месте на пиршестве, любят председательствовать в синагоге, любят, чтобы приветствовали их почтительным словом на торжище. Гордятся они приличностью одежд своих, всякой подчеркнутой деталью привлекая внимание к собственной праведности. Поощряют они суеверия и пренебрегают верой истинной, постоянно прислуживаются перед именитыми горожанами и похваляются могуществом своих влиятельных друзей. Не говорил ли я вам много раз, как дурно думать, будто чем выше вы стоите над людьми, тем ближе вы к Господу?

Вы, книжники и фарисеи, если слышите меня — горе вам. Вы бесконечно придираетесь к мелочам закона, а великое — справедливость, милость и вера — вами не замечено и позабыто. Вы отцеживаете из вина мошку, а верблюда не замечаете!

Горе всем вам, лицемеры! Вы проповедуете скромность и воздержание, а сами предаетесь пышнейшей роскоши; вы — что человек, угощающий гостей вином из золотой чаши: он отчистил чашу извне, а внутрь не заглянул, и полна она грязи и слизи.

Горе вам, всем до единого. Вы — что могила, выбеленная известкой: красивое сооружение, блестящее и безупречное, но что там внутри? Кости и лохмотья, и всяческая нечистота.

Змии, порождения ехиднины! Вы преследуете лучших и безвинных, мудрейших и праведнейших затравили вы до смерти. Как убежите вы от осуждения в геенну?

Иерусалим, Иерусалим — что за несчастливый ты город! Приходят к тебе пророки, а ты побиваешь их камнями. Хотелось бы мне собрать детей твоих, как курица собирает цыплят своих под крылья! Но позволили ли вы мне? О нет, ни за что! Сколь огорчаешь ты тех, кто любит тебя!

Вести об этой гневной речи быстро разлетелись повсюду, и Христу приходилось трудиться не покладая рук, чтобы не упустить ни одного сообщения о речах брата. Все чаще и чаще видел он слова «ЦАРЬ ИИСУС», намалеванные на стенах либо вырезанные на коре деревьев.

Следующий раз одними словами не обошлось. В храме занимались разнообразной куплей-продажей: так, например, продавались голуби, волы и овцы — тем, кто хотел совершить жертвоприношение. Но поскольку люди приходили в храм из мест самых разных, и близких, и далеких, у кого-то были деньги не местного чекана; так что сидели там и меновщики, готовые посчитать обменный курс и продать чужакам денег для покупки голубей.

Однажды Иисус вошел в храм и, все еще во власти гнева на книжников и фарисеев, при виде всей этой торгашеской деятельности потерял терпение и принялся опрокидывать столы меновщиков и торговцев животными.

И расшвырял он их в разные стороны, и взял бич, и выгнал из храма скотину, крича:

— Здесь должно быть дому молитвы, а посмотрите на него сейчас! То вертеп разбойников! Забирайте свои деньги и свою торговлю в другое место, оставьте это место Богу и народу его!

Прибежала храмовая стража и попыталась навести порядок, но люди слишком разволновались, чтобы прислушаться; а кто-то уже затеял потасовку из-за монет, что раскатились по всему полу, прежде чем менялы успели их собрать. Во всеобщем смятении блюстители порядка проглядели Иисуса и так его и не арестовали.

Разумеется, от внимания священников и храмовых служителей все это не укрылось, и собрались они в доме первосвященника Каиафы обсудить, что делать.

— Мы должны так или иначе остановить его, — сказал один.

— Арестовать? Убить? Отправить в изгнание?

— Он популярен. Если мы предпримем что-либо против него, люди того не потерпят.

— Люди непостоянны. Ими можно манипулировать так и эдак.

— Вот только у нас это почему-то не получается. Они горой стоят за Иисуса.

— Это может перемениться в единый миг, надо только подать повод…

— Все равно не понимаю, в чем его преступление.

— Что? Устроить беспорядки в храме? Вызвать нездоровые волнения? Ты, может, и не понимаешь, а вот римляне как раз поймут.

— Никак не возьму в толк, чего он хочет. Если предложить ему высокий пост в храме, может, он согласится и притихнет?

— Он проповедует наступление Царства Божьего. Навряд ли его возможно подкупить жалованьем и теплым местечком.

— Он честен и прям — говорите что угодно, но уж этого-то у него не отнимешь.

— А вы видели, что везде пишут, — ну, «Царь Иисус»?

— А в этом что-то есть. Если бы нам удалось убедить римлян, что он угрожает их порядку…

— Так вы думаете, он зилот? Вот что, значит, им движет?

— Римляне, конечно же, о нем уже знают — не могут не знать. Нам нужно опередить их.

— Но во время праздника мы ничего не можем сделать!

— Нам нужен доверенный человек в его лагере. Если бы мы только знали, что он затевает…

— Невозможно. Его приверженцы все фанатики — они в жизни его не выдадут.

— Необходимо что-то предпринять — и как можно скорее. Он владеет инициативой слишком долго.

Каиафа дал всем выговориться, выслушал все до последнего слова — и помрачнел душой.

Христос остановился в гостинице на окраине города. Тем вечером он ужинал с осведомителем, который и рассказал ему о происшествии в храме. До Христа уже доходили слухи о случившемся, так что ему не терпелось прояснить факты, и прямо за трапезой он делал пометки на своей табличке.

— Иисус, похоже, злится все больше, — заметил Христос. — Ты не знаешь почему? Он с вами об этом не говорил?

— Нет, но Петр уверен: Иисус в опасности, и боится, что учителя арестуют прежде, чем наступит Царствие. А что случится, если Иисуса бросят в темницу? Откроются ли все двери, обрушатся ли все решетки? Скорее всего, что так. Но Петр все равно волнуется, и это видно.

— А Иисус волнуется, как по-твоему?

— Он не говорит. Однако ж все как на иголках. Во-первых, мы не знаем, что предпримут римляне. А толпы — сейчас-то они все за Иисуса, но ощущается во всем этом какой-то надрыв. Это видно. Они перевозбуждены. Они требуют Царства Божьего прямо сейчас, а если…

Рассказчик замялся.

— Что — если? — переспросил Христос. — Если Царство не настанет, хочешь ты сказать?

— Ну что ты! Насчет Царства никаких сомнений быть не может. Но такие дела, как сегодня утром в храме… Мне порою случается пожалеть, что мы не в Галилее.

— А как это воспринимают остальные ученики?

— Нервничают, чувствуют себя как на иголках, я же сказал. Если бы учитель не был так сердит, мы бы тоже успокоились. Он словно бы нарочно рвется в бой.

— Не он ли говорил: если кто нас ударит, должно подставить обидчику другую щеку?

— А еще он сказал, что пришел не мир принести, но меч.

— Когда он это сказал?

— В Капернауме, вскорости после того, как к нам присоединился Матфей. Иисус объяснял нам, что делать, когда мы отправимся проповедовать. И сказал так: «Не думайте, что я пришел принести мир на землю. Не мир пришел я принести, но меч. Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку — домашние его».