происходившей в XVI веке ожесточенной войне между Шотландией и Англией. В переводе Жуковский ослабил этнографизм, опустил характерные для манеры Вальтера Скотта детальные описания рыцарского снаряжения и обычаев. Взамен этого усилено лирическое звучание баллады (сопоставление подлинника и перевода см. во вступительной статье, т. 1 наст. издания).

Напечатать балладу Жуковскому удалось только после долгих цензурных мытарств. В последние годы царствования Александра I начался разгул официального мракобесия и ханжества, что выражалось в крайней подозрительности цензуры. И в Москве и в Петербурге баллада была воспринята цензурой как безбожная и безнравственная. Главной причиной такого заключения было «кощунственное» соединение любовной темы с темой «Иванова вечера». «Иванов вечер», или «Иванова ночь», — канун народного праздника Купалы, переосмысленного церковью как празднование рождения Иоанна Крестителя (ночь с 23 на 24 июня). По этому поводу Пушкин писал в «Путешествии из Москвы в Петербург»: «В славной балладе Жуковского назначается свидание накануне Иванова дня; цензор нашел, что в такой великий праздник грешить неприлично, и никак не желал пропустить баллады Вальтер-Скотта» (А. С. Пушкин. Полное собрание сочинений в 10 томах, т. VII, М.-Л., изд. АН СССР, 1949, стр. 647). Цензура требовала коренной переделки: изменения названия, переработки финала, замены якобы изображенных Жуковским обрядов «греко-российской» церкви («панихида» и др.) несуществующими шотландскими обрядами и т. д. Особую активность в преследовании баллады проявил известный своей придирчивостью цензор А. С. Бируков, названный Пушкиным «трусливым дураком». Бируков восстановил против Жуковского петербургский цензурный комитет. В августе 1822 г. Жуковский обратился с жалобой на цензурный произвол к обер- прокурору синода и министру народного просвещения князю А. Н. Голицыну. В одном из писем к Голицыну он писал: «Главный порок сей баллады, по мнению гг. цензоров, есть заключение. Убийца от ревности и неверная жена скрываются друг от друга и от света в уединении монастырском… и в этом господа цензоры видят оскорбление монашеского сана… В переводе моем нет точного слова раскаяние единственно потому, что его нет и в оригинале, что я не хотел делать из стихов прозу и что самое слово здесь нисколько не нужно для полной ясности… Если бы не было защиты против подобных страшных и непонятных обвинений цензуры, то благомыслящему писателю, при всей чистоте его намерений, надлежало бы отказаться от пера и решиться молчать; ибо в противном случае он не избежал бы незаслуженного оскорбления перед лицом своего отечества» (см. «Исследования и статьи по русской литературе и просвещению» М. И. Сухомлинова, т. I, СПб., 1889, стр. 439 и сл.). Цензурная история баллады рассмотрена в примечаниях Ц. С. Вольпе к первому изданию «Стихотворений» Жуковского в большой серии «Библиотеки поэта», т. I, Л., 1939, стр. 403–406; в указанной работе М. И. Сухомлинова, стр. 436–447; в «Русской старине», 1900, т. CII, стр. 71–89 («В. А. Жуковский перед судом С.-Петербургского цензурного комитета»), и др. После длительных хлопот балладу удалось напечатать, изменив «Иванов день» на «Дунканов день» (в действительности такого праздника в Шотландии нет). По требованию цензуры Жуковский снабдил балладу примечаниями не только исторического, но и нравоучительного характера; как заметил И. В. Измайлов, последние явно ироничны (В. А. Жуковский. Стихотворения, Л., большая серия «Библиотеки поэта», 2-е изд., 1956, стр. 818).

Жуковский переработал строфы 44-ю и 47-ю, не внося в них, однако, существенных перемен, кроме замены смутившего цензуру слова «знаменье» на «печать». В настоящем издании эти строфы, даны по печатному тексту; в рукописи они читаются;

Строфа 44-я:

И она, помолясь и крестом оградясь,   Вопросила: «Но что же с тобой? Дай один мне ответ — ты спасен или нет?»   Он печально потряс головой. И ужасное знаменье в стол вожжено,   Напечатались пальцы на нем; На руке обожженной чернеет пятно:   И закрыта с тех пор полотном.

Белинский высоко ценил «Иванов вечер». «По языку, — писал он, — это одно из удивительнейших произведений Жуковского» (Полное собрание сочинений, т. VII, стр. 178).

Замок Смальгольм действительно существовал на юге Шотландии, неподалеку от границы с Англией.

Анкрамморская битва — кровопролитное сражение при деревне Анкраммур (1545); шотландское войско возглавлялось крупными феодалами Арчибальдом Дугласом и Вальтером Скоттом-Боклю, а одним из английских военачальников был лорд Эверс.

Эльдон — «высокий холм с тремя коническими вершинами, над самым городом Мельрозом, в который любопытные приезжают смотреть развалины великолепного монастыря» (прим. Жуковского).

«…ты спасен или нет?..» — Имеется в виду «спасение души», прощение грешника богом на том свете.

Торжество победителей*

Написано в 1828 г. Напечатано впервые в альманахе «Северные цветы на 1829 г.», СПб., 1828, с пометой «Из Шиллера»; не полностью (отсутствуют стихи 129–140). Перевод баллады «Das Siegesfest» («Праздник победы»).

Как в «Кассандре» и «Ахилле», сюжет взят из связанных с «Илиадой» так называемых «малых» поэм «троянского цикла». Следуя Шиллеру, Жуковский строит балладу, чередуя два голоса, один из которых выполняет роль античного «хора». С речью, сопровождаемой «хором», в балладе выступают оставшиеся в живых после победы над Троей предводители греков. В переводе некоторых стихов Жуковский отходит от подлинника; так, он вводит отсутствующий у Шиллера образ Горгоны; в ряде случаев снимает то, что кажется ему недостаточно возвышенным (выражение «старый кутила» в речи Нестора и др.). В то же время Жуковский местами усилил в балладе философскую афористичность стиля («Жизнь живущих неверна…» и т. д.). В подлиннике эти стихи более описательны («Земная жизнь убегает, мертвые же не имеют конца»).

Белинский писал: «Если что составляет истинный ореол Жуковского как переводчика — это его перевод следующих трех пьес Шиллера: «Торжество победителей», «Жалоба Цереры», «Элевзинский праздник». Если бы, кроме этих трех пьес, Жуковский ничего не перевел, ничего не написал, — и тогда бы имя его не было бы забыто в истории русской литературы». И далее: «Перевод Жуковского… есть образец превосходных переводов, — так что если при тщательном сравнении иные места окажутся не вполне верно или не вполне сильно переведенными, — зато еще более найдется мест, которые в переводе лучше и сильнее выражены». В качество примера Белинский приводит принадлежащие Жуковскому стихи «По тебе, святой, великий Невозвратный Илион». (Полное собрание сочинений, т. VII, стр. 200, 204–205).

Носящий Горгону — Зевс.

Сын Атрея — Агамемнон.

Парид — Парис.

Кронид — Зевс.

Оилеев сын — Аякс Оилид.

Лучших бой похитил ярый… — речь Тевкра Теламонида, брата Аякса Теламонида, покончившего с собой.

Коварнейший — «хитроумный» Одиссей, которому несправедливо были отданы доспехи Ахилла, заслуженные Аяксом Теламонидом.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату