— Что «зачем»?
— Зачем ты подстроила нашу встречу?
— Ну, как. Мне же нужен друг, который знает обо мне всё, и с которым можно по душам поговорить? Тот, который потом не предаст. Человек, с которым хотелось бы просто поболтать, пожаловаться на свои беды, кто бы мог посочувствовать и что-то посоветовать? Нужен? Нужен! А то совсем рехнусь от своих занятий. Я уже выложила все горести и обиды своей кошке, но она отнеслась спокойно к моим словам. Мурчала только в ответ и щурила свои янтарные глазки, показывая всем своим видом, что расстраиваться нет ни малейшей причины. А раз она, кошка, здесь, то все отлично, замечательно и волшебно. Во всяком случае, мне подумалось, что именно такие мысли прятались этой пушистой черной головке.
Тут я вдруг заметил, что Лена чем-то очень сильно расстроена. Вообще-то поводов для огорчений у нее могло возникнуть сколько угодно, и о них не хотелось даже думать. Крутилось в голове постоянно одно и то же. Думалось, что ей плохо, что она подвергается постоянной опасности из-за специфики своего нелегкого труда и потому несчастна, что денег ни на что не хватает, и нет человека, с кем об этом можно было бы поговорить и пожаловаться, кто ей посочувствует и что-то посоветует.
Потом мы сидели у нее дома, пили разные спиртные напитки — крепкие и не очень, иногда всматриваясь в хмурую тоскливую погоду за окошком. Там сыпал мелкий колючий снег, и при первом же взгляде становилось понятно, что в Питере весной пока еще даже не пахнет.
— А где ты сейчас работаешь? Я имею в виду, официально?
— Я работаю в одном из университетов. Занимаюсь… э-э-э-э… современной фольклористикой, а мои частые поездки, командировки и отсутствия ни у кого вопросов не вызывают.
Мы еще долго и довольно приятно разговаривали. Наступила любимая стадия алкогольного опьянения: когда еще можешь ходить и говорить — но уже весело. Вермут сменился скотчем, а затем его место занял абсент. Когда она перестала рассказывать о себе, наступила моя очередь. Мой монолог затянулся до того самого позднего часа, когда настает практически полная тишина. Как-то незаметно разговор перешел на тему снов.
— Мне сегодня приснилась война, которую никогда не видел, — сказал я не совсем трезвым голосом.
— А мне приснилась какая-то чертовня, — охотно поддержала тему Лена. — Конечно, ты сочтешь это за бред и чушь, но сегодня ночью чуть с ума не сошла. А дело было так. Сплю, снится какой-то лютый кошмар, и от страха просыпаюсь. Проснулась, сходила в комнату раздумий, пришла, легла обратно, и понимаю, что двигаться не могу. Совсем. Ну, у меня такое часто бывает после сна. А тут вдруг прямо перед собой, около кровати, стоит нечто. Лица не разглядеть, ничего не видно — оно с ног до головы облачено в какое-то белое одеяние. И тут это «оно» начинает тянуть ко мне руки. Я, естественно, уже почти попрощалась с рассудком. Кричать не получается, тело все парализовано, рукой пошевелить не могу. И сказать, чтобы оно шло отсюда куда-нибудь подальше, тоже не могу. В общем, зажмурилась и лежу, жду, внутри все переворачивается от страха. Не помню уж, сколько ждала, но когда потом открыла глаза, оно уже исчезло.
Чтобы как-то высказаться, я изрек с умным видом:
— Вообще-то известный глюк, но тут ничего страшного. Все будет хорошо, перебори страх. Для меня подобное стало игрой, правда, у меня все это гораздо запущеннее. А такое тоже бывало, и похуже, даже пришлось переехать в другую квартиру. Я тут вот что подумал — может все-таки эти существа положительные? Мало ли что они хотят, а мы их боимся. В любом случае, никакого вреда причинить они нам не смогут. А то, что двигаться не могла — это называется паралич сна. Ничего страшного, но неприятно.
— Про сонный паралич хорошо знаю. Неприятно — это еще мягко сказано, хотя у меня раз в месяц стабильно бывает. Когда первый раз был сонный паралич, так испугалась, думала, впала в летаргический сон. Просто в этот раз это было не сразу после пробуждения, уже полностью проснулась, и в туалет сходить успела.
Вдруг мне почему-то захотелось изрекать глупости.
— Значит, — ехидно произнес я, — это пришел Песочный Человек. Главное не открывай глаза, а то кинет в них песок и вырвет потом с корнем, чтоб скормить своим выродкам на Луне. Видел, как это бывает в разных нехороших ситуациях.
— Остришь всё, шуточками отделываешься. Я видела нечто в белом и с капюшоном. Такое не забывается, причем случается со мной уже не в первый раз, но блин, как же страшно! А мне еще и ночевать одной сегодня.
— Хочешь, я с тобой останусь? Или еще лучше — иди ко мне?
— Что, прям так сразу? Не, не пойду. Что-то не хочется.
— Почему нет? Я серьезно. Зато не будет никаких кошмаров, обещаю.
Потом, когда мы легли на кровать, я отвернулся и мирно засопел, после чего получил ощутимый удар в бок:
— Э, ты это что? Ты не хочешь меня, да?
Конечно же, я хотел…
* * *
Утром я проснулся от мучительной головной боли и чувства противности в сухом рту. Зная по опыту, что лучше перетерпеть, стал разглядывать окружающее пространство. Лены нигде видно не было, кошки тоже.
На тумбочке, рядом с кроватью, лежали всякие женские мелочи и небольшая, немного потрепанная книжка в яркой бумажной обложке. Обычно в таком формате и оформлении издают дамские детективы, любовные бестселлеры и прочее чтиво для усталых домохозяек. В этот момент в комнату вошла Лена, видимо, она была на кухне. Вид у моей подруги был смурной, помятый и плохо выспавшийся.
— Черт! — сказала она. — Который час? Бля, три часа... Ни фига ж себе, поспали!
— Алкоголь в малых дозах безвреден в любых количествах, — вспомнил чью-то чужую мудрость. — Но только в правильных пропорциях.
— А ты как?
— Ничего вроде, только голова болит.
— У меня тоже, а все из-за тебя! Пришлось таблетки глотать. Напились вчера с тобой, как свиньи. Уж ты-то мог меня остановить! Вот так и тянет на нецензурную лексику.
— Думаешь, это тебе сейчас необходимо?
— Иногда хочется. Нужна эмоциональная разрядка. Никогда не позабуду превосходную лекцию по обсценной лексике, что прочитал нам в университете, на первое апреля, великолепный лингвист и филолог Артур Маркович Берг. Была такая славная традиция на филфаке — в этот день затрагивать самые оригинальные и нестандартные темы. Главная мысль была такой: в нашем языке мат является формой выражения не только недовольства, но и вообще всяких сильных чувств. В начале лекции профессор привел такой пример. Представьте, говорит, русского человека, что вдруг попал на берег теплого тропического моря и зрит изумительной красоты закат. Что говорит русский человек? Процентов двадцать аудитории хором сказали «Мамочки, красота-то какая!» Остальные восемьдесят отпустили версии разной степени нецензурности. Как бы там кому-нибудь ни хотелось, нецензурный словарный запас был, есть и долго еще будет неотъемлемой частью речи. Главным образом это определяется ее экспрессивной функцией, усиливающей значение сказанного. По-моему женщина вполне может использовать матерные слова, но в особых случаях, к месту и ко времени. А уж когда товарищ льет на ногу расплавленное олово, даже леди что-нибудь такое обязательно скажет. Думается, что мат вполне полновесная часть языка. Очень скверно, когда человек употребляет мат по скудости речи, затыкая дыры между словами, и использует «бля» вместо запятой, а «нах» вместо точки. Но, очевидно, бывают эпизоды, что не совсем точно отображаются словами «чрезвычайно досадное происшествие» и слово «п...ец» подходит более чем верно. Вот сейчас близка к такому состоянию. Какого дьявола мы вчера так надрались?
— Что читаем? — вместо ответа спросил я, вертя в руках книжку в красочной мягкой обложке. На лицевой стороне мускулистый мужик с физиономией профессионального футбольного хулигана размахивал внушительных размеров двуручным мечом. Чуть в стороне трое бравых ребят в форме новых российских
