широким шагом встречных, он не оглядывался и даже не следил по сторонам.
— Пусть, пусть! Сразу хлоп и готово, пожалуйста! Пожалуйста! — шептал на ходу Башкин и улыбался, лихо, криво, насмешливо. — Пожалуйста!
Башкин крепко жал к боку портфель, чуял все время через пальто железную книгу.
— Какой приказ, скажите! — шептал Башкин. — В сопровождении предъявителя сего немедленно явиться… Являюсь! Являюсь! — громко говорил Башкин и что есть мочи кидал вперед ноги — оглядывались прохожие. — Пусть язык хоть там высунет шпик этот. Сопровождайте, дело ваше. Ваше-с дело-с. Намекал, что «сердиты и уж, знаешь, плохо будет». А может, и не отдам «образца», а может, и не вам: «страшно стало нести и занес»… в другое место. Да что вы в конце концов… — Башкин колотил тротуар ногами. — Я сказал, унесу. Милая! А почему ж ты меня не поцеловала? Сын! А сын бы висел и ножками, ножками дрыгал. Прелестный ваш сын. И может, еще подрыгает, — и Башкин тряс на ходу головой, — нет, думаете! А если я прямо к вам зайду и отнесу — пожалуйста! Серьезно, мне некуда деть, — и Башкин поднял брови и выпятил губы. — Ну и что же? — Башкин скромно похлопал, будто почавкал веками. — А потом взялся бы Грачек, не наши, а Грачек, за это дело. Самая бы сволочь эта. Это вы, Карл Федорович, меня, может быть, Грачеком тоже пугаете? Плохо-то будет? А я Грачеку и снесу, — и Башкин свернул на Соборную площадь. Он слышал сзади:
— Пест! Песет!
— Догоняй, голубчик! — Башкин шел, расталкивал публику, ему казалось, что у него не шляпа теперь на голове, а взъерошенные волосы, а, черт с ними. И все равно, все к черту равно! И она, сволочь, мамаша эта. Все плачут, когда им на пальцы, а по чужим ходить, так, как по паркету. Все! И мальчики, и Колечки разные миленькие, и папочки сволочи!
Башкин несся.
— Стой! Обходи! — городовой толкнул Башкина в грудь. В это время дверь участка отворилась, выбежал лысый курьер, откинул фартук пролетки, и Грачек вышел из дверей, бросил двери, шел через тротуар по пустому проходу к пролетке, глядел красными веками, невидимыми глазками — ни на кого, а поверх. Башкин сунулся:
— Господин Грачек! — лающим голосом крикнул Башкин.
Грачек, не глядя, сунул рукой, и Башкин, спотыкаясь, отшатнулся назад. И вдруг бросился вперед, взмахнув вверх портфелем, и грохнул им вслед Грачеку.
— Сволочи! — успел крикнуть Башкин. Взрыва он уж не слышал.
Ахнул воздух, дома как выплюнули стекла, все повалились вокруг, и кто мог — вскочил и бежал, бежал, пока его не хватали, и не мог человек долго сказать слова, а, открыв рот, шарил круглыми глазами.
Шесть человек было убито. Обе ноги Грачека на третий день нашли на крыше собора.
Ротмистр Рейендорф отказался в кровавых кусках опознать Башкина.
Полкаша
ТОЛЬКО через три недели докопались: нашли адрес стариков. Послали пакетом опись вещей — «предлагает явиться для вручения оставшегося от покойного имущества», протокол —
Груня сидела с мальчиком у груди против Глафиры Сергеевны. Ждали Израиля — позволили уж видеться Тайке, упросить, может, пойдет. Подали пакет.
— На твое имя, Грушенька, — подала Глафира Сергеевна, взяла младенца. Груня вскрыла, стала читать и вдруг вскочила, схватила младенца, вырвала из рук Глафиры Сергеевны, прижала к груди, и старуха видела: задушит! задушит! Груня давила к себе ребенка и вскрикивала:
— Витя! Витя!
Старуха все поняла. Всеволод Иванович поднял с полу пакет, — стойте, стойте! Что же ведь? — нащупал очки — дрожала бумага, прыгали буквы проклятые, и вдруг Всеволод Иванович положил листы ничком на стол, спешно вышел, фуражку содрал с вешалки. Вышел, пошел к открытым воротам и остановился у собаки. Собака совалась мордой, махала истово хвостом.
— Полкаша! Полкаша мой, бедный ты, бедный мой! — говорил и трепал собаку по голове Всеволод Иванович. Потом вдруг махнул рукой и спешно вошел в ворота.
К девятнадцатому мая Таня была в Вятке.
Примечания
1
Подождите, пожалуйста!
2
Сотрите это!
3
Там я и хотела бы жить!
4
Невозможно, невозможно
5
Возможно
