многих других случаях. Оказалось, традиция жива и поныне. Обломки язычества до сих пор очень сильны, тысячелетие христианства бессильно перед народной памятью. В наши дни только в старинных документах можно прочитать, как и когда появились здесь первые представители христианской веры — основатели скита… Вас что-то настораживает? Что-то непонятно?

— Не то чтобы, просто не совсем ясно, — отозвался я. — Если прошла христианизация, а потом советизация, то как там вообще могли сохраниться хоть какие-то остатки язычества?

— Дело в том, что вера этих людей представляла собой язычество, для виду прикрытое бытовой христианской обрядовостью. Просто до Владимира Красно Солнышко они молились идолам, вырезанным из пней и камней, а после стали молиться вырезанным из этих же камней и пней чудотворным иконам и крестам. Разница только в форме и технологии обработки. О сути христианского вероучения основная часть православных не имела ни малейшего представления точно также, как не имеет его и сейчас.

— Да, но сохранность памятников и легенд…

— Удаленность, относительная изоляция, все это способствовало. Район стал чем-то вроде естественного заповедника. Взять хотя бы исследованный нами храм. Во время тщательного осмотра памятника, в подклети, нами был обнаружен спрятанный там ларь с рукописными книгами на старорусском, церковно-славянском и греческом языках. Видимо, в период репрессий монахи успели его сохранить перед самой своей гибелью. Одна из рукописей, как потом выяснилось, была списком «Повести о язычниках». Сам же оригинал «Повести…» до нас не дошел. Возможно, он и будет еще обнаружен, но сильно в этом сомневаюсь, если честно. На крупные открытия в наше время рассчитывать не приходится. Парадоксально, но именно то, что храм при советской власти использовался как зерновой амбар, помогло сохранению рукописей. Деревянная церковь могла просто-напросто сгореть, если бы не административная защита в качестве зернохранилища.

— Извините, а геологи у вас что делали? — перебил я, вспомнив разрешение спрашивать сразу.

— Геологи изучали карстовые пещеры, в частности, так называемый «Пинежский провал», — пояснил Вилен Николаевич. — Вот в этой-то пещере мне и удалось найти интереснейший артефакт, не замеченный почему-то ни одним из прежних посетителей. Это был вырезанный из материнской горной породы идол выше человеческого роста. Время несколько сгладило его черты, и спелеологи принимали его за естественное образование. Подробно об этой находке можно прочитать в моей статье «Пинежский идол», которая вышла в первом номере нашего журнала за восьмидесятый год. Коллеги долго не верили что это настоящий языческий идол, многие считали его недавней поделкой, даже наш геолог сомневался. Впрочем, в науке всегда так: для того чтобы новые результаты были окончательно признаны научным сообществом, их должна еще официально подтвердить независимая группа экспертов. Приходится преодолевать все стадии: от «не может быть» до «давно всем известно». Как уже говорил, экспедиция была комплексной. Она обнаружила два важнейших артефакта — «Повесть о язычниках» и идола, впоследствии названного «Пинежским идолом». Изучение находок, обработка материала и публикация результатов, в силу ряда причин, растянулась на многие годы. Сейчас «Повесть о язычниках» издана, и вместе с переводом на современный русский язык с ней легко можно ознакомиться. К тексту прилагается научный комментарий и обширная библиография. Главная же тема для меня, как для исследователя — изучение нежити. Вы можете почитать мою основную монографию — «Нежить: правда и вымысел», в полном варианте вышедшую в издательстве «Русский Север» пять лет назад. Еще бы рекомендовал учебное пособие под моей редакцией — «Основы нежитеведения», издание нашего университета. С самого начала работу мою преследовала какая-то мистика: то документы бесследно теряются, то нужная литература исчезнет, то сотрудники уедут без всякого предупреждения, то собранные материалы пропадут. Причем потерянные материалы обнаруживались потом в самых неожиданных и неподходящих местах, куда ну никак не могли попасть обычным, естественным путем. И главное — само число — шестого числа, шестого месяца, шестого года. По суеверному преданию в этот день должен был родиться сын Дьявола, но в тот день родилась моя монография. Вернее — была подписана в печать. К тому же мой день рождения тоже шестого июня. Так что цифра «шесть» мне лично приносит удачу, а по нумерологии «шесть» — цифра любви. Сама монография проходила апробацию в здании бывшей НКВДешной «психушки», где теперь расположена наша кафедра. Это вообще место мистическое — там до сих пор призраками бродят неупокоенные души некогда там заточенных.

