12 июля 1943 г. связной партизан Павел Шаметько доставил новое письмо из «Дружины». Оно было длинным, на трех листах, и в нем было полно ругани. Партизаны ответили в том же духе, используя нецензурную лексику. После этого Родионов переписывался с партизанами, уже не ставя в известность Богданова.

Вскоре партизаны выяснили, что внутри командного состава соединения наметился разлад, а у самого Гиля возникли серьезные сомнения относительно дальнейшей службы у немцев. И последующие письма — а их было более 20 — подтвердили это предположение.

После недели переписки Гиль неожиданно поставил вопрос о гарантиях в случае перехода. Титков и Манкович заподозрили Гиля в неискренности, считая, что его готовность перейти на советскую сторону — хитроумная игра СД[322]. Тем не менее партизаны запросили Москву и 23 июля получили ответ начальника ЦШПД П.К. Пономаренко: «Дать гарантию, усилить агитацию, использовав любую связь, в том числе и личную переписку с Гиль-Родионовым, для разложения его бригады»[323].

Такое же указание, согласно воспоминаниям бывшего начальника БШПД П.З. Калинина, получило командование бригады им. К.Е. Ворошилова. Командиру соединения, Д.В. Тябуту, 23 июля 1943 г. было дано разрешение начать прямые переговоры с Гиль-Родионовым. Возможно, в тот момент обозначилось соперничество между партизанскими соединениями за то, кто быстрее распропагандирует Родионова[324].

Указания, поступившие из ЦШПД, навели командиров бригады «Железняк» на мысль о выпуске обращения, адресованного командованию «Дружины». Материал готовился при участии редактора партизанской газеты М.А. Загоровского. Партизаны обращались к Родионову, Богданову, Орлову, Волкову, Шепелеву и другим офицерам, призывая их одуматься. «После разгрома немецких войск в районе Курска и Орла, — писали народные мстители, — одни лишь идиоты могут цепляться за фашистскую Германию, как утопающий за соломинку»[325].

В обращении предлагалось: всей бригаде перейти к партизанам. Чтобы переход прошел без эксцессов, давалась гарантия — никто из офицеров не будет арестован, кроме лиц, изоляции которых потребуют партизаны. Все офицеры будут восстановлены в советских воинских званиях, будут иметь возможность наладить переписку с родственниками, оформить для них через ЦШПД денежные аттестаты. Было дано обещание, что будет сделано все, чтобы они могли полностью реабилитировать себя перед Родиной[326].

Партизаны подготовили обращение в нескольких экземплярах — для каждого старшего офицера. Обращение разослали через подпольщиков, минуя постоянного связного Павла Шаметько. Сделано это было с тем расчетом, чтобы посмотреть на реакцию «дружинников», узнать, с кем можно вести переговоры, а с кем нет. С другой стороны, этим шагом преследовалась и другая цель: усилить наметившийся раскол в «Дружине» и в дальнейшем договариваться с теми офицерами, которые заинтересованы в предложении партизан.

Несколько дней спустя в бригаду «Железняк» доставили ответы. Исходя из них, стало проясняться, кто и какой позиции придерживается. Так, Богданов сразу отверг предложение партизан, написав, что будет «до последней капли крови сражаться за новую Россию». Полковник Волков сказал, что готов служить хоть самому черту, были бы только водка и женщины. Он и в самом деле ежедневно устраивал вечеринки и «свадьбы», причем не брезговал даже тем, чтобы вытянуть из тюрьмы «Службы предупреждения» тех женщин, которые были связаны с подпольем и подлежали расстрелу. Полковник Орлов писал, что разделяет в основном позицию партизан, однако он не очень верил в предоставляемые гарантии, не без оснований полагая, что за измену Родине их ожидает наказание. Майор А. Шепелев ответил расплывчато, сославшись на то, что он вынужден быть осторожным в своих словах[327].

