вместе два стула, заявив, что на них якобы уснет лучше, чем на полу.
— Но пока у меня сна — ни в одном глазу, — добавил он, видя, что уже прикручивают на ночь лампу. — Пойду пройдусь. Кто со мной?
На этот раз вызвался только капитан Мануила. Хотя у него тоже, как у всех, от непонятной усталости разбегались мысли и слабела воля, однако он не мог оставить Андроника в победителях и спустился с ним во двор.
— Мне очень жаль, признаться, — начал Андроник, — что из-за меня все пошло вкривь и вкось. Если бы не эта проклятая тварь, мы бы теперь плыли на лодочках по озеру…
— По озеру ни в коем случае, — возразил Мануила. — Да и не время. Разве вы не чувствуете, как стало свежо?
— Ничего не чувствую, — сказал Андроник, глядя на небо, — кроме зверского аппетита на всякие сумасбродства. Полазить с вами по деревьям, полетать с ветки на ветку, нырнуть в эту волшебную воду…
С изумлением и не без зависти слушал его Мануила. Либо это бесы в нем играют, либо он точно колдовского роду-племени. Откуда он черпает силы, откуда в нем столько жизни, такая неутомимость на выдумки?..
— Как минует полночь, — продолжал Андроник, — не знаю, что со мной творится. То мне кажется, я птица, то барсук, то обезьяна… Вам это, наверно, смешно?
— Нисколько.
— И почти всегда я потом забываю, что делал, не помню, где провел ночь…
— Вот теперь я с полным правом могу посмеяться, — без улыбки сказал капитан Мануила.
Андроник жестко усмехнулся.
— Вы заблуждаетесь, если думаете о женщинах, о том, что называют любовью. Ночь имеет для меня чары совсем иного рода… Поглядите! — Он обвел рукой небо и лес. — Это для меня сильнее любви. И гораздо серьезней…
Он вдруг прикусил язык, как будто проговорился. Помолчал, нахмурясь, с остановившимся взглядом.
— …серьезней, потому что никогда не знаешь, откуда это все, где у него начало и конец. Женщина — вот она, рядом, даже в твоей постели, и любовь рождается и умирает на твоих глазах. А это?..
Он снова протянул руки в ночь, к громаде спящих деревьев и как будто в первый раз устрашился сам. Мануиле передалось его волнение, кажется, он даже видел все сейчас глазами Андроника.
— И если бы они только являли тебе свою мощь, — продолжал тот. — Но они деспоты. Они на тебя давят, корежат тебя всего, а бывает — отбирают разум. Потому-то я вам и говорил, что…
— Понимаю, — вяло перебил его Мануила. — Это как отрава…
— Нет, не то, — живо возразил Андроник. — Это должно быть в крови от рождения, и никто не виноват, даже твои родители… Но я вижу, вы меня не слушаете, — прибавил он, беззлобно улыбнувшись.
Капитан смотрел и уже ничего не видел. Точно от каждого слова юноши у него развязывало суставы и сон наваливался неодолимо.
— Да, — признался он, — я как раз хотел извиниться перед вами. Еле держусь на ногах… Сегодня для меня был трудный день. И столько странных вещей…
Андроник пожал ему руку и, улыбаясь, подождал, пока тот поднимется на крыльцо. У Мануилы, как у пьяного, заплетались ноги. Не помня себя, добрался он до комнаты, до своего матраса и рухнул на него одетый. Остальные уже спали мертвым сном, как после тяжелых трудов.
Оставшись один, Андроник принялся в задумчивости вышагивать перед кельями монахов, отмечая удивительное отсутствие каких бы то ни было шумов. Безжизненность была в покое, которым затянуло лес. Андроник вышел за ворота, тихо прошелся по аллее. По обе ее стороны между высокими деревьями в беспорядке разрослись карликовые акации и кусты диких роз. Все спало мертвым сном под переливчатыми лучами луны. Вдруг в кустах хрипло пискнула птица, и Андроник замер.
— Ты что, еще не спишь? Ну-ка сюда!
Он вытянул руку. Через секунду-другую затрепыхались, задевая о кусты, крылья, и мелкий птах опасливо сел ему на ладонь. Андроник осторожно поднес ладонь к лицу. Птах трясся всем тельцем, но не улетал.
