначал их народ. В старину слово нищий было синонимом слову певец, ибо нищенствовать, просить милостыню значило воспевать о милостыне. Иностранцы — очевидцы единогласно свидетельствуют, что нищие, как увечные, так и простые колодники (тюремные сидельцы), всегда пели, когда просили милостыни. Коллинс при этом рассказывает что когда царский тесть, Илья Милославский, был посланником в Голландии, то голландцы хотели угостить его самой лучшей инструментальной и вокальной музыкой, какая была в Голландии и спросили потом, как она ему понравилась: «очень хороша! отвечал он: точно также поют наши нищие, когда просят милостыни». Не знаю, что именно играли ему, прибавляет Коллинс, удивляясь такому сравнению и замечая вообще о грубости русской музыки и русских напевов. Как бы ни было, но старинные наши нищие составляли особый разряд певцов, отличный от певцов домрачеев и гусельников тем, что нищие пели свои песни только от божественного, пели так называемые духовные стихи, что требовалось их прямым занятием и их ролью в обществе. Разряд таких певцов, конечно моложе гусельников. Они появились в одно время с распространением Христовой Веры и заимствовали содержание своих песен, как и самые напевы, от церкви; они долгое время почитались людьми церковными, даже и жили при церквах, так сказать у церковных дверей, из которых доносились к ним основные мотивы их песенного творчества. В последующее время с усиленным развитием учений Домостроя они из церковных людей становятся людьми необходимыми в общественной организации, без которых невозможно идти путем спасения; они становятся столь же надобными благочестивому обществу, как и самый церковный чин; поэтому число их увеличивается неимоверно и они сидят, лежат не только у дверей храма, но и повсюду на торжищах, на путях, особенно на перекрестных многонародных местах, каковы городские ворота, мосты и т. п.; они, как мы видели, живут в каждом благочестивой достаточной доле, как всегдашние его усердные богомольцы и верные орудия для добрых богоугодных и богобоязненных дел. Очень естественно, что в то время (в половине XVII века), когда учения Домостроя стремились стать на последнюю свою высоту, и царский дворец должен был растворит свои двери для постоянного пребывания в нем этих убогих певцов, различных калек перехожих, т. е. калек странников. Благочестивый царь Алексей Михайлович еще маленьким пятилетним ребенком слушал песни нищих старцев, воспевавших ему о Лазаре. Юношею вступив на престол, он строго следует правилам домостроевского благочиния, отметает домашние утехи прежнего времени и взамен домрачеев и гусельников поселяет в своем дворце нищих с их духовными стихами.
Вот такие-то песни и рассказы, вместе с историческими былинами и повестями, вообще песнопения и сказания о героях действительной истории или о героях благочестивого подвижничества должны были теперь исключительно одни только занимать государя. Гудебные сосуды, т. е. музыкальные инструменты в роде домры также были оставлены; об них вовсе не поминается в тех расходах, которые шли на этих нищих. Знаем только, что сначала в течении нескольких лет они жили в потешных хоромах, и ходили за ними потешные сторожи. Это то и показывает, что своею ролью они заменили прежних бахарей и домрачеев, переменив и мирское содержание песен и сказаний на церковное. В 1656 г. мая 13 этим «нищим, что живут у государя в потешных хоромах, Антипе с товарищи» выдано государева жалованья 12 р. — При царе Алексее в разное время, смотря по надобности, в потешные хоромы нищим изготовлялись кожаные барановые тюфяки и подушки и носильное платье: рубашки, порты, чулки, В 1660 г. июня 21 были куплены им двои чулки, взамен других, коих «они не взяли, потому, показались им худы». Любопытная заметка объясняющая отношение государевых нищих к его дворцовому хозяйству. Обыкновенный их наряд составляли кафтаны и рясы, теплые стамедные на овчине, или холодные дорогильные, киндячные, кумачные, крашенинные, вообще из недорогих материй и большею частью смирных, т. е. темных цветов, также овчинные кошули (легкие шубы), шапки суконные с бобровым пухом или с собольим небольшим околом: дорогильные кушаки, шелковые пояса, сафьянные зеленые или лазоревые башмаки и простые сапоги; на рубахи, порты, простыни, платки, полотенца давался им холст, иногда полотно. Спали они на кожаных тюфяках, набитых оленьею шерстью, на подушках из гусиного перья или из пуха, крытых киндяком или кожею; покрывались одеялами киндячными, стегаными на хлопчатой бумаге, или же одевальными овчинными шубами. Весь такой наряд они получали через два года в третий готовым платьем или материалом, а нередко и деньгами. Но впоследствии, когда их роль стала терять свой смысл и значение, дворцовое хозяйство стало их забывать; в 1689 г. они били челом, что носят платье уже шестой год, все обносились. На разные мелкие, необходимые для них расходы им также выдавались деньги из царской казны. Так, в 1666 г марта 22, богомольцам пяти человекам, во время их говенья, выдано из Приказа Тайных Дел по полтине, чтоб «отдать те деньги отцам своим духовным от поновленья» т. е. за исповедь. На тот же предмет выдано полполтины и жившему при них карлику Тимофею Семенову. Такая же выдача повторилась и в 1668 г. марта 18.
При царе Алексее (1666–1676 г.) они получали годового жалованья на рубахи, порты, сапоги и на мытье белья и платья по 4 р. с полтиною, на каждого. Когда умирал кто либо из них, то царь собственными деньгами очень щедрою рукою «строил душу» покойного. Так в 1665 г. мая 19 по указу государя выдано из Приказа Тайных Дел, иначе из его кабинета, на погребение богомольца Давыда: за отпевание архимандриту Новоспасскому 5 р., Успенского собора протопопу 3 р., дьякону 1 1/2 р., 2 черным священникам по 1 1/2 р., 2 белым по 1 р.; отцу духовному 2 р., 2 черным дьяконам по 40 алт., 2 белым по 20 алт.; уставщику певчих Федору Коверину 1 1/2 р.; государевым певчим первой станице 6 р., другой станице 5 р., да которые не пели 2 челов. по полтине. Отпеванье происходило всегда на Троицком Сергиевом подворье, а потому дано его строителю 2 р., рядовой братье, которые были на отпеваньи, 8 челов. по 1 р., а которые не были, 7 чел. по 10 алт. Пономарям, дьячкам и трудникам за копанье могилы 1 р; на гроб и на вынос 3 р. Кроме того раздавалась милостыня на помин души. Так в 1670 г. мая 18, по нищем Павле Алексееве роздано колодникам на тюремном дворе 941 челов. и в Земском Приказе 54 челов. по 6 денег; да на Никольском мосту нищим 5 алт., всего 30 р.
На отпевании всегда присутствовал и сам государь и после отпеванья раздавал духовенству поминальные деньги. Верховых нищих хоронили в Екатерининской роще (ныне Екатерининская пустынь, 25 вер. от Москвы); на погребение государь жаловал туда 5 р.
В первое время, когда эти верховые нищие имели еще значение бахарей и жили в потешных хоромах, число их было невелико, кажется, не более пяти человек. Вот их имена за 1665 г.: Никифор Андреев, Мелетий Васильев, Иван Никонов, Евдоким Иванов, Венедихт Тимофеев. В 1668 г. их было уже 13 человек. Вскоре по смерти царицы Марии Ильичны к тому прибавилось еще трое; в 1670 г. их числится 20; в 1676 г. — 14 чел.: в 1677 г. — 13 чел.; в 1685 г. — 33 чел., а в 1689 г, — 35 чел. — Впрочем, верного,