— А раньше-то как вы работали?

— Вы будете смеяться, но вполне эффективно несмотря ни на что! Я начал разрабатывать свою тему еще на закате советской власти, даже лекции в университете читал под видом научного атеизма! Мой курс был чисто формально замаскированным нежитеведением, за что и огребал регулярные претензии от коллег — коммунистов. Теперь все нормально. Курс читается в нашем университете под своим истинным названием, а наша кафедра — Кафедра нежитеведения — является ведущей у нас на факультете. Нежить — общий термин, объединяющий всех осязаемых и бесплотных существ, что раньше жили обычной жизнью, а потом, как бы умерли, но в силу ряда причин сделали это не вполне и не совсем полностью, или как-то несовершенно. Иначе говоря, после «смерти» они продолжили свое существование, частично сохранив прежний облик либо полностью преобразившись в нечто совсем другое, став, например, призраками. Особого интереса заслуживает английский вариант слова «нежить» — «undead». В буквальном переводе это означает «немертвый», причем приставка «un-» в английском языке имеет сильно выраженный смысловой оттенок открывания, раскрытия чего-либо, обращения вспять (uncover, unveil, undone). Владимир Даль, посвятивший более пятидесяти лет изучению русского языка, писал, что слово «нежить» происходит из северных территорий России и означает «все, что не живет человеком, что живет без души и плоти, но в виде человека». В своем знаменитом словаре Даль приводит интересную русскую поговорку: «В нежилом доме нечисто. В нежилом доме одна нежить». Согласно старинным поверьям, нежить не живет и не умирает. У нее нет своего облика, поэтому она всегда принимает какую-либо личину. Нежить бывает телесной и бестелесной. Телесная нежить имеет живое вполне осязаемое тело, которое существует как бы «без собственной души». У бестелесной же, напротив, «душа» есть, но нет материальной формы, и в мире живых такая нежить обретается в качестве «чистого духа». Иногда бестелесная нежить становится видимой, но только для отдельных особо чувствительных людей, или же находящихся в определенных благоприятных условиях, как случилось со мной в пещере «Пинежский провал». Из нежити у нас обычны: «демоны», призраки, домовые, водяные, болотники, полевики, лешие, русалки, навки или, как их еще называют — мавки. Привидения, они же призраки, хоть и встречаются, но все реже и реже. Демоны — устаревшее название для всей свободноживущей нежити: в славянских странах некоторых демонов называли бесами, причем так именовали только злую нежить. Навки же, как правило, добрая, до определенной степени, нежить. Они имеют немало сходства с русалками: их тоже представляют в виде юных дев с длинными волосами и в белых сорочках или совсем голых. Навки вступают в интимные контакты с мужчинами, вытягивая из них силу, за счет чего и живут. Согласно поверью, спецификой внешнего облика навок является отсутствие кожного покрова на спине, вследствие чего их также называют «не имеющие спины». Но в действительности ничего подобного нет, в чем вы и сами могли прекрасно убедиться. Наша с вами хорошая знакомая Эля — типичная навка, ставшая берегиней, Хранительницей Места в городе. Она все-таки утопилась тогда, на набережной, но в силу ряда причин, а главное — благодаря оказавшейся там старой Хранительнице Места, получила возможность своего существования в новом качестве. Вообще-то, я не специалист по городской нежити, занимаюсь «сельской» — то есть обитающей на природе. У городской нежити свои специфики, хотя основные принципы те же, а эти ваши знакомые «демоны» — обычная городская нежить. Вам, на самом деле, лучше обратиться к моей коллеге — Яане Юхановне Тайвере, сейчас она в отъезде, но я дам вам ее электронный адрес. Она читает курс городской демонологии на нашей кафедре.

— Извините, Вилен Николаевич, — подал голос я, когда профессор сделал паузу, похожую на заключительную. — А ваш факультет, как называется? Просто интересно.

—Я не говорил, нет? Факультет этнистики и антроповедения. Это Новоладожский университет.

— А это не то же самое, что антропология и этнография? Или этнология?

— Не совсем… но об этом почти всегда спрашивают. Антропология изучает человека, как биологический вид, а антроповедение — как информационно-культурный феномен. Иногда антроповедение определяют как «практическую психофизиософию», но это в корне ошибочно, и отдает дремучим шарлатанством. Этнография — наука об этносах в культурно-историческом плане, а этнология, с которой ее