— Это что такое? — притворяясь сердитым, сказал Андроник. — Скоро день…
Он бережно накрыл птицу другой рукой и погладил по головке. Птах съежился, а потом, довольный, взъерошил перья.
— Веди себя хорошо, немедленно спать. Не влюблен же ты, как некоторые!
Он снова вытянул руку, и птах полетел, совершенно успокоенный, даже не подав голоса. Юноша постоял, пока не стихло шуршание листьев, словно хотел убедиться, что его послушались.
Потом, размышляя, куда лучше пойти, сделал еще несколько шагов по аллее и решительно повернул к озеру.
Снова проходя мимо келий, он еще раз прислушался, не проснулся ли кто. То же молчание зачарованной крепости. Только когда он вышел из монастырских стен и спустился к озеру, его встретило пиршество звуков: кузнечики, сверчки, лягушки, короткие вскрики больших птиц, тревожимых луной. Здесь жизнь била ключом даже в разгар сна.
«Тише! Не плачь! Ничего не было!» — твердил Андроник ей на ухо. Аглая плакала скорее для того, чтобы чувствовать тепло и близость мужчины, снова и снова слышать этот страстный шепот. «Я тебя очень прошу!» — сказал Андроник и губами тронул мочку ее уха. Такой ласки Аглая не знала, ее обожгло и растопило всю этим прикосновением. Она попыталась отстраниться, но Андроник и не подумал разжать руки. «Надеюсь, тут не один сатир на весь лес!» — жарко шепнул он. Аглая улыбнулась. «Откуда ты знаешь мои мысли? — спросила она, защищаясь и дразня. И тут же добавила: — Лучше пойдем посмотрим, что делают другие». «Все спят, — прошептал Андроник, — не беспокойся. И потом, разве ты не видишь, что с фантом? Зажигалка погасла, это сигнал…» Аглая рванулась было из его объятий, но тепло юноши туманило, кружило ей голову. «Хоть бы только никто не зажег ее опять, а то нас увидят», — то ли вздохнула, то ли простонала она…
Лизу снова резанул голос Стере: «Пятый!» На этот раз так издалека, что она едва расслышала — только потому, что ждала этого слова. Его черед, сказала она себе, всячески сдерживая и не умея сдержать дрожь. А если змей придет первым?.. Ее опасения были напрасны. Андроник собственной персоной вынырнул из-за дерева. «Ты ждала меня?» — с улыбкой спросил он. «Да. Видишь, зажигалку задуло…» Она указала рукой на дупло, но Андроник даже не проследил ее жеста глазами. Он шагнул к ней и без всяких церемоний обнял. Лиза напряглась, но близость этого сильного тела была такой упоительной, что она не посмела даже пошевельнуться. «Ты должна отдать мне свой фант», — нашептывал ей Андроник. Лиза попробовала вырваться: ей хотелось пощекотать чувства дикой гонкой по лесу. Пусть он преследует ее, пусть настигнет и тогда сожмет в тесных, пылающих объятиях. Но вырваться не удалось, он удержал ее, шепнув: «Ты его видела?» Лиза почувствовала, как кровь приливает к щекам, но блаженство слушать его дерзкие речи пересилило стыд. «Ты его не боишься?» Лиза конфузливо помотала головой и хотела спрятать лицо на плече юноши, но он перехватил губами ее губы и держал ее так, не давая вздохнуть… В бесконечном ликовании чувств, граничащем со смертной мукой, сознание мало-помалу покидало Лизу — и угасло в ту минуту, когда грозная голова змея взошла из сжатых в замок рук Андроника…
В темноте Владимир случайно наткнулся рукой на Лизу, лежащую рядом. Он оторопел, не решаясь спросить, что она делает в его постели. «Да разве это твоя постель?» — возмутилась Лиза, отвечая на непроизнесенный вопрос. В самом деле, Владимир с тихим изумлением заметил, что он находится вовсе не в своей комнате, а в какой-то чужой, вытянутой в длину и заставленной цветами в горшках. «Кто зажег свет?» — вдруг забеспокоился он. «Никто, здесь никого нет, — с усмешкой отвечала Лиза. — Луна вышла!» И пристально, вызывающе заглянула ему в глаза. «Это грех, — подумал Владимир, — что скажет Стере?»