Ответ от самого Гиль-Родионова несколько задержался. Письмо он передал через Шаметько. Титков замечает, что тональность послания комбрига «Дружины» изменилась: «В нем совершенно отсутствовала ругань в адрес Советской власти, евреев и большевиков, как это имело место в его предыдущих письмах. Отсутствовала и агитация за 'новую Россию'. Теперь его больше всего интересовали наши гарантии: на чем они основаны и нет ли в них провокации с нашей стороны. В ответ мы написали листовку под названием 'Родина зовет!'»[328].

Партизанская листовка на Родионова подействовала, однако на переговоры с народными мстителями, намеченными на 28 июля, пришел начальник контрразведки Богданов. Встреча была назначена на мосту между деревнями Будиловка и Красное. Командование бригады «Железняк» представлял капитан П.П. Юрченко. Однако переговоры тут же зашли в тупик. Оказалось, до войны Богданов и Юрченко служили в одной воинской части, и общение свелось к тому, что Юрченко пристыдил своего бывшего командира, а Богданов, не желая его слушать, якобы трусливо бежал с места встречи.

По информации П.З. Калинина, на встречу с Богдановым пришел командир бригады им. К.Е. Ворошилова Д.В. Тябут. Переговоры не принесли результатов. Богданов категорически отверг предложение о переходе к партизанам. «Единственной его 'уступкой' было обещание не участвовать в карательных экспедициях. Но этот вопрос решал не он, а гитлеровское командование»[329]. Та же точка зрения встречается у С. Стеенберга: «Богданов категорически отклонил предложение о переходе и согласился только на то, что бригада не будет ничего предпринимать против партизан, в случае если они, со своей стороны, не будут тревожить население, немецкие части и самую бригаду. Переговоры окончились безрезультатно»[330].

Партизаны были удивлены таким поворотом событий. В письмах Родионова вроде бы говорилось о его готовности вести диалог, но фигура Богданова, неожиданно пришедшего на переговоры, спутала карты. Ситуация прояснилась несколько позже, когда из штаба Гиль-Родионова доставили записку майора Шепетовского. Из нее следовало, что внутри «Дружины» произошло столкновение между двумя группами офицеров — теми, кто собирался остаться у немцев, и теми, кто готовился перейти к партизанам. Группу «невозвращенцев» возглавлял Богданов, который в отсутствие Блажевича заручился поддержкой СД и стал твердо добиваться замены Родионова на посту комбрига, обвиняя последнего во всех неудачах. Богданову было известно и то, что Гиль ведет переписку с партизанами, но ее конечной цели он не знал. Поэтому Богданов лично отправился на переговоры, как представитель Родионова. Параллельно с этим он поручил своим сотрудникам (более 40 человек) собирать компромат на комбрига, не останавливаясь ни перед чем. И в начале августа контрразведчики бригады арестовали подпольную группу из села Глинное. Однако вытянуть какую-либо ценную информацию из подпольщиков не удалось, и всех советских агентов ликвидировали 5 августа 1943 г.

Становилось все более очевидно, что в ближайшее время Родионов будет снят с должности. Он и сам это чувствовал, боялся вести переписку, а просил обо всем информировать партизан майора Шепетовского, чье послание и было передано Титкову. Гиль получил ответ: «Командиру русской национальной бригады Родионову. Считаю нужным напомнить вам о провале переговоров вашего и нашего представителей на мосту между деревнями Будиловка и Красное. Предлагаю переговоры вести лично. Ответ ожидаю завтра к 8.00. Встречу назначаю в деревне Будиловка» [331].

Родионов не отвечал больше недели. П.З. Калинин утверждает, что Гиль пошел на переговоры с Д.В. Тябутом 10 августа 1943 г.[332] Иная версия содержится в мемуарах И.Ф. Титкова. Родионов попросил Шепетовского написать очередное послание командиру «железняковцев» 13 августа 1943 г.:

«Командиру партизанской бригады 'Железняк' капитану Титкову.

Обращаюсь к Вам, имея на то полномочия командира русской национальной бригады подполковника Родионова. Подполковник предложил мне сообщить Вам, что им ведется подготовка для контактирования ваших действий с действиями руководимой им бригады. Поэтому впредь до согласования